Испытывая потребность подышать свежим воздухом, я закутался в пальто и вышел на палубу. Я стоял на носу, овеваемый холодным соленым ветром, и наблюдал, как наше судно режет волны. Вопреки арктической стуже море было невероятно спокойным, а пейзаж – изумительно красивым. Вероятно, угроза неминуемой смерти стала причиной тому, что я снова стал находить во всем нечто прекрасное. Пароход Клоустона, отплывший гораздо раньше нашего – безо всяких неразрешимых проблем с лошадями, все еще был виден вдали, в нескольких милях от нашего. Интересно, куда он увезет Фиалку? Останутся ли они в Шотландии? Я знал, что у доктора были коллеги и на севере, и на юге Англии. В тот самый момент, когда я подумал, что они будут в гораздо большей безопасности, если мы останемся в неведении относительно того, куда они плывут, маленький огонек их корабля окончательно исчез за горизонтом. Когда это случилось, мне стало не по себе. Я поморгал, надеясь снова их рассмотреть, но тут мне почудилось карканье ворона. Я огляделся, но вокруг лишь серело и чернело бескрайнее море. Самый северный из Оркнейских островов, Холландстаун, остался черной полосой на горизонте, свет его маяка изредка вспыхивал и угасал, будто паря в воздухе. Наверное, почудилось от волнения, сказал я себе; ни один ворон, как бы его ни выдрессировали, не смог бы долететь так далеко в открытое море. Через несколько минут стало невыносимо холодно, и я отправился обратно в кают-компанию. По дороге туда я заметил маленькое золотистое пятнышко, которое покачивалось в воздухе над противоположной палубой. То был кончик зажженной сигареты. Сначала я решил, что это Макгрей – но я ведь только что слышал могучий храп из его каюты. Я подошел ближе и вскоре понял, что это Шеф. Он стоял, облокотившись на фальшборт, и пристально смотрел на небольшую бумажку. Та трепетала на ветру, и я распознал характерный глянцевитый блеск фотографии. Шеф разглядывал чей-то портрет. Я увидел его лишь мельком, но мог поклясться, что различил узкие плечи и волнистые волосы – это была какая-то дама. Заметив меня, Шеф испуганно вздрогнул – ну надо же – и стремительно переменил позу. Выпрямившись, он сунул снимок в нагрудный карман. – Переживаем? – поинтересовался я и тут же пожалел о своем ехидстве. Прикусив сигарету, Шеф раздраженно сверлил меня взглядом. Налитые кровью глаза, свирепый оскал – все это я уже видел. Такое же выражение его лицо приняло после того, как мы отбились от ведьм – когда я заметил, как он проверяет содержимое кармана, будто боится, что потерял что-то – очевидно, эту самую фотографию. – Уж поменьше, чем следовало бы переживать вам, – парировал он с явной угрозой в голосе. Я инстинктивно отступил на пару шагов. – Тоска по близким одолела? – спросил я, кивнув на его карман, но он не ответил. И не сдвинулся с места. У меня же зубы стучали от холода, как бы старательно я ни закутывался в свое толстое пальто. А вот Шеф, казалось, прекрасно чувствовал себя в куда более легкой одежде. Его невозмутимость только разбередила мое неуемное любопытство. – У вас вообще близкие есть? – все приставал я к нему с расспросами. – Отвали, – злобно бросил он, напрягшись куда сильнее, чем следовало ожидать в подобной ситуации. Я коснулся больной темы? У меня на языке вертелись еще вопросы, но он метнул в меня кровожадный взгляд и размял свои толстые пальцы. Похоже, он и в самом деле был готов выкинуть меня за борт. – Вы уж меня простите, – произнес я с притворной невозмутимостью. – Я англичанин. Мы не выносим тишину. Он лишь фыркнул. – Служили? – перевел я тему. Он пожал плечами и ответил, так и не выпустив сигарету изо рта: – Было дело. – Из армии вас политиканы выдернули? – рискнул я. – Платят-то они, наверное, раз в десять больше. На сей раз он помедлил с ответом: – Но и задания бывают в десять раз сложнее. Я кивнул: – Мне ли не знать. Скажи кто мне в прошлое Рождество, что через год я буду охотиться на так называемых ведьм и заниматься поисками медиума для королевы Виктории… Шеф выпустил облачко дыма. – И до сих пор ни в том, ни в этом вы не преуспели. – И он улыбнулся так, что мне стало не по себе. – Вполне возможно, что это мне придется собственными руками избавиться от вас и вашего коллеги-идиота. Каково это – повстречаться лицом к лицу со своим палачом? И он снова размял ладони, будто уже собрался приступить к выполнению этой задачи. Ответить мне было нечего – не только из-за его садистских манер, но и потому, что он по-своему был прав. Мы никак не продвинулись в деле. Вообще никак. Я поклялся расспросить Кэролайн, когда она проснется, и молился, чтобы леди Энн сумела добыть для нас хоть какие-то сведения. Наши с Макгреем судьбы оказались в руках этих женщин. Шеф молча курил, взгляд его блуждал где-то в морской дали. Я гадал, сколько же всего он, должно быть, скрывает, сколько грязных делишек он, наверное, уже обстряпал для лорда Солсбери, сколько тайн – ужасающих тайн – он, вероятно, хранит. Интересно, о скольких из них я догадываюсь… – Тяжело вам, наверное, – сказал я. – Работать в тени премьер-министра. Подчищать за ним следы. Не иметь возможности даже именем своим представиться. Шеф потер усы и промолчал. Вид у него был спокойный, непроницаемый, будто он парил в некой сфере, куда было не попасть людям вроде меня. Неудивительно, что премьер-министр нанял его. Но все же… то, что я увидел ту фотографию, явно выбило его из колеи. Внезапно стало совсем темно. Мы оба оглянулись и поняли, что маяк скрылся за горизонтом. Шеф швырнул сигарету в море. – Капитану-крошке пора поворачивать. – Мы заберем восточнее? – спросил я, но Шеф ушел, даже не подав виду, что услышал меня. Я смотрел, как он удаляется – мрачный хранитель бесценных секретов. Он замер на секунду и пощупал карман пальто – убедился, что фотоснимок по-прежнему на своем месте. И зашагал дальше. 17 Как и ожидалось, той ночью мне вновь приснилась гильотина – пожалуй, не буду вдаваться в подробности. Наутро я был только рад проснуться от гудка парохода и, одевшись, сразу же отправился на поиски Кэролайн. В кают-компании ее не было – там я нашел только великана Харриса. Тот чистил свой револьвер, который в его мясистых, огрубелых руках казался просто крошечным. Мне впервые удалось рассмотреть татуировки, которые покрывали его череп, – изогнутые терновые ветви в шипах, уложенные в подобие кельтских узоров. Их даже можно было бы назвать красивыми – но чернила повыцвели, а границы татуировок расплылись так, что казалось, будто рисунки были проложены по влажной бумаге. Он заметил, что я разглядываю узоры, но его это, похоже, не огорчило. – Вы видели мисс Ардгласс? – обратился я к нему. Харрис кивнул и, гортанно что-то пробулькав, показал на палубу. Я вышел и с удивлением обнаружил, что на улице очень даже неплохо. Воздух был не морозным, но свежим, бледно-голубое небо – почти чистым. Небольшое скопление облаков наблюдалось только по левому борту, ближе к носу, – они загораживали свет встающего солнца, посеребрившего их края. Это означало, что мы забрали на запад и шли по Гебридскому морю, заключенному между скалистыми берегами. Вид открывался просто ошеломительный: изрезанное побережье состояло из темных зазубренных утесов и острых скал, которые резко выделялись на фоне плавных линий ослепительно белого снежного покрова. А позади них, туманные и расплывчатые в утренней дымке, высились пологие холмы, все как один лишенные растительности и оледенелые. Казалось, будто мы очутились на краю света, в сотнях миль от всех и вся. Неудивительно, что Кэролайн решила позавтракать снаружи. Капитан Джонс, явно привыкший развлекать пассажиров, велел своим мальчишкам вынести для нее столик и стул, а заодно и чайный сервиз – оловянный, который ветром за борт не сдует. Кэролайн, одетая в плащ с капюшоном и теплые кожаные перчатки, вдобавок была закутана в пушистый плед из кроличьих шкурок. Ее разбитая губа и ссадина на щеке зажили удивительно быстро, и она попивала чай, восседая за своим столиком с грациозной осанкой. В ее темно-карих глазах, жадно вбиравших каждую деталь окружающего пейзажа, сквозило нечто, чего я прежде за ней ни разу не замечал. Вид у нее был расслабленный, даже безмятежный – теперь, когда черты ее смягчились, она выглядела еще привлекательнее. Я едва не поддался соблазну развернуться и уйти, чтобы не мешать ей, но она почувствовала мое присутствие и повернулась ко мне. Мы оба покраснели. – Доброе… доброе утро, мисс Ардгласс, – кашлянув, приветствовал я ее. – Доброе утро, мистер Фрей, – ответила она, тотчас натянув гримасу невозмутимости. В глазах ее снова зажглось лукавство. – Стало быть, Шеф решил, что наш путь лежит на запад, – сказал я. – Да. Капитан Джонс пойдет вверх по реке Клайд и доставит нас в Глазго. Так мы запутаем этих гарпий. Последнее слово она процедила, пылая яростью. Я почувствовал горечь, подумав о том, какие тяжелые чувства, должно быть, сейчас ее одолевают. – Я прежде не бывал на Гебридах, – сказал я. – Впечатляющие виды. Она потянулась за чаем. – Возможно, вы еще вернетесь сюда… когда все это закончится. Я досадливо усмехнулся. Будущее за пределами подступающего Рождества казалось менее достижимым, чем заснеженные утесы на горизонте. А вот для нее, судя по всему, подобные тяготы уже стали обыденностью. – Как там мистер Макгрей? – спросила она. – Одурманен лауданумом. Настолько, что проспит до конца нашего путешествия. – Это все морская болезнь? Но ведь сегодня так тихо. – У него тяжелый случай.