– Блин, а я на это очень надеялся… – Мы еще не зашли толком. – Но заходим. Даже легковая машина не может остановиться мгновенно, всегда есть тормозной путь. С кораблем в этом вопросе все еще хуже, потому как тормозить на воде резко не получится никак. Ну разве что дать обратный ход силовой установкой, но и в этом случае за секунду не уложишься. В этом мире на море использовался лишь один вид силовой установки, способный оперативно дать задний ход, – весла. На паруснике их нет, а если бы и были, я ни за что бы не стал отдавать гребцам такой нелепый приказ. Вперед, только вперед, на инерции разогнанной массы деревянных деталей и каменного балласта. Ветра не было вообще, но мы все еще двигались. Медленно, теряя скорость с каждым мгновением, но в правильном направлении, к спасительному острову. Должно сработать. Должно. Не зря ведь про этот странный остров никто не знает. Значит, что-то есть. Что-то такое, надежно закрывающее болтливые рты. В надстройку со стуком встрял короткий арбалетный болт, вслед за этим с галеры прокричали: – Кто шевельнется, прикончим! Другой голос с издевкой добавил: – Остальных пальцем не тронем, мы добрые. Следом раздался гогот десятков глоток. В абордажные партии обычно набирают тех еще отморозков, но даже им приятно, что дело обойдется без пролития собственной крови. При столь подавляющем превосходстве, даже если мы начнем сопротивляться, ничего серьезного устроить не сумеем – нас сметут как крошки веником. – Они вошли в полосу мертвой воды, – бесстрастно заметил Зерд и поудобнее перехватил копье. Похоже, он прав. Для галеры отсутствие ветра – не беда. Все ближе и ближе, вот-вот – и можно будет различить цвета глаз столпившихся на носу демов. Паруса нехотя зашевелились, расправились. Период штиля завершился, теперь у нас несколько минут ветра. Но он слабый, а судно успело потерять ход. Минута-другая, и мы либо останемся лежать на окровавленных досках палубы, либо нас под хохот и улюлюканье победителей потащат в сырой трюм. Все это прекрасно понимали: народ готовил оружие, затягивал застежки шлемов, Джон бормотал что-то невнятное про каких-то белых тварей и непрерывно помахивал топором. Будет печально, являясь адмиралом немалого по местным меркам флота, с разгромным счетом проиграть бой единственной галере. – Что еще за напасть?! – охнул Тук, начавший, по своей привычке, делать перед боем повороты из стороны в сторону. Обернувшись, я увидел, что впереди произошли кое-какие изменения. Если раньше над этим аномальным островом было ясное небо, то теперь он не отличался от прочих клочков суши, что в изобилии усеивали это море. Облако, появившееся ниоткуда, касалось его невысокой вершины и выглядело странно. Слишком уж аккуратное и формой похоже на мяч, отрастивший себе множество белесых щупалец. Хотя нет, не мяч – скорее гриб на толстой и очень короткой ножке. Эдакий дождевик-переросток, обросший матерым мхом. И что-то с этим грибом явно не то. Он на глазах разбухал, как будто изнутри его распирала незримая сила. Да нет, не такая уж незримая, время от времени в основании «щупалец» проскакивали ярчайшие искорки. Как будто свернутая в тугой клубок молния ищет выход. И выход нашелся. Ясный день померк от ослепительной вспышки. Молния, вопреки своему обыкновению ударила не в землю и не в море. Прочертив причудливый зигзаг над водой, она дотянулась до галеры, и вражеский корабль исчез в ослепительном сиянии. Посмотреть в его сторону можно, но только разглядеть ничего не получится. Это то же самое, что уставиться на разряд дуговой сварки без защитных очков. Грохотало при этом так, что видавший виды Тук плашмя плюхнулся на палубу, а Джон выронил топор, хотя только что намеревался умереть, не выпустив его из рук. Все это я успел увидеть, уже закрывая глаза – ума хватило понять, что такая свистопляска для зрения вряд ли полезна. И почти сразу все затихло. Ни громоподобного треска, ни шипения кипящей воды. Звуки вообще исчезли. Нет, паруса, наверное, хлопали, ветерок задувал в снастях, привычно поскрипывал корпус судна, но после случившейся только что какофонии уши на такие мелочи не реагировали. Осторожно открыл глаза. Мир все еще был сер и тускл, зрение не может быстро вернуться в норму после такой световой перегрузки. Покосился в сторону острова. От облака остались лишь жалкие клочки, да и те на глазах рассасывались. Минута-другая – и он будет выглядеть как прежде. Странности психики налицо – ведь на галеру я взглянул во вторую очередь. Впрочем, смотреть там было совершенно не на что: ровная гладь неестественно спокойной воды, какой-то мелкий мусор там и сям, и больше ничего. Вражеский корабль исчез. Я не сразу в это поверил и обернулся по сторонам. Но его и правда нигде не было, а так как спрятаться он не мог, пришлось признать очевидное: вопрос с демами решен. Ветерок донес непривычный для моря запах. И не только для моря, а для всего этого мира. Такой можно учуять на месте сварочных работ – резкий смрад свежей железной окалины. Подняв голову, увидел рваное облачко, поднимающееся к небесам. Похоже – все, что осталось от преследовавшего нас корабля. Зерд, уставившись туда же, задумчиво протянул: – Им не повезло: у них не было стража. А это получше твоих ракет. Обернувшись на остров, я подумал, что, скорее всего, захочу еще не однажды посетить это интересное место. По любопытству или острой надобности, но непременно вернусь. Но не могу сказать, что буду таким же беспечным, как в первый раз. Теперь без опаски заходить в эти воды будет непросто. Даже стражам здесь бывает страшновато. Глава 21 Западня Ветер, столь безобразно с нами поступавший во время короткой игры в кошки-мышки с галерой, дальше вел себя как паинька. Ни разу серьезно не подвел на всем пути. И это хорошо, потому что я, как это иногда со мной бывает, поступил опрометчиво, оторвавшись от своего флота. Негоже адмиралу носиться на одиночной скромной скорлупке. Пусть она и быстроходная, но в штиль самое дырявое гребное судно нас легко сделает. Но дай нам немного хорошего ветра – и пусть хоть по ведру дурмана в каждого гребца зальют, но хрен нас когда-нибудь догонят. Может, до спортивной яхты или хотя бы нашего полноценного клипера этой крошке и далековато, но по местным меркам – настоящий реактивный транспорт. Ветер не подкачал даже на самом ответственном участке пути. Мореходство здесь тяготеет к берегам, так что приближение к серьезной суше чревато встречами, причем в нашем случае нежелательными. Под вечер заметив одинокий парусник, мы не стали сбавлять ход. Ночи лунные, по расчетам до берега еще далеко, рифов здесь нет, подходы без мелей, застопориться в опасной близости к суше успеем. Добраться до нее до света не получилось, пришлось идти на виду у земли, выискивая ориентиры. Не могли понять, в какой стороне надо искать нужное нам устье. Так мы к нему и вышли, не успев разобраться. Из-за мыса показалось что-то, поначалу принятое нами за узкий морской залив. Такой на побережье есть, но восточнее нужных нам мест. Значит, надо разворачиваться, но от этого маневра нас остановил Зерд: – Это не залив, это и есть устье Гваи. Вон та зелень вдали – тростник. Он высокий, там его очень много, издалека можно рассмотреть. Поверив ему на слово, мы направились в глубь залива и быстро поняли, что страж прав. Вода стала пресной, то и дело течение проносило обрывки речных водорослей, преследующая нас уже не один час стайка белобоких дельфинов развернулась – им здесь не понравилось. А потом мы увидели первый корабль. Он затаился в протоке между стенами тростника, над зарослями торчала лишь верхушка короткой съемной мачты. Стандартная боевая галера, на таких в набеги ходят разбойничьи оты. Что она забыла в этих местах? А то же, что и мы: она пришла вслед за нашим флотом. Еще одна, и еще. Нам машут, дымовые сигналы подают, из зарослей на перехват вышли сразу две. Но течение в устье вялое, нам почти не мешает, а вот ветер не утихает, полноценный задорный дневной бриз несет нас строго на юг, в глубь вражеских земель. Но это не страшно, потому что где-то там, выше по реке, нас ждут союзники. Не страшно?! Да еще как страшно! – Они запирают устье, – озвучил очевидный факт Зерд. – Да. Консул все же зашевелился. Я насчитал почти два десятка галер, никогда столько не видел. – Будут еще, они сгоняют сюда все, что есть. Меня так же заперли в заливе Шрадра. – И попугая, как назло, нет. Послал бы его, пусть все бросают и бегом вниз, пока совсем поздно не стало. – Твой флот легко их победит. Они слабы. – У меня далеко не все корабли новые, да и ракет маловато. Если они еще нагонят галер, мы без потерь не вырвемся, а у меня каждый человек на счету. – Тогда проси ветер, чтобы не ослаб. Нам придется передать новости своими силами, без попугая. Ветер не ослаб, но наши новости не оказались сенсацией. Чуть выше последних отголосков тростникового царства нам повстречался одинокий вспомогательный корабль, команда которого, как оказалось, внимательно следила за деятельностью вражеского флота. Ну и в рамках привычной моим людям военной подлости совмещала задачи, провоцируя противника на атаку. Если галеры соблазнятся видом добычи и попрут с надеждой на абордаж, наши должны подняться выше неприметного заливчика, в котором притаилась неслабая засада. К сожалению, демы пока что на приманку не клюнули, хоть она и болталась перед носом уже не первый час. Они планомерно перекрывали устье, больше ни на что не претендуя. Очевидно, был приказ дальше не соваться. Когда сильно нужно, даже дикие оты могут быть достаточно дисциплинированными. Или, возможно, одинокий корабль вел себя подозрительно нагло. С моими ребятами южане сталкивались уже не первый год, могли запомнить, что с ними не все так просто, как кажется на первый взгляд. Ветер, промчав нас через линию вражеских кораблей, счел свою миссию завершенной, и чем выше мы поднимались, тем меньше помогал. А течение, наоборот, мешало все сильнее и сильнее, так что до стоянки флота мы добрались лишь под вечер. И застали здесь чуть ли не Содом и Гоморру. Груды отрезов дорогой ткани кучами лежали на грязном берегу вперемешку с утварью из бронзы и латуни, оружием, инструментами, мешками с южными пряностями. Повсюду помет захваченной скотины и лужи крови с тучами мух – телят и баранов резали в изобилии, тут же пуская на вертела. Всюду толпы праздношатающихся вояк и каких-то подозрительные местных, многие из которых передвигаются не на твердых ногах. И над всем этим витает стойкое спиртное амбре. Пьянствовать на операциях запрещено строжайше, и потому первым делом я начал разборки в этом направлении. Но оказалось, что амбре держится не столько из-за тесной дружбы с зеленым змием, сколько из-за действий Арисата. Тот безжалостно разбивал каждую бочку с вином, которое вопреки приказам то и дело пытались протащить в лагерь. В итоге почва местами пропиталась этим продуктом настолько, что алкоголикам можно смело ее мазать на хлеб. Не повезло нам с этим вопросом, ведь местность, подвергшаяся набегу, издавна славилась своими виноградниками. Здесь производились элитные сорта вина, которые в иные времена были доступны лишь небедным южанам. Но солдатам все равно что пить, лишь бы в жидкости спирт присутствовал. И если их еще можно было удержать в каких-то рамках, то примкнувшие к войску освобожденные рабы ни в чем себя не ограничивали. Держать их в загоне нельзя – не находя напитков в лагере, они сбивались в шайки и разоряли окрестные поместья, брошенные хозяевами. Невольники знали, где и чем можно разжиться, гораздо лучше нас. И покончить с этой вакханалией можно было лишь единственным способом – как можно быстрее отсюда убраться. Именно этого я и хотел больше всего. Но мы чуть-чуть не успели. Его светлость великий господин Тилиус Аверамир Третий был недоволен. До сих пор наших невольных союзников лутанцев все происходящее устраивало настолько, что он мне даже на глаза не показывался. Но сегодня не поленился заявиться на военный совет, где сидел с видом человека, который, страдая хронической оскоминой на всех зубах, вынужден поглощать недозрелые лимоны в промышленных количествах. И немудрено. С того момента, когда остатки его армии отправились в набег, все шло на диво замечательно. Им предоставили место на кораблях, где не приходилось тесниться бок о бок в сырых трюмах, в которых даже разворачиваться получалось по приказу, всем вместе, иначе в монолитной толще тел не сдвинешься. Не надо было думать о провизии, с камбузов трижды в день приносили немудреную, но сытную пищу, причем горячую, что у северян даже не на всех флагманских судах практиковалось. Да и там подобные блюда доставались только верхушке, рядовым оставалось лишь облизываться на соблазнительные запахи. Но это еще не все: даже самому последнему вояке каждый день выдавали чарку не самого плохого вина. И обязательно тугое яблоко к нему или другие фрукты – простейшая профилактика цинги. И при таком немыслимом по местным меркам комфорте не приходилось ведрами свою кровь проливать. Даже когда добрались до вражеского берега, боев как таковых не было. Встреченные на пути корабли сдавались при виде такого флота, в городах благодаря действиям консула почти не осталось серьезных вояк, а те, что остались, спешили убраться при виде пришельцев. Максимум, что грозило, – мелкие стычки с теми, кто не был рад, что на его имущество накладывает лапы новый собственник. В итоге основные потери лутанцы несли от злоупотребления спиртными напитками и конфликтов на пьяной почве. Таким образом, вместо кровопролитной войны их войско получило возможность грабить, не особо напрягаясь. В этом вопросе их ограничивала лишь вместимость трюмов, но они об этом вообще не думали, тащили все что можно и нельзя, в любых количествах. В грудах добра, что возвышались на окраине их части лагеря, я видел засаленную деревянную посуду, утащенную из бедняцких хижин, затертые до дыр ковры, одежду, по виду снятую с пугал, копеечные соломенные циновки. Апофеозом этого «синдрома Плюшкина» стал гроб. Зачем он им нужен и откуда они его принесли, я понятия не имел. Зато имелось стойкое подозрение, что перед этим жадные грабители не постеснялись вытряхнуть покойника. Спасибо, что на него не польстились. Все, что им оставалось, – дождаться, когда мы любезно перевезем их со всем захваченным добром домой, где они до глубокой пенсии будут хвастать своими великими подвигами.