– Я и не интересуюсь. Мне нужен сам мистер Бартон. Хотелось бы узнать о нем побольше. Ну знаешь, что он за человек. Кто его друзья, какие у него привычки. Если бы ты могла проследить за ним, когда он вселится, и дать знать… Кэти отстранилась. – Не могу. За клиентами шпионить нельзя. Это неправильно. – Бартон – человек публичный. А отель – публичное пространство. – Вообще-то это не совсем так. В отеле есть как публичные места, так и приватные. Плюс я тебе не доверяю. Может, ты что-то противозаконное задумал. Я ведь уже знаю, что ты лжец. – Конечно, как ты можешь мне доверять, если мы едва познакомились. Доверие нужно заработать. – Звучит почти благородно. – Понятно, говорун. На словах у него все гладко получалось. – Если доверяешь человеку, с которым только что познакомилась, это еще не значит, что он достоин доверия. Это значит только, что ты идиот. – Тема явно была Максу дорога. – В мире люди делятся на два типа: на простаков и придурков. – А разве они не одно и то же? – Вопреки лучшим намерениям, Кэти невольно подалась вперед. – Нет, – серьезно ответил Макс. Объясняя, что к чему, он пристально смотрел ей в глаза, словно и впрямь хотел, чтобы она поняла. – Простаки необязательно глупы. Лучшие из них совсем даже не дураки. Чтобы увидеть вероятности, нужен человек с интеллектом. Можно обмануть придурка, но для мошенничества требуются простаки. Они должны быть готовы ловчить, делать что-то сомнительное, потому что сами хотят что-то поиметь. Вот почему о мошенничествах сообщают далеко не всегда – простак знает, что рассказ выявит и его роль в игре. Вот в чем красота жульничества. – Но должны же быть и другие, не только придурки и простаки. – Есть еще грифтеры, – продолжал Макс. – Эти работают на доверии, но я таких не встречал. – Ты никогда не встречал хорошего человека? Если да, то ты выбираешь не самые лучшие места. – Нет таких, кто чист, как снег. Мы все живем в тени. – Макс пожал плечами. – И мне еще не встречался человек без малейшего изъяна. Кэти покачала головой. – Моя тетя Гвен без изъяна. Без малейшего. И всегда помогает людям. Вся ее жизнь – работа. – Насчет твоей семьи комментировать не буду. Не настолько глуп. – А как же те медсестры, которые едут волонтерами в Африку? – Я не сказал, что люди не могут делать ничего хорошего. Нет, они постоянно делают что-то хорошее, но сами от этого хорошими не становятся. – Но мы то, что мы делаем, и больше ничего. Если творишь добро, ты – хороший человек. Творишь зло – плохой. Другого ничего нет. – А как же намерение? Что, если ты имеешь в виду сделать что-то хорошее, но получается плохое? Становишься ли ты из-за этого плохим человеком? – Я не… – И как быть, если делаешь и плохое, и хорошее? А ведь обычно именно так и бывает. – Нужно взвешивать, – сказала Кэти. – Злодеяния есть всякие, одни хуже других. Если кто-то делает чудесные дела, спасает жизни и все такое, а потом крадет батончик «Марс» в магазине, это же не отменяет все то хорошее, что он совершил. – Но оставляет крохотную вмятинку. – Вот именно. – А как быть, если кто-то творит настоящее зло? Может ли он перечеркнуть потом плохое хорошими делами? – Может быть. Макс широко улыбнулся. – Так ты веришь в искупление? – Да, – раздраженно ответила Кэти. – Абсолютно. Макс покачал головой. – Ты слишком милая. – Вообще-то нет. Искупление совсем не то, что прощение. – Значит, если я наделаю кучу хорошего, ты все равно не простишь меня за то, что я тебе солгал? – О… – Кэти задумалась. – Насколько хорошего? Чего, например? Макс улыбнулся, и в животе у нее закружилась карусель. – Ну, может, я тебя поцелую. – Его лицо оказалось вдруг совсем близко, хотя он и не наклонялся. И вовсе даже не дотрагивался. Просто сидел рядом и смотрел так пристально, с таким напряжением, будто вся его жизнь зависела от соприкосновения их губ, будто она вдруг стала центром вселенной. – Можно? Никто и никогда не смотрел на нее так, подумала Кэти и вдруг обнаружила, что не дышит, и торопливо хватила глоток воздуха. Обретя способность говорить, она первым делом откашлялась, чтобы не хрипеть. – Я не знаю тебя. И я не целуюсь с теми, кого не знаю. – Но ты же хочешь меня поцеловать. – Я этого не говорила. – Интересно. – Макс посмотрел на нее, как будто обдумывал что-то. – Если ты никогда не целовалась с теми, кого не знаешь, то как же ты будешь узнавать людей? – Через разговоры. Слова. Ну, знаешь, как обычно. – Его настойчивость придавала уверенности ей. Если он и дальше будет доставать ее в таком же духе, она определенно избавится от тяги к нему. – Через поцелуи быстрее. – Макс улыбнулся. – По тому, как человек целуется, узнать можно очень многое. Ни с того ни с сего Кэти подумала о Стюарте. Своем первом и единственном бойфренде. Он прислушался к совету быть нежным и, приняв его слишком близко к сердцу, предварял поцелуйный сеанс сотней или около того крошечных, легких прикосновений к ее губам, щекам, подбородку. Каждый раз. Это напоминало прелюдию в исполнении бабочки. Кэти почувствовала, что вспыхнули щеки, и, чтобы скрыть смущение, сказала: – Ты можешь нести сколько угодно того дерьма, которое парень несет, чтобы залезть девушке под юбку. Он ухмыльнулся. – Это верно. Улыбка как удар в живот. Если она не отодвинется, не отвлечется прямо сейчас, в эту секунду, то поймает его на слове. Каким будет поцелуй Макса? Она могла бы предложить пари, что никакой прелюдии в исполнении бабочки не будет. Улыбка растянулась, как будто Макс знал, о чем она думает. Он подался вперед, наклонил к ней голову. – Почему бы тебе не пожить немного? – От него пахло чистой кожей, солнцем и чем-то неопределимо мужским. Он взял ее за подбородок, слегка повернул ее. Кэти склонила голову набок, сдвинулась вперед и закрыла глаза, чтобы не видеть выражения его лица. Его губы, твердые и требовательные, разбудили каждый ее нерв. Кэти открыла рот и попробовала их на вкус. Все ее тело как будто таяло и растекалось по земле. Она провела пальцами по его подбородку и поняла, что это именно та форма, коснуться которой ей хотелось всегда. Макс словно замер в одной позе, не дотрагиваясь до Кэти, и эта его сдержанность одновременно радовала ее и огорчала. Он первым прервал поцелуй и улыбнулся так, что у нее голова пошла кругом. Кэти хотела схватить его за ворот футболки и затащить на себя. Но вместо этого она привстала и впилась в его губы, проверяя, не был ли первый поцелуй случайностью. Получилось даже лучше. По части поцелуев Макс оказался отличником. Правда, ее опыт вряд ли позволял давать оценки, но с другой стороны, именно недостаток опыта служил превосходным оправданием ее безрассудства. Она почувствовала его руку на талии, его пальцы, бегущие вверх по спине. И тут ее накрыла волна паники. Кэти отстранилась, и все ее жаркие чувства слились в один момент холодной ясности. – Извини. Не могу. – Все в порядке. – Макс отодвинулся, лег на спину и заложил руки за голову. – В смысле я тебя не знаю. – Без проблем. Какой он спокойный, какой невозмутимый, даже досадно. Кэти открыла рот, чтобы сказать что-то еще, когда воздух рассек свист, за которым последовал глухой удар. Одна из нескольких больших фарфоровых урн сорвалась с балкона и грохнулась о землю в нескольких дюймах от места, где они лежали. – Черт! – Макс потрогал пальцами щеку, увидел на них кровь и посмотрел на Кэти. – Ты как? – Нормально. – Кэти встала и взглянула на балкон – никого. Окно было закрыто. – Как?.. – Не знаю. – Кэти, прищурившись, посмотрела на небо, потом наклонилась и подобрала кусочки разбившейся урны. – Ты дрожишь, – сказал Макс. – Это шок.