Всем, кому хватает здравого смысла бояться глубокой, непрозрачной воды. Многим кажется, будто там, внизу, не может быть ничего опасного, но это не так. Там есть что-то. Всегда. И оно ждет… © Гришечкин В., перевод на русский язык, 2021 © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021 В глубокой и темной воде, В тине у самого дна, Дремлет она и ждет, И она – голодна. Бойся ее потревожить, Бойся ее разбудить. Если она проснется, Может тебя схватить. Вкрадчивый, ласковый шепот, Вдруг зазвучит в мозгу, И силы уже́ не хватит Ответить: «Я не могу». Свяжет тебя навек Просьбой своей простой: Зачем этот мир тебе? Останься лучше со мной. Будем нырять и плавать, Будем силы копить, Неправда, что под водою Девчонки не могут жить. Детский стишок, который в 1900-х гг. был хорошо известен подросткам города Бранденбург, штат Вермонт Пролог 18 июля 2000 г. – Мертвым нечего бояться, – сказала Лекси. Мы стояли в воде и перебирали ногами, чтобы держаться на поверхности. Губы у нас посинели, зубы выбивали дробь. Моя сестра была в новеньком ярко-голубом купальнике цвета мартовского неба. Мой купальник, который я донашивала за ней, тоже когда-то был голубым, но сейчас ткань полиняла и вытерлась почти до полной прозрачности. – Не забудь: когда мы играем в утопленников, глаза надо держать открытыми во что бы то ни стало! – Выражение лица Лекси было серьезным и торжественным. – Обещаешь? Нет, скажи – обещаешь, что не будешь зажмуриваться? Я кивнула. – Обещаешь не зажмуриваться, даже если увидишь Риту? – настаивала сестра. – Заткнись уже, Лекс! – Она ведь там, внизу! Ждет… – Заткнись. – Я отплыла немного в сторону, поближе к бортику бассейна. Лекси рассмеялась и покачала головой: – Трусишка! Но тут ей, похоже, стало меня жалко – наверное, она вспомнила, что мне всего девять. По-прежнему стоя в воде, Лекс вытянула в мою сторону руку с выпрямленным указательным пальцем. – Ну-ну, не куксись! – сказала она мягко, и я снова подплыла к ней и выставила из воды руку, скрестив свой указательный палец с ее. – Команда Икс!.. – проговорила Лекси. – …Вместе навсегда, – закончила я, и мы согнули, сплели пальцы. Короткое пожатие, и мы убрали руки. – Если она явится за одной из нас, ей придется забрать обеих, – сказала сестра. – Лекс!.. – Ну, на счет «три». Раз… Два… Только не закрывай глаза, Джекс. Я все равно узна́ю, что ты жульничала. Я сделала самый глубокий вдох, какой только могла. – …Три! По этому сигналу мы погрузили лица в темную воду и застыли неподвижно, невесомые, словно близнецы в материнской утробе. * * * Бассейн в доме нашей бабушки был размером двадцать на сорок пять футов. Его края были выложены обтесанными гранитными блоками. В щелях между вечно сырыми, серыми камнями пророс темно-зеленый бархатный мох, стенки покрывали неопрятные пятна тины. Бассейн (не знаю, может быть, правильнее было назвать его прудом?) питался подземным источником, поэтому никаких насосов и труб в нем не было – только сливной канал в дальнем конце. Выложенный каменной плиткой, он тянулся через весь двор, отводя излишек воды в ручей ниже по холму, а ручей впадал в реку. В отдельные годы по краям бассейна появлялись склизкие водоросли с длинными, мягкими стеблями; корнями они цеплялись за камень, а стебли плавали в воде, покачиваясь на поверхности вместе со мной и Лекси. Когда водорослей становилось слишком много, бабушка вычерпывала их сетчатым сачком на длинной ручке. Время от времени она запускала в бассейн молодую форель, утверждая, что мальки очищают воду от водорослей и комариных личинок, но какое-то время спустя рыба куда-то исчезала и бабушке приходилось снова браться за сачок. Моя сестра любила бассейн. Я – ненавидела. Вода в нем была такая черная, что, погрузившись по шейку, я не видела своих ног. В жару от бассейна ощутимо тянуло гнилью и сероводородом, а на вкус вода была точь-в-точь как спичечные головки. Из-за ключей она была такой холодной, что по сравнению с ней ледяная ванна, в которую мама посадила меня, когда я заболела и у меня была высокая температура, могла показаться теплой и приятной. Порой я думала – вода бассейна высасывает из меня жизненную силу. От нее перехватывало дыхание, руки и ноги немели, кожа краснела, как ошпаренная, а губы приобретали синюшный оттенок. Каждый раз, когда мы с Лекси вылезали из бассейна, мы и в самом деле походили на утопленниц, в которых играли. В бабушкином доме – Ласточкином Гнезде, стоявшем на окраине крошечного городка Бранденбург в Вермонте, – мы с Лекси проводили каждое лето. От нашего дома в Шелберне, штат Массачусетс, до него было всего три часа езды, но нам казалось, что Ласточкино Гнездо находится в совершенно ином мире или, во всяком случае, очень далеко от нашего скучного одноэтажного домишки, стоявшего среди таких же скучных длинных домов с покатыми крышами и крошечными палисадничками перед фасадом на одной из прямых, словно по линейке проведенных улиц, образующих правильную геометрическую решетку. Другое дело – Ласточкино Гнездо… Это был сыроватый, массивный, просторный особняк с толстыми стенами, сложенными из камня и огромных, обтесанных вручную бревен. Стены сплошным ковром покрывал разросшийся за десятилетия плющ. Полукруглое окно мансарды было похоже на глаз, глядящий на пруд. За домом возвышались два огромных холма, сплошь заросших густым лесом. На выходные или праздники нас иногда навещали в Ласточкином Гнезде родители, но бо́льшую часть времени мы жили там только втроем: я, Лекси и бабушка, которая весь год с нетерпением ждала нашего приезда. Одной в большом доме ей было скучновато. Так, во всяком случае, говорила мама.