Майкл снял трубку и набрал номер Тома. Том был дома, и Майкл записал адрес в блокнот. Пауза – Том что-то ему говорил. – Вот оно что, старина… Мне очень жаль это слышать. Да, не повезло. – В чем дело? – спросила Джулия. Майкл сделал ей знак молчать. – Ну, я на тебя нажимать не буду. Не беспокойся. Я уверен, мы сможем прийти к какому-нибудь соглашению, которое тебя устроит. – Майкл прикрыл рукой трубку и обернулся к Джулии. – Звать его к обеду? – Как хочешь. – Джулия спрашивает, не придешь ли ты к нам пообедать в воскресенье. Да? Очень жаль. Ну, пока, старина. Майкл положил трубку. – У него свидание. Что, молодой негодяй закрутил романчик с этой девицей? – Уверяет, что нет. Говорит, что уважает её. У неё отец полковник. – О, так она леди? – Одно не обязательно вытекает из другого, – отозвалась Джулия ледяным тоном. – О чем вы с ним толковали? – Том сказал, что ему снизили жалованье. Тяжёлые времена. Хочет отказаться от квартиры. – У Джулии вдруг кольнуло в сердце. – Я сказал ему, пусть не тревожится. Пусть живет бесплатно до лучших времен. – Не понимаю этого твоего бескорыстия. В конце концов у вас чисто деловое соглашение. – Ну, ему и без того не повезло, а он ещё так молод. И знаешь, он нам полезен: когда не хватает кавалера к обеду, стоит его позвать, и он тут как тут, и так удобно иметь кого-нибудь под рукой, когда хочется поиграть в гольф. Каких-то двадцать пять фунтов в квартал. – Ты – последний человек на свете, от которого я ждала бы, что он станет раздавать свои деньги направо и налево. – О, не волнуйся. Что потеряю на одном, выиграю на другом, у разбитого корыта сидеть не буду. Пришла массажистка и положила конец разговору. Джулия была рада, что приближается время идти в театр, – скорее пройдет этот злосчастный день. Когда она вернётся, опять примет снотворное и получит несколько часов забвения. Ей казалось, что через несколько дней худшее останется позади, боль притупится; сейчас самое главное – как-то пережить эти дни. Нужно чем-то отвлечь себя. Вечером она велела дворецкому позвонить Чарлзу Тэмерли, узнать, не пойдет ли он с ней завтра на ленч к Ритцу. Во время ленча Чарлз был на редкость мил. По его облику, его манерам было видно, что он принадлежит совсем к другому миру, и Джулии вдруг стал омерзителен тот круг, в котором она вращалась из-за Тома весь последний год. Чарлз говорил о политике, об искусстве, о книгах, и на душу Джулии снизошел покой. Том был наваждением, пагубным, как оказалось, но она избавится от него. Её настроение поднялось. Джулии не хотелось оставаться одной, она знала, что, если пойдет после ленча домой, всё равно не уснет, поэтому спросила Чарлза, не сведёт ли он её в Национальную галерею. Она не могла доставить ему большего удовольствия: он любил говорить о картинах и говорил о них хорошо. Это вернуло их к старым временам, когда Джулия добилась своего первого успеха в Лондоне и они гуляли вместе в парке или бродили по музеям. На следующий день у Джулии был дневной спектакль, назавтра после этого она была куда-то приглашена, но, расставаясь, они с Чарлзом договорились опять встретиться в пятницу и после ленча пойти в галерею Тейта. Несколько дней спустя Майкл сообщил Джулии, что пригласил для участия в новой пьесе Эвис Крайтон. – По внешности она прекрасно подходит к роли, в этом нет никаких сомнений, она будет хорошо оттенять тебя. Беру её на основании твоих слов. На следующее утро ей позвонили из цокольного этажа и сказали, что на проводе мистер Феннел. Джулии показалось, что у неё остановилось сердце. – Соедините меня с ним. – Джулия, я хотел тебе сказать: Майкл пригласил Эвис. – Да, я знаю. – Он сказал, что берет её по твоей рекомендации. Ты молодец! Джулия – сердце её теперь билось с частотой ста ударов в минуту – постаралась овладеть своим голосом. – Ах, не болтай чепухи, – весело засмеялась она. – Я же тебе говорила, что всё будет в порядке. – Я страшно рад, что всё уладилось. Она взяла роль, судя о ней только по тому, что я ей рассказывал. Обычно она не соглашается, пока не прочитает всю пьесу. Хорошо, что он не видел в ту минуту лица Джулии. Ей бы хотелось едко ответить ему, что, когда они приглашают третьеразрядную актрису, они не имеют обыкновения давать ей для ознакомления всю пьесу, но вместо этого она произнесла чуть ли не извиняющимся тоном: – Ну, я думаю, роль ей понравится. Как по-твоему? Это очень хорошая роль. – И знаешь, уж Эвис выжмет из неё всё что можно. Я уверен, о ней заговорят. Джулия еле дух перевела. – Это будет чудесно. Я имею в виду, это поможет ей выплыть на поверхность. – Да, я тоже ей говорил. Послушай, когда мы встретимся? – Я тебе позвоню, ладно? Такая досада, у меня куча приглашений на все эти дни… – Ты ведь не собираешься бросить меня только потому… Джулия засмеялась низким, хрипловатым смехом, тем самым смехом, который так восхищал зрителей. – Ну, не будь дурачком. О боже, у меня переливается ванна. До свидания, милый. Джулия положила трубку. Звук его голоса! Боль в сердце была невыносимой. Сидя на постели, Джулия качалась от муки взад-вперед. «Что мне делать? Что мне делать?» Она надеялась, что сумеет справиться с собой, и вот этот короткий дурацкий разговор показал, как она ошибалась – она по-прежнему его любит. Она хочет его. Она тоскует по нем. Она не может без него жить. «Я никогда себя не переборю», – простонала Джулия. И снова единственным прибежищем для неё был театр. По иронии судьбы главная сцена пьесы, в которой она тогда играла, сцена, которой вся пьеса была обязана своим успехом, изображала расставание любовников. Спору нет, расставались они из чувства долга, и в пьесе Джулия приносила свою любовь, свои мечты о счастье и всё, что было ей дорого, на алтарь чести. Эта сцена сразу привлекла Джулию. Она всегда была в ней очень трогательна. А сейчас Джулия вложила в неё всю муку души; не у героини её разбивалось сердце, оно разбивалось на глазах у зрителей у самой Джулии. В жизни она пыталась подавить страсть, которая – она сама это знала – была смешна и недостойна её, она ожесточала себя, чтобы как можно меньше думать о злосчастном юноше, который вызвал в ней такую бурю; но когда она играла эту сцену, Джулия отпускала вожжи и давала себе волю. Она была в отчаянии от своей потери, и та любовь, которую она изливала на партнера, была страстная, всепоглощающая любовь, которую она по-прежнему испытывала к Тому. Перспектива пустой жизни, перед которой стояла героиня пьесы, это перспектива её собственной жизни. Джулии казалось, что никогда ещё она не играла так великолепно. Хоть это её утешало. «Господи, ради того, чтобы так играть, стоит и помучиться». Никогда ещё она до такой степени не вкладывала в роль самоё себя. Однажды вечером, неделю или две спустя, когда Джулия вернулась после конца спектакля в уборную, вымотанная столь бурным проявлением чувств, но торжествующая, так как вызывали её без конца, она неожиданно обнаружила у себя Майкла. – Привет. Ты был в зале? – Да. – Но ты же был в театре несколько дней назад. – Да, я смотрю спектакль с начала до конца вот уже четвёртый вечер подряд. Джулия принялась раздеваться. Майкл поднялся с кресла и стал шагать взад-вперед по комнате. Джулия взглянула на него: он хмурился. – В чем дело? – Это я и хотел бы узнать. Джулия вздрогнула. У неё пронеслась мысль, что он опять услышал какие-нибудь разговоры о Томе. – Куда запропастилась Эви, черт её подери? – спросила она. – Я попросил её выйти. Я хочу тебе кое-что сказать, Джулия. И не устраивай мне истерики. Тебе придется выслушать меня. У Джулии побежали по спине мурашки. – Ну ладно, выкладывай. – До меня кое-что дошло, и я решил сам разобраться, что происходит. Сперва я думал, что это случайность. Вот почему я молчал, пока окончательно не убедился. Что с тобой, Джулия? – Со мной? – Да. Почему ты так отвратительно играешь? – Что? – вот уж чего она не ожидала. В её глазах засверкали молнии. – Дурак несчастный, да я в жизни не играла лучше! – Ерунда. Ты играешь чертовски плохо. Джулия вздохнула с облегчением – слава богу, речь не о Томе, но слова Майкла были так смехотворны, что, как ни была Джулия сердита, она невольно рассмеялась. – Ты просто идиот, ты сам не понимаешь, что городишь. Чего я не знаю об актёрском мастерстве, того и знать не надо. А что знаешь ты? Только то, чему я тебя научила. Если из тебя и вышел толк, так лишь благодаря мне. В конце концов, чтобы узнать, каков пудинг, надо его отведать: судят по результатам. Ты слышал, сколько раз меня сегодня вызывали? За всё время, что идет пьеса, она не имела такого успеха. – Все это мне известно. Публика – куча ослов. Если ты вопишь, визжишь и размахиваешь руками, всегда найдутся дураки, которые будут орать до хрипоты. Так, как играла ты эти последние дни, играют бродячие актёры. Фальшиво от начала до конца. – Фальшиво? Но я прочувствовала каждое слово! – Мне неважно, что ты чувствовала. Ты утрировала, ты переигрывала, не было момента, чтобы ты звучала убедительно. Такой бездарной игры я не видел за всю свою жизнь.