Те, кто сидел внутри пикапа, не предусмотрели подобной ситуации — на засаду, тем более на стихийную, они вряд ли рассчитывали. А вот алжирцы оказались готовы ко всему. Винтовка с оптикой взмыла вверх и коротко грохнула. Лобовое стекло пикапа покрылось мелкой сеткой трещин, а напротив водителя образовалась аккуратная круглая дырка. Хорошо стреляет, гад! Пикап резко повело вправо, он протаранил несколько ресторанных столиков и плотно впечатался в кирпичную стену. Двое Мессуди мигом кинулись к машине и через полминуты вернулись, таща под руки невысокого худощавого паренька с огромным рассечением ровно посередине лба. Пассажир был в сознании — он еле поспевал волочить ногами, пока два крепыша без особых усилий шустро тянули его тело на своих плечах. Лицо заливала кровь из сечки, грудь тяжело вздымалась и опускалась, но даже отсюда Хельмут видел, что никаких серьезных повреждений нет, так, сплошная «косметика». Может ребра еще пострадали, но вряд ли, парень вроде не морщится от боли. Одна из двух девушек внезапно завопила дурным голосом. Раненый пассажир поднял на нее глаза, и Хельмут все понял. Понял еще до того, как Хаим больно ткнул девчонку кулаком в солнечное сплетение, заставив заткнуться, а парень неожиданно ловко встал на ноги, сбросил свои руки с плеч конвоиров-провожатых и коротким боковым с левой смачно залепил одному из них прямо в глаз. Тот от неожиданности едва не упал, с возмущенным воплем схватился за лицо, а его напарник обрушил на раненого бедолагу целую серию ударов. Тот принял большую их часть и без того пострадавшей головой, однако, к удивлению Хельмута, не только не упал и не потерял сознание, но и двинулся вперед, грозно заорав и неуклюже замахав руками. В лучших традициях боевиков он угостил Мессуди носком кроссовка между ног, а затем развернулся и кинулся на обидчика своей возлюбленной. В том, что это его девушка, Хельмут уже и не сомневался. Хаим уверенно встретил парня. Он был выше на добрую голову и чуть не вдвое шире, и никакая сила духа и чувство справедливости не смогли бы изменить исход этого поединка. И опять Хельмут рванул было наружу, уже в третий раз, чтобы разменять свою жизнь на жизнь очередного влюбленного юноши, но вновь пришлось остановиться в самый последний момент. Хаим не стал убивать или калечить парня. Он аккуратным и коротким тычком в челюсть отправил его в нокдаун, прижал лицом к асфальту и просто-напросто свел ему за спиной руки, а затем связал их серебристой изолентой. Бедняга изо всех сил сопротивлялся, невзирая на «успокаивающие» оплеухи, заставляющие биться лицом о твердый тротуар. Он выплюнул кровавый сгусток с белеющим посередине зубом, чтобы было легче дышать, и еще пару раз дернулся, но вырваться так и не удалось. Только-только отдышавшаяся девушка снова набрала воздуха, чтобы закричать, но брат Хаима, на миг отпустив свою жертву, ловко прикрыл ей рот ладонью. Хаим усмехнулся, глядя на это, и решил проблему все той же изолентой. Девушка вынужденно смолкла, способная теперь лишь стонать. Она пыталась что-то сказать своему защитнику, но наружу вырывалось только неразборчивое мычание. Парень смотрел на нее исподлобья красными от ярости глазами. Парочку втолкнули в фургон, а следом и подругу несчастной девушки, от увиденного расставшуюся с мыслями о любом сопротивлении. Она покорно вошла внутрь машины и даже не шелохнулась, когда рука Хаима скользнула ей под юбку и схватила за пятую точку. Братья загоготали. Хельмут стиснул зубы. Может, сейчас? Ребята в машине, все четверо гадов на виду, как на ладони, Хельмут! Шлепнуть Хаима, и его свита растеряется, превратится в легкие мишени. Ах, если бы. Они ведь, сволочи, не постесняются взять невинную молодежь в заложники, случись что, или, хуже, заденут своих пленников пулями. Нет, Хельмут, такие дела так не делаются. Ты ведь знаешь, где они живут. Лучше напасть на них там, где они этого не ждут. И когда не ждут. То-то будет потеха, ублюдки. Вам ведь и в голову не приходит, что и в ваш дом может постучаться смерть? А она может! Едва фургон сорвался с места, Хельмут и Бастиан, не сговариваясь, бросились к разбитому пикапу. Из-под смявшегося капота машины струился вверх серый дымок, но двигатель могуче тарахтел, готовый в любой момент вернуться на дорогу и потащить за собой железную махину. За рулем сидел парень, на вид чуть старше Бастиана. Пуля пробила ему грудь — правая сторона зеленой футболки вся потемнела и пропиталась теплой кровью. Руки опали вдоль тела, рыжая голова склонилась на плечо, на стремительно бледнеющем лице ясно виднелась россыпь веснушек, похожих на созвездие. — Эй, парень, ты живой или как? Пристегиваться надо! — в сердцах воскликнул Хельмут — при аварии водитель усугубил свое положение, крепко врезавшись в подушку безопасности, которая теперь свисала бесформенным дряблым комом с колеса руля. Хельмут отстранил ее и аккуратно вынес парня из салона. Этот оказался крупнее и тяжелее своего приятеля, но Хельмут справился. Он посадил водителя на асфальт, прислонил спиной к машине и схватил его запястье. Пульс прощупывался, но слабел на глазах. Черт, Бастиан, да не крутись ты тут под ногами, стань и стой на месте! — Очнись же, очнись, — бормотал Хельмут, поднимая парню руки. Он уже хотел стянуть с него футболку и приступить к перевязке раны, как тот вдруг пришел в себя и дернулся в сторону, что-то проронив на непонятном языке. — Он русский, я понял, за кем они приехали! — возбужденно выпалил Бастиан. — Вспомнил девушку, Мария, ее зовут Мария! — Отлично, это поможет, я ж просто знаток русского языка! — раздраженно ответил Хельмут и медленно, по-английски сказал. — Понимаешь меня? Подними руки, я… — Френдс, туморроу, хиа, — негромко, с болью в голосе ответил тот с сильным акцентом — таким сильным, что смысл трех этих слов добрался до Хельмута не сразу. Водитель дышал с присвистом, иногда как будто давясь воздухом. Он терял слишком много крови. Жизнь покидала его тело стремительно и необратимо, никакая перевязка уже не спасет. Счет пошел на секунды. — Ноу, ноу, — вяло отмахнулся он от помощи Хельмута. — Плиз, май френдс, туморроу, хиа. Май френдс. Хелп май френдс, нот ми… Хельмут в нерешительности замер, совершенно не зная, что предпринять, а потом почему-то спросил: — Как тебя зовут? — Ваня. Иван, — последнее слово раненый скорее выдохнул, чем произнес. — Иван, прошу, подними руки, я хочу пере… На полуслове Хельмут осекся — поздно помогать. Паренек в последний раз втянул в себя воздух со скрипящим присвистом, поперхнулся, кашлянул и утих. Хельмут сидел возле него на корточках и смотрел на застывшее лицо несколько минут, погрузившись в тяжелый хмурый транс. Бастиан переводил взгляд с него на мертвеца, не решаясь побеспокоить своего старшего знакомого. К слову, Хельмут сам не понимал, что такое на него накатило. Просто какое-то оцепенение, временный паралич, когда кажется, что замер не только ты, но и все вокруг. Он всматривался в бледное веснушчатое лицо этого парня, пытаясь представить себе, как угасает его сознание, только что бывшее здесь, рядом. Интересно, видит ли этот бедняга что-то, или просто сваливается в тьму, лишенную всяческих ощущений? Да нет же, смерть — не конец, Хельмут, ты это знаешь, хорошо знаешь… Неизвестно, сколько Хельмут мог бы так просидеть, устремив стеклянный взгляд в никуда, не услышь он ровный, спокойный голос. — Не забывай, о чем просила Агата. Дернувшись и подняв глаза, Хельмут увидел стоящего посреди дороги мужчину, в сером костюме с галстуком и стильных темных очках. Того самого мужчину, на которого указывала супруга в том мутно сне. Незнакомец улыбнулся и сделал шаг вправо, скрывшись за пикапом. Хельмут резко вскочил на ноги, отчего в глазах на миг потемнело. Но ему было плевать на эти неудобства. Он рывком добрался до того места, где стоял непрошеный гость, но, разумеется, ничего не увидел. Обошел машину, но, увы, без какого-либо результата. — Что с Вами? — непонимающе спросил Бастиан — решил, должно быть, что старик совсем с ума сошел. — Ничего, показалось, — устало ответил Хельмут и махнул рукой. В груди тихонько кольнуло. — Ну и денек сегодня. Похоже, нам снова придется поработать могильщиками. Поможешь? — Конечно, — кивнул Бастиан. Они подняли русского — Хельмут взялся за подмышки, а Бастин за ноги — и понесли его к машине. Хельмут еще не знал, где они будут хоронить парнишку, но отметил одно — Бастиан был совершенно спокоен. И пока оставалось неизвестным, хороший ли это знак или не очень. Глава 13. В дороге Томаш подсказал, что ехать через Гданьск или даже ломиться на объездную совсем не обязательно — до Германии можно с такой же скоростью, а то и быстрее добраться через Лемборк, Кошалин и Щецин. Хорошо, что мы заранее сохранили вид с карт Google — точнее, это сделал Леха по какому-то наитию, еще до нашего попадания в Польшу. Списал у Семена адрес машкиной общаги, вбил в навигатор взятого из супермаркета смартфона, а потом сохранил несколько скриншотов, с разным масштабированием и хорошо заметным маршрутом. Дорога мне нравилась — стоило вырваться из разросшейся опухоли агломерации и оставить позади Реду, как на душе сделалось спокойнее. А вот Леха, наоборот, нервничал — без конца кусал губы и перехватывал автомат. То так возьмется, то эдак, как будто ждет не дождется, когда же можно будет пустить его в ход. — Спят, голубки, — негромко сказал ему я, посмотрев в зеркало заднего вида. Томаш и Наталья задремали сразу же, как только мы определились с маршрутом. Собственно, от меня ничего особенного и не требовалось, кроме как мчать навстречу ветру по шоссе E28. Небо то хмурилось, то прояснялось, что для здешних мест явление вполне нормальное. Ничего необычного нам на пути не встречалось, кроме разве что шпаг белого света, пронзающих небо и уходящих далеко ввысь, теряясь и сливаясь с верхними видимыми нам слоями атмосферы. К этому как-то быстро привыкаешь, что ли. Такое вообще происходит со всем, чему не знаешь объяснения. К счастью, скопления зомби неизменно находились на порядочном удалении от дороги, и нам никакого явного дискомфорта не приносили, кроме, разве что, гнетущего ощущения собственной беспомощности. Фонтаны света красиво рассекали синеющие сумерки, создавая совершенно инопланетную картину. Дамский фокус прекрасно вел себя на дороге, мне он нравился больше своего старшего собрата, на котором укатили Ванька с Семеном — тот все же великоват, громоздкий, тяжелый, я навряд ли бы сросся с ним так легко и быстро, как с маленькой юркой легковушкой. На ста тридцати километрах в час машина шла легко, как будто скорость на самом деле была ниже по меньшей мере вдвое. Я жал газ до упора, иной раз приближаясь к отметке «170», и тогда фокус начинало чуть-чуть потряхивать, но и то не так, чтобы испугаться и в панике давить на педаль тормоза. Наверное, с прежней хозяйкой машинка не знала скорости большей, чем сто километров в час. С другой стороны, водители в Польше любят лихачить, даже в городе, где спокойно невозможно перейти зебру. Если светофора нет, никто и не подумает тебя пропустить. Наоборот, перед самым переходом будут разгоняться, как будто нарочно… — Нафига они ракетами своими разбрасываются? — задал я, в общем-то, риторический вопрос, но Леха все же изъявил желание ответить, привычно начав с ворчливой и самодовольной критики с переходом к диванному анализу ситуации. — Логики у тебя нет. Кто у нас гегемон? Даже не гегемон, а гегемонище? Америка, кто ж еще-то. Экономических конкурентов — настоящих, полноценных — у них нет, в мифы о Китае я не верю, без обид. А вот в военном смысле Россия вполне себе могла их амбиции сдерживать, только и всего. То есть, в прямом боестолкновении против Америки и весь мир бы не выстоял, но потрепать бы потрепали. Нам же с тобой прямо сказали, сами военные — все, полный швах, нету армии. А у пиндосов, скорее всего, еще есть. Повоевали с зомбяками, те потом отхлынули подальше, и появилось время подумать. Россия провалилась в задницу куда глубже, чем Штаты. У тех хоть уши из ямы торчат, а наша с тобой Родина уже на дне, издыхающая, аки рыба на берегу, я это тебе даже без всякого Интернета скажу. Китай, скорее всего, тоже в отключке, с его-то населением полуторамиллиардным. Но ведь зомби по-тихому ушуршали с улиц и компактно скучковались не только в Штатах, а везде — уж наши западные партнеры-коллеги точно это знают, поверь. Значит, у русских и китайцев появилась возможность угомонить остатки своего народа и восстановить какую-никакую дисциплину в стране, не находишь? — Нахожу… — Вот, а чего тогда спрашиваешь? И, наконец, вывод моих пусть сумбурных, но все-таки логичных рассуждений — проще всего добить потенциального супостата, не давая ему даже головы приподнять. У американцев подавляющее преимущество в вооружении, подавляющее, нам такой арсенал и не снился. — Это все ладно, но какого же художника такое мощное и ядовитое оружие применять? Нельзя уничтожить военные объекты этими, как их, конвенциональными боеприпасами? — Можно, но че мелочиться-то, если заодно можно поставить небольшой такой экспериментик? Взорвать одновременно пару-тройку десятков ядерных боеголовок, подальше от своего эльфийского Заморья, и посмотреть, что будет дальше, выживут ли, так сказать, туземцы, или, если начистоту, лабораторные крысы. Вот, смотрят теперь, анализируют. Два в одном, приятное с полезным — и преимущество свое упрочили до недосягаемого уровня, и для науки пища. — Лабораторные крысы, — тихо, медленно и вдумчиво повторил я. А ведь так оно и есть — кто мы, как не беспомощные и ограниченные лабораторные крысы для заокеанских сумрачных гениев? Мы — не только русские, но весь мир, включая и рядовых граждан США. Чего только на нас не обкатывали. Маркетинговые приемы, изощренные политтехнологии, добровольно-принудительное приобщение к всемирной информационной кормушке, от которой уже не сбежишь… Да всего и не перечислишь. Так что переход к испытанию атомом совсем не выглядит неожиданным. Я внезапно ощутил себя свободным. Точнее, меня, наконец, осенило, как назвать это чувство, родившееся в момент ядерного взрыва и долгое время оттесняемое и придавливаемое бурей совсем других, более ярких и горьких переживаний. Я свободен, ребята. И вы все свободны. Все, кому посчастливилось выжить. Никаких правил, никакой назойливой матрицы с ее липкими щупальцами, с каждым годом жизни обволакивающих все сильнее и сильнее и делающих побег почти невозможным. Странное чувство, скажу я вам — легкость и свобода на руинах мира, мчащегося по затухающей инерции старого импульса в неизвестном мне направлении. Только одно я знал точно — никакой карьеры, никакой бесполезной учебы, никакого назойливого социума. Теперь — только джунгли, только выживание и только хардкор. Зато в голове быстро стало ясно. И немного голодно — слишком уж мы все привыкли сутками напролет высасывать из Сети всевозможную информацию, от фотографий с котиками до научных (чаще с приставкой «псевдо») статей. Самое печальное, что почти всегда это делалось бесцельно и впустую. Эх, лучше б я все эти годы оружие изучал, способы выживания, например, а не занимался ерундой. — Главное, чтобы наши ответку не кинули, по Европе, например. — Не кинули, — сразу ответил Леха, с типичной железобетонной уверенностью. — Уж поверь, мы бы об этом как-нибудь узнали — земля бы под ногами заплясала похлеще, чем сегодня. А сейчас уже сколько времени минуло? Несколько часов… Нет, не боись. На этом разговор утих. Несмотря на то, что Леха праводоподобно расставил точки над «и», представив ситуацию в весьма мрачном свете, мне почему-то стало лучше. То, что давно намечалось и к чему все шло, свершилось. Что ж, всплакнем и едем дальше. Правда, Леха вот почему-то снова вернулся в нервозное состояние. Его словно переполняла энергия, которую некуда было деть. И опять он начал хвататься за автомат, кусать губы и вертеться в кресле, всматриваясь то вправо, то влево. Я на минуту подумал было, что это он из-за Натальи терзается, но вскоре понял, что это не так. Леху грызли какие-то напряженные размышления, не давали ему покоя и заставляли прогонять их в голове снова и снова. — Ну, чего ты издергался-то весь? — Что-то нехорошее предчувствие какое-то, — неохотно ответил Леха, не раскрывая сути своих тревог. — Помянешь вот мое слово, зря мы в Гданьск твой перлись. — Зря — не зря, спасли две жизни.