Булат в камеру показал большим пальцем «класс» и тут же загреб жену в объятия, вовлекая ее в поцелуй. — Ну ладно-ладно, тут на нас вообще-то младшая сестра смотрит. — Хи-хи, точно, Лапочка. Развращаете замужнюю даму, — хихикнула я в ответ. — Иногда удивляюсь, куда я попал, — наигранно возмутился Богословский и тут же серьезно добавил: — А вообще, мелкая, я не шучу. Будь внимательна. Никакая работа не отвлечет ночью мужика от любимой жены. Только если… — Любовница? — тут же произнесла я. Сама сказала. А ощущение, что кипятком окатили. — Я сужу с мужской стороны. Нахрен мне ночью работа, если рядом любимая? После этих слов мы распрощались с ребятами до завтра. А я в своих мыслях после разговора ушла в спальню в холодную пустую постель. Муж не пришел даже к утру, а я так и не сомкнула глаз, полностью поглощенная мыслями о словах Булата. А что, если он окажется прав? Глава 2 Я готовила для себя завтрак, когда со стороны входа послышались шаги. Бросив взгляд на время, озадаченно хмыкнула, но мужа встречать не пошла. Я даже не обернулась, уделяя внимание пекущимся оладьям. И вздрогнула, когда наливала тесто на сковороду и ощутила на талии мужские руки. — Доброе утро, любимая, — прошептал на ухо, а у меня по телу прошла приятная дрожь, но сдаваться я не собиралась. Было обидно за вчерашнее. За тон и за то, что он не ночевал дома. И разговаривать с Даниэлем не было никакого желания. — Ты чего, обиделась что ли? Ну, милая, это бизнес, и надо понимать, что бывают форс-мажоры. От услышанных слов я не сдержалась и резко развернулась, держа в руках деревянную лопатку. Муж был помят, что в принципе не удивительно — не спал всю ночь. — Мои родители много лет вместе, и у отца всю жизнь была большая империя. Ни разу, ни разу, Даниэль, папа не позволил себе работать ночью. Более того, он много времени был дома, потому что его жена родила двух дочерей ему. — А ты и одного не смогла! — схватив за футболку на груди, прошипел он мне в лицо. — Пришлось брать ребенка из дома малютки, чтобы ты не ревела ночами о утрате. Я же тебе ни слова об этом не сказал. — Решил бить по больному? — в тон ему спросила я, тут же подумав о маленьком Дамирушке. — Нет! Просто ты меня вынуждаешь. Я, любимая, пашу, как вол, ради нашего общего будущего. И не могу бросить все на полпути. Я знаю: если что, ты не останешься на улице и без еды. Но я хочу сам обеспечивать тебя и ребенка, а не с помощью твоего отца. А точнее, вашего семейного концерна. — Ладно, — выдохнула я, готовая вот-вот поверить в его слова. — Только ответь мне на один вопрос. — Ты о чем? — У тебя появилась любовница? — спросила, а сама пожалела, потому что боялась услышать положительный ответ. — Что? Любимая, о чем ты? Боже, да я даже подумать не мог, что ты себе такое надумаешь, — обиженно произнес Моретти и устало сжал переносицу, все же отпустив мою футболку. Я обернулась, чтобы продолжить печь оладьи, которые, к слову, стали пригорать. — Знаешь, если бы у меня была работа ночью, ты бы мне вообще скандалы закатывал. Сам подумай, муж уходит на ночь, что в моей голове? — Ну, прости, — тут же произнес он и, подойдя со спины, руками коснулся моего живота. — Прости, моя малышка. Я постараюсь, чтобы впредь такого больше не повторялось. Я люблю тебя, ты же знаешь. И никто мне больше не нужен. Его руки поднялись выше и крепко сжали мою грудь. Я выключила плиту и откинула голову на плечо мужа, издавая тихий стон. Любила находиться в его объятиях, любила его самого и верила. Я знала, что Даниэль много работает для того, чтобы расширить наш бизнес, а потому поверила и его словам. К тому же, он ни разу не давал мне повода усомниться в нем. А вчера просто был сложный день. Может, полнолуние? И муж сестры сказал не для того, чтобы я поругалась с Моретти, а потому что всегда переживал за меня наравне с родными. — Прости за мои слова, милая. Я знаю, как больно ты переживаешь потерю нашего малыша. В ответ я набросилась на губы мужа, не желая разговаривать на эту тему. Ведь как ни крути, а чувствовала себя виноватой. И было за что. Стыд ощущала, да только Даниэль и представить не мог, за что именно. — Я не обижаюсь, любимый. Мы с тобой просто на эмоциях. — Конечно, — произнес между поцелуями, — конечно. Я люблю нашего сына, девочка моя. — Кстати, у нас с тобой есть несколько часов, — заметила я. Посмотрев на него уже игриво. — Ты о чем? — Ну, нам же после обеда за Дамирушкой ехать. — Точно, тогда бегом в спальню, — произнес он и неожиданно подхватил меня на руки. Я расхохоталась и хоть не почувствовала должного облегчения, но смогла немного выдохнуть. Решив, что дальше буду разбираться по ситуации. Если подумать, Даниэль и правда ни разу не давал повода усомниться в себе, так отчего же сейчас я буду вносить ложку дегтя в наше с ним доверие? И да, позже я все-таки поняла, что оказалась права. В последующий месяц муж ни разу не отлучался по ночам на работу, и даже, кажется, его дела пошли в гору. А мы все больше и больше проводили времени вместе. Конечно, не всегда ему удавалось освободиться пораньше, но если муж был занят, я брала сыночка, и мы отправлялись в детские развлекательные центры. Дамирушка для меня был самым важным человечком в жизни. И ему я старалась уделять время по максимуму, а за это ребенок ко мне тянулся больше, чем к отцу. Меня это очень волновало ведь, как ни крути, любила я обоих своих мужчин. Но благо, сам Даниэль особо не замечал, что сын тянется больше ко мне. И я надеялась, что с возрастом Дамир поймет, что папа просто много работает. И так же, как и я, очень любит его. Хотя опять же, я такого не понимала, ибо наш отец очень много времени проводил с нами. Но, возможно, потому что, когда родились мы с Лапочкой, у папы уже вовсю процветала его империя, в которой сейчас в большей степени правил Булат. Да, время неумолимо бежало вперед, и сам папочка уже отошел от основных дел, лишь помогал зятю из домашнего кабинета. А так, Богословский полностью принял власть, стараясь поддерживать и даже улучшать политику концерна и добиваться еще больших высот. Наш папа гордился Богословским, чего нельзя было сказать о его мнении касательно моего мужа. Зная папу, можно быть уверенным, что он найдет любую зацепку, любую лазейку, чтобы вывести человека на чистую воду. И он таки нашел что-то на Моретти, но замуж выходить за него мне не запретил. Просто я думаю, там ничего катастрофического не было, иначе никакие мои слова о заверении в любви к этому парню нам бы не помогли. Думаю, там просто было что-то из юношества. Кто знает, может, Даниэль по малолетке наркоту попробовал. Это же не означает, что он злодей и гад. Довольно потянувшись в кровати, я зевнула и, учуяв запах кофе, открыла глаза. — Доброе утро, малышка. Твой любимый латте и круассаны. — На завтрак я предпочитаю тебя. — Опять оставляете? — недовольно спросила Аллегра, мама Даниэля. — Ребенку нужны родители, а вы все мне его привозите. — А что плохого в том, что вы посидите со своим внуком? Дамир постоянно со мной, но бывают моменты, когда нам с Даниэлем нужно посетить мероприятие, где нет места детям. Честно, я была шокирована словами своей свекрови. И после такого даже перехотелось оставлять сына с ней. Ну да, как же, она ведь считала малыша чужим, потому как Дамир был для всех усыновленный мальчик. И по этой причине она всегда без особого желания соглашалась проводить с ним вечера. Знали бы только об этом мои родители, папа бы не посмотрел на то, что Аллегра Моретти — женщина, таких бы словесных мемуаров ей выписал… Вон сестренка моя, Лапочка, она вообще Мирошку воспитывает, а он (на минутку) сын Булата. Только сама Лика считает ребенка родным. Да у нас в принципе никогда никто не делил людей по статусу и на родных или не родных детей. И мои родители любили Мирослава как родного внука. — Хорошо, я посижу с Дамиром. Но в следующий раз ищите ему няню. У меня тоже может быть личная жизнь. Именно эти слова преследовали меня всю дорогу до загородного дома возможного компаньона. И свою обиду могла понять только я, но вот то, что вроде не родной ребенок так и не стал для нее любимым… не смогу понять. Но, скорее, это только из-за воспитания. — Ты чего задумалась, любимая? — вырвал из мыслей голос Даниэля, сидевшего по левую руку от меня. — Да о Дамирушке, что нужно ему купить из вещей. Он так быстро растет. — Милая, ты не умеешь врать. Говори, что случилось. — Ты так думаешь? — Ну, конечно, мы же муж и жена. И должны разговаривать о проблемах, которые пришли в нашу семью. Я вздохнула, прекрасно зная, что Даниэлю не понравится то, о чем я скажу. Но и я понимала, что дороже сына у меня никого нет, и мне важно, чтобы ребенок находился там, где его любят. — Даниэль, твоя мама больше не хочет оставаться с Дамирушкой, и мне от этого больно, — честно призналась я, переживая о том, как сейчас чувствует себя мой малыш. — Ну, ее тоже можно понять, Дамир нам не родной, а уж ей тем более. Аллегра — молодая и свободная женщина, ей нужна личная жизнь. — Ты серьезно? — ошарашено переспросила я, не веря в то, что сказал мой собственный муж. — Дамир не родной? Нам? — Я не так выразился, Оливия. Я говорю о том, что он не кровный. А мама до сих пор в отчаянии, она тоже не сладко пережила потерю малыша. — Не кровный не означает не родной, Даниэль! — зашипела я, злясь на него за такие слова. — Мы привезли ей сына второй раз за месяц. Неужели это такая проблема? Или твоя мама думает, что она одна страдает и испытывает боль? — Армандо, останови машину, — приказал он водителю, который тут же послушался и припарковал авто у обочины. Дождавшись, когда мужчина покинет салон, Даниэль развернулся ко мне и яростно посмотрел в глаза. Что-то этот взгляд стал часто меня преследовать, и мне это очень не нравилось. Я бы даже сказала, такой его взгляд меня пугал. — Оливия, послушай меня, пожалуйста, и очень внимательно. А не кажется ли, что все как раз наоборот? — Что ты имеешь ввиду? — Не одна ты тяжело перенесла потерю нашего сына. А то, что мама не хочет постоянно сидеть с Дамиром, не означает, что она плохой человек. — А я и не говорила, что она плохой человек. Просто мне неприятна вся эта ситуация. Мой ребенок — моя жизнь. И мне обидно, когда она имеет в виду, что Дамир для нее — обуза. Мои родители бы… — Послушай, Оливия! — зло прорычал Даниэль и грубо схватил за запястье, причиняя мне боль. — Она моя мать, и не смей говорить о ней в таком тоне. — Ну тогда ты и послушай, Даниэль, — и свободной рукой так же грубо схватила его за галстук у самого горла: — Дамир — мой сын. Других вариантов, предположений и слов быть не может. И я тоже не позволю никому говорить о нем в таком тоне! Если с моим двухгодовалым малышом никто не может и не хочет провести время, тогда лучше я буду делать это сама! А ты отправляйся сам на этот долбанный вечер с лживыми и лицемерными людьми! Он отпустил мою руку, а я его галстук, и уже хотела выйти из машины, чтобы поймать себе такси до дома, как неожиданно почувствовала легкое прикосновение к бедру. — Оливка…