— Это была твоя кретинская идея сюда поехать, — вконец рассердился Леха. — А могли бы все вместе быть сейчас там. Хрен знает что из себя корчишь… — Опять — двадцать пять. Ты прав, да, это моя ошибка. Но вот я и рвусь ее исправить. Связи нет, мы не можем позвонить Ваньке с Семеном, и остается только ехать к ним, как можно быстрее. — Но мы здорово рискуем. Шлепнуть нас ночью под силу кому угодно. Даже одиночке, который забавы ради вышел с пистолетиком покараулить возле шоссе каких-нибудь хануриков, навроде нас. Думаешь, таких психов нет? Еще как есть, и они живучее тараканов будут. — Мне неловко второй раз напоминать о совершенно очевидных вещах, но где-то не слишком далеко от нас прогремел серьезный взрыв. Наверное, ядерный. Уже второй в нашей жизни, бляха-муха. Давай посидим, подождем дождик — он, говорят, после такой бомбежки вкусный, полезный. А потом, когда выйдет солнышко и все подсушит, у нас машина будет фонить похлеще чернобыльского реактора. И не только наша. Тут Лехе оказалось крыть нечем — я зашел с козырей. Он открыл было рот, но затем закрыл, секунду побуравил меня возмущенным взглядом и расслабился, махнул рукой. — Вообще-то да… Ликуй, твоя взяла. — Потом отпраздную, если не возражаешь, когда унесем от сюда ноги и то место, откуда эти ноги растут. — Погодь, о чем разговор?! — раздраженно вмешался Томаш, обращаясь ко мне. — Я не прошу тебя переводить каждое слово, но ты можешь объяснить хоть в общих чертах? Я возвел глаза к небу. Ладно, терпение, злиться и гневаться смысла нет. Я кратко передал Томашу суть наших с Лехой разногласий. Внимательно выслушав, он прекратил злиться и ответил: — Нам с Натальей теперь некуда идти. Сказав это, Томаш как-то странно развел руками, беспомощно и растерянно. Наталья прижалась к нему, обняла и уткнулась все еще пятнистым лицом ему в шею. — Будем держаться вместе, — кивнул я. — Мы и вы. Возражений с нашей стороны нет. Только одно условие — живем дружно, решения принимаем сообща, уговор? — Умова, — спокойно ответил Томаш. — Скажи чудикам этим, что идем быстро, но осторожно, — велел Леха. — А то на дворе все тревожнее становится, кабы чего… В подтверждение обоснованности его слов за окном снова затрещали выстрелы, теперь уже будто бы ближе. — На выход, господа и дамы! Плевать на все, хватит сидеть и рассусоливать. Я решительно поднялся, рывком распахнул шкаф, схватил заветную коробочку с вещами, за которой, собственно, сюда и ехал, и встал в коридоре, выжидающе глядя на остальных. Поляки намек поняли и пошли за мной, замкнул шествие Леха. Пока мы спускались по лестнице, в воздухе витало такое напряжение, что можно было бы махом зарядить генератор и запитать от него хоть Нью-Йорк. Больше всего я боялся увидеть, как Томаш прощается с родителями. И, как это ни эгоистично звучит, я не столько переживал за его психическое состояние, сколько за свое. Да еще эти сигнализации воют, истерично захлебываясь на высоких частотах и сливаясь в такие диссонансы, что «пение» зомби казалось шедевром неземной красоты. Хотя, в каком-то смысле оно таковым и являлось. Нам в любом случае нужно было заглянуть в мерседес Томаша, под напором бандитов лишившийся всех стекол — как минимум, забрать MP5 и боеприпасы, о которых я после драки на мосту напрочь запамятовал, ибо переволновался. Автомат закатился под машину — Томаш отстреливался, пока его не подбили, а потом руки выпустили оружие. Выгребать убийственную машинку пришлось мне, заползя на пузе под низкое днище и вытянув руку. Немудрено, что мы с Лехой его проворонили, когда несли отключившегося Томаша домой. Уже целая коллекция оружия скопилась, с ума сойти. Еще бы патронов к каждому стволу побольше, раза так в три, а то и в четыре. Но уж чем богаты. Оставалось самое главное. Я честно поставил Томаша перед фактом — хоронить родителей времени нет. Можно, конечно, выудить из хозмагазина напротив моего дома лопату или даже две, можно, но нужно ли так рисковать в городе, ставшем едва ли не опаснее самого себя во время бесчинств зомби? Конечно же, нет, и Гжегож бы похвалил нас за это решение. Но и оставить так родителей Томаша мы не могли. Оставался огонь. Не буду расписывать подробности, не хочу терзать себе сердце. Одно скажу — тогда я не мог на это смотреть спокойно, слезы сами полились из глаз, и я отвернулся, а потом, пока Томаш с каменным лицом поливал родителей и машину бензином из канистры, выкурил три сигареты подряд, от чего моя голова начала путать небо и землю. Даже надрывающиеся сигнализации перестали мне докучать, они словно вовсе смолкли. Смолкли, кстати, и выстрелы. Похоже, тот бой наконец-то завершился. А может, просто мы немного оглохли. Дрогнул несгибаемый Леха, отворотился. Хотя, несгибаемых не существует, есть просто очень сильные. Мы ведь с Лехой и сами перешагнули через потери, каждый здесь хлебнул лиха, но всякий раз, когда это случается снова, к горлу подступает нечто липкое и неприятное. Леха подошел к Томашу и похлопал того по плечу, и было видно, что это сочувствие носит самый искренний характер. Томаш же стоял неподвижно, как истукан, и спокойным взглядом изучал бездыханные тела людей, благодаря которым он появился на этом свете. Он, кажется, хотел в последний раз задержаться взглядом на каждом изгибе, на каждой черте их лиц, взять это все с собой. Только бы запомнить их живыми, улыбающимися, а не изрешеченными каждый десятком пуль, разбросанных по сиденьям, с открытыми глазами, как у Гжегожа — Томаш так и не смог заставить себя закрыть их. Он все думал, когда в последний раз он видел родителей с улыбками на лицах? Сегодня. И много лет назад, когда они были моложе, а он, Томаш, еще не приносил столько бед и хлопот. Стоя вдоль обочины, мы представляли собой великолепные мишени, любой желающий мог поработать по нам, как по пивным банкам. А мы чихать а все хотели. По закону жизни, если плевать ты хотел на все опасности, никому и в голову не приходит посягнуть на твою жизнь. Злоумышленники или проходят мимо, разминаясь с тобой, или, заметив потенциальную жертву, вдруг решают оставить ее и заняться кем-нибудь другим. Вот и нас никто не тронул. Никто нас, наверное, даже и не видел. — Спасибо, — ответил Томаш Лехе. — Давай, я могу, — Леха кивнул на зажигалку в руке Томаша. Тот помотал головой. Вытащил из кармана какую-то бумажку, подпалил ее, на негнущихся ногах подошел к машине и бросил розжиг на заготовленную бензиновую дорожку. Огонь преодолел несколько метров меньше, чем за секунду, и крепко взялся за джип. Машина вся засветилась, яркое оранжевое пламя тут же выплеснулось через окна, затрещала кожаная отделка. Все, пора отправляться. Томаш несколько секунд не мог оторваться от огня, но после настойчивого окрика Натальи поплелся в нашу сторону. — Сколько отсюда до Дюссельдорфа? — спросил Леха, усевшийся справа от меня. Он пытался звучать бодро. — Около тысячи километров, — отрапортовал я. — Отлично, это преодолимо. Я попутал, видать — думал, что две. Вот и не хотел ломиться ночером… Тем временем на заднее сиденье опустился Томаш, закрыл дверь и обнял Наталью. — Все готовы? — зачем-то спросил я, и, не дожидаясь ответа, тронулся. Мы обогнули объятый пламенем джип, час назад ехавший во главе нашей небольшой колонны, и во весь опор пустились на север, чтобы через пять километров выбраться на объездную, а потом и на ведущее в Германию шоссе. Еще один этап нашего странного пути был завершен. Глава 9. Опасный путь Терри оставалось только удивляться, как Керстин сумела так легко и быстро заснуть. Он, например, спать и не думал, и не только потому, что до рассвета оставалось каких-то полтора-два часа. Сама мысль о сне казалось ему чем-то невозможным — ну как, как он сможет забыться сейчас, зная, что сестры больше нет, да и родителей, вероятнее всего, тоже. Они ведь жили в доме, окруженные сотнями соседей, и проникнуть в жилище Томпсонов может любой желающий, а тем более сумасшедший зомби. Достаточно перебраться через невысокую ограду, выбить стеклянную заднюю дверь или любое из больших и низких окон, и ты внутри. Как, скажите, можно идти спать, когда ты обо всем этом знаешь и волей-неволей думаешь? Да никак, если вы не бесчувственный истукан или не железный немец. Усталость все сильнее давала о себе знать, особенно по мере того, как адреналин сходил на нет — в теле чувствовалась легкая слабость и обманчивая легкость, голова же, напротив, с каждой минутой становилась тяжелее. Но Терри не терял времени даром. Сонливость как рукой сняло сразу же, как только он начал листать новости, сыплющиеся со всех уголков планеты, словно из рога изобилия. Масштабы происшествия стали понятны уже спустя несколько минут — география трагедии оказалась так широка, что человечество хватило паралич, похожий на тот, что подбирался к Терри, заставляя цепенеть от страха даже пальцы на клавиатуре и компьютерной мыши. Только паралич в глобальном масштабе, разумеется, был куда как страшнее. Он бросил звонить домой — сеть упорно не работала. Бросил Терри даже искать британские телеканалы, везде царила тишина в эфире. Все обвалилось за несколько часов, абсолютно все. Самое забавное, что в те самые прекрасные минуты, что группа Терри провела на сцене, Дюссельдорф и десятки других городов Европы и всего мира уже корчились в быстро наступивших конвульсиях. Сейчас же сопротивление человечества, можно сказать, было сломлено. Они каким-то чудом успели доиграть свой зажигательный сет. Путь к родителям Керстин, где бы они ни жили, казался теперь задачей посложнее высадки в Нормандии. Ни на какой общественный транспорт рассчитывать больше не приходится, машины тоже нет. Можно угнать, конечно, но Терри почти не умеет водить. Ох, дела… Сложно все это, сложно и опасно, но, как уже можно было понять, Терри не из тех людей, кому может не хватить отваги и ума. В противном случае он никогда не оказался бы здесь с концертным туром. Дюжина просмотренных видео и россыпь постов на всевозможных форумах дала самое главное — понимание, с кем придется иметь дело. Превратившиеся в агрессивных чудовищ люди несли в себе немалую угрозу. Они ничего и никого не страшились, нападали на всех подряд и запросто могли заразить даже того, кто отбился от их атаки. Контакт слюны или крови зараженного человека с кровью здорового моментально подписывал последнему неутешительный приговор, и в распоряжении новообращенной жертвы оставались считанные минуты (реже час-два) на то, чтобы пустить себе в лоб пулю или сигануть с моста. Большинство, конечно, малодушничало, причем даже тогда, когда их начинало тошнить и резко клонить в сон. Люди засыпали, и вскоре пробуждались в совершенно новой ипостаси. Но была и хорошая новость. Анатомически зомби все же оставались людьми, и, несмотря на практически полное отсутствие болевого порога, обездвижить или убить их оставалось весьма простой задачей. Керстин спала, как убитая, уткнувшись лицом в подушку и тихонько посапывая. Терри тем временем решил, что хватит теории, голова и так уже пухнет он спешно впитанной информации, пора бы перейти к делу. Например, как-нибудь вооружиться. Похоже, драться все-таки придется, как ни крути. Хотя, если очень повезет, и по пути не встретится много чокнутых, и получится прятаться, и… Да нет, зачем себя обманывать? Драться придется, так что лучше предпринять что-то заранее, чем пенять на удачу. Судя по видео и комментариям очевидцев и участников столкновений полагаться на ножи и прочие короткие колюще-режущие предметы не стоит — много крови, большой риск заражения, тяжело морально. Эффективнее и проще использовать длинное оружие так, чтоб держать зомби на расстоянии и не дать ему изгваздать тебя в своих потрохах. Терри задумчиво прошелся взглядом по комнате — ничего интересного и полезного, что можно было бы приспособить под нужды самообороны. Аналогичная картина наблюдалась и на кухне. Все это изрядно удручало, не будешь ведь воевать со злобными зомби, орудуя антипригарной сковородкой или скалкой, верно? Казалось, что все кончено и придется выходить на свет Божий чуть ли не с голыми руками, надеясь отыскать что-то на ходу, как блуждающий взгляд Терри поднялся на шкаф в прихожей. Губы непроизвольно расплылись в улыбке — хоккейная клюшка! В прыжке Терри снял ее со шкафа и подкинул в руках — хорошая, крепкая и легкая, с изящно подогнутым крюком, совсем новая. Когда-то в детстве Терри любил хоккей и даже немного играл зимой с друзьями, хотя в Англии этот вид спорта особой любовью не пользуется. Все-таки ничего в жизни не бывает зря! Благодаря детскому увлечению он знал, что для долговечности, если клюшка деревянная (а других у детей и не было), нужно обмотать ее крюк изолентой — это сбережет снаряд, не даст ему быстро истереться или, как в данном случае, сломаться о чью-нибудь буйную голову. Конечно, изолента вряд ли придаст фантастической прочности, но не стоит недооценивать ее пользу, да и с обмоткой как-то спокойнее. Найдя клюшку, Терри ни секунды не сомневался, что отыщется и изолента. Следуя закону логики, он открыл верхний ящик шкафа и наткнулся на всевозможные инструменты — кусачки, набор отверток и шестигранников, клей, небольшой молоток, гвозди и, конечно, заветный серый моток. Отлично, годится! Керстин, похоже, жила здесь не одна. Ну, да ладно, сейчас не до этого. Клюшку Терри обработал быстро, но основательно, детский навык совсем не забылся. Повертев моток с лентой в руках, Терри осенило — можно ведь сделать и еще кое-что! Острый нож нашелся на кухне, с весьма коротким, зазубренным лезвием и достаточно длинной рукоятью, что-то около четырех с небольшим дюймов. Нашлась и швабра, у которой оставалось лишь открутить насадку со смешной тряпкой, похожей на макаронного монстра, и древко будущего копья готово. Затем требовалось лишь крепко и основательно прикрепить нож с помощью все той же изоленты — плевое дело. Именно за этим занятием Терри и застала проснувшаяся Керстин. Похоже, она была не в духе. — Ты что, к партизанской войне готовишься? Зачем клюшку взял? Кто разрешил?! — Уж извини, не стал спрашивать, — обиженно отозвался Терри. — Оставлю ее здесь, пойдем с пустыми руками и отдадимся на милость сумасшедших, которые метелят каждого встречного без разговоров. Вообще, откуда у тебя клюшка? На хоккеиста ты не похожа. — Это у бывшего, — отозвалась Керстин, прошла мимо сидящего на стуле Терри и налила себе воды из красивого графина. — Играет в хоккей, но сейчас уехал с новой подружкой в Испанию. Разъехались, но он еще не все увез, как видишь… — И хорошо, что не все. Думаю, клюшка ему уже не понадобится, — хмыкнул Терри тихонько, себе под нос, обрезал изоленту ножницами и вытянул перед собой копье, чтобы полюбоваться на свету — в окно уже било розовое восходящее солнце. — Лепота. Это будет твое оружие сегодня. — Почему? Может, я больше люблю хоккей, чем притворяться древним греком? — Потому, что руки у тебя устанут клюшкой махать. Один раз не успеешь, и нам обоим крышка. И еще — при чем тут древние греки? — Терри аж поморщился. — Копьем пользовались практически все народы мира, а это и вовсе скорее похоже на дротик, который до греков таскал кто попало. Слушай, есть что-нибудь перекусить? Не хочется идти голодным, а живот аж сводит. Керстин быстро соорудила простой завтрак — бутерброды и яичницу. Терри же рассказал ей все, что узнал сам, чтобы подготовить девушку к тому, что легкой прогулки не получится. Да она и сама это понимала. — Отсюда до моих родителей примерно четыре километра, не близко, но и не так уж далеко. Будем стараться идти по дворам, не выходя на широкие улицы. Город я знаю отлично. Все должно получиться. — Надеюсь. Потому что, сдается мне, ситуация никудышная, — вздохнул Терри. — Выстрелы слышал только один раз, и то далеко. Где ваша полиция? — Там же, где и ваша. Девчонка за словом в карман не лезет. И где ее ночная очарованность крутым музыкантом? Кажется, там же, где и сам музыкант, и там же, где и полиция — в канувшем в лету прошлым. Терри никак нельзя назвать пессимистом, но и в розовых очках он никогда не ходил — прочитанное во всемирной паутине уже не оставляло надежды на светлое будущее.