На картине он сидел в кожаном кресле: в одной руке держал стакан с какой-то жидкостью, в другой — сигару. Его окружали люди, которые наслаждались жизнью. Его близкие. Улыбка на лице говорила о том, что он счастлив, никаких признаков беспокойства или неудовлетворенных желаний. Если это его будущее, то Кили должна выжить. Это же так логично. Он надавил на ее раны… и они перестали кровоточить. Но Торин заметил, что ее грудь замерла, больше не поднималась и не опускалась. Кили перестала дышать. Он делал ей непрямой массаж сердца, прошла одна минута, две… три… Рана на шее вновь открылась. Кровь, в которой так нуждалась Кили, стала вытекать. Он закричал: — Давай же, Кили! Исцеляйся! Наступившая тишина убивала Торина. — Пожалуйста! Ты понимаешь почему так важна для меня? И вновь тишина. Но… она не могла знать. Он никогда не говорил ей. С ревом, возникшим где-то в глубине души, Торин пробил дыру в стене, с радостью ощущая боль в суставах. Он не должен был позволять Кили оставаться здесь. Нужно было найти в себе силы уйти во второй раз. Насовсем. Торин поплатится за эту слабость. Кили поплатилась за это. Только не так, как он предполагал. — Кили! Ты слышишь меня? — Он опрокинул комод, разбросав ящики по полу. Затем бросился к тумбочке и разнес ее в щепки. — Ты в моей постели. Говорила, что я могу командовать тобой там. Я сказал тебе что делать, так приступай! Но она оставалась неподвижна. От каждого вдоха грудь жгло огнем, он сорвал светильник со стены и бросил через всю комнату, добавляя в коллекцию дыр еще одну. Торин заботился об этой женщине. Чертовски сильно заботился. Когда увидел ее такой беспомощной из-за раны, от которой не смог защитить Кили, хоть и не сам ее нанес… что-то умерло внутри него. Возможно, последние остатки человечности. Он упал на колени. Ощущал себя отчаявшимся животным, которое морили голодом. Абсолютно диким. Безутешным. — Успокойся, — сказал Люциус, появляясь позади него. Успокоиться? — Почему бы тебе не закрыть свой чертов… Дверь открылась прежде, чем Торин успел закончить оскорблять друга, и Даника ворвалась внутрь, неся кувшин с… грязью? — Сиенна вернула меня, — сказала она, останавливаясь у края кровати, чтобы вывалить… да, грязь. Тишина повисла в воздухе, пока раны Кили покрывали крупицами. Торин поднялся на ноги и подошел к Данике до того, как она смогла закончить, вставая перед ней, почти дотрагиваясь своим носом до нее. Поняв, насколько близок он был, отступил на дюйм. — Лучше бы у тебя имелась веская причина, чтобы делать это. — Или что-то еще. Глаза Даники расширились от неожиданно нахлынувшего страха. — Так и есть, — прозвучал голос от двери, который принадлежал ее паре, Рейесу. — У нее было видение, которое показало, как помочь твоей девушке. — Хранитель Боли стоял, скрестив руки на груди, с ожидаем смотря на Торина. — Отойди от Даники, или у тебя будут проблемы, мой друг. Нельзя даже бросить вызов своим друзьям, не подвергая их жизни риску. Сжав зубы, Торин выпрямился и отошел. Даника с облегчением выдохнула и продолжила: — Я сейчас наклонюсь, чтобы убедиться, что грязь попала внутрь ран, хорошо? — Зачем? — рявкнул Торин. Даника вздрогнула от его резкости, но ответила: — Ты знаешь, что распространено убеждение о натирании грязью травм для излечения? Очевидно, это пришло от их вида. От Хранителей. Кили связана с землей и временами года, это говорит о взаимодействии между ней и стихиями. Они помогут ей. Он понял, это… имеет смысл. Торин оттолкнул Данику, не прикасаясь к ней и присел сбоку от Кили. Затем нежно начал обрабатывать раны Кили. Впервые, с тех пор как он увидел, что Неназванный ранил ее, у него появилась надежда. — Торин, — позвала Даника. — Уверен, что тебе стоит делать это? Ты… — Я в перчатках, — прорычал он. Торин не оставит Кили в беде, не в этот раз. Он просто… должен прикасаться к ней хоть таким образом. — Я знаю, но… — Даника облизала губы, когда мужчина припечатал ее взглядом. — Неважно. Следующие несколько минут в тишине стали настоящей пыткой. Он ждал, но состоянии Кили не улучшалось. Торин стал втирать землю сильнее, даже открывал порез, чтобы грязь проникла глубже. Чей-то взгляд жег спину. — Я не понимаю, — сказала Даника. — Это должно было сработать. Торин поднялся, выдернул кувшин из рук девушки и наполнил его водой. Если одна стихия может помочь, то две, безусловно, сделают это лучше. Он осторожно вылил воду на рану. Кили оставалась тихой. Слишком тихой. Надежда умерла, это было быстрое и жестокое убийство. Болезнь слишком знакомо и ненавистно рассмеялся. Уткнувшись лбом в матрас, Торин в своей голове кричал снова и снова, отрицая произошедшее. Он потерял ее… Нет. Нет. Но это так. Он потерял свою прекрасную Фею Драже. Нет! Должны умирать монстры, а не ангелы. Это несправедливо. Когда это жизнь… или смерть… стали справедливыми? Это конец. Цена зла… тьма. Не для нее, а для них. Неназванные. Плохие вещи случились, потому что такие существа как они на свободе. Теперь не осталось ни секунды на часах Кили. Что же мне делать дальше? — Торин? — позвала Даника. — Убирайтесь. — Кили бы не хотела, чтобы кто-то видел ее такой. — Через несколько секунд я не смогу отвечать за свои действия. — Но… — Сейчас же! — Слезы капали с его подбородка, смешиваясь с жидкостью, которая все еще впитывалась в рану. Оцепенение покидало его… Кого он обманывает? Оно покинуло его много лет назад. Торин разрушит эту комнату, эту крепость и затем весь мир. Никто не спасется от его гнева. — Подожди. Думаю, она дышит, — настаивала Даника. Он поднял голову. Глаза Кили все еще закрыты, но она… Да! Кили дышала, ее грудь поднялась… опустилась… поднялась вновь. Она жива! — Кили, милая. Ее голова повернулась к нему, и с губ сорвался стон. — Я здесь, принцесса. Здесь. И никому не позволю вновь причинить тебе вред. — Даже себе. ***