– Я про драку говорил. – Я это и имел в виду. – Ну хорошо. Я спокоен, как кусок льда на вершине Львиной горы. Что вы предлагаете? – Да ничего. Просто бросим повозку здесь и поступим, как собирались изначально. Заложим бочонки под стену склада, заберем нужную вещь. Снаряды сбросим прямо здесь, вон за той кучей соломы, до утра вряд ли их заметят. И налегке спустимся вниз. Бумага в порядке, нас не очень-то проверяли по пути сюда, почему должны придираться при спуске? Повозка пуста, груз честно оставили, ничего не украв, и никто не станет бежать в склад узнавать, так это или нет. – Часовые у ворот должны знать, что склад на ночь запирают. – Они не похожи на умников, а бумагу смотрели недолго. Печать увидели, фразу про разрешение заезда в крепость услышали, на остальное их вряд ли хватило. Даже рады будут, что не придется проводить ночь рядом с пустынниками. – Это всего лишь ваше допущение. – Но оно достаточно обосновано. Ну так как, действуем по-мужски или подожмем хвосты? – Я вам не мальчик, чтобы доказывать непонятно что. Жизнь дается лишь раз, только глупцы ею размениваются. – То есть вы ни разу не рисковали сознательно? Всегда действовали наверняка? – Я этого не говорил. – Больше такого шанса может не представиться, да и опасно при свете дня здесь действовать. Проснется высокое начальство, заинтересуется, почему это зажигательные снаряды привезли из мест, откуда до сих пор не доставляли ни одного. Всего две мастерские их выпускают, про третью никто не слышал. – Да, это подозрительно. Надо было не спешить, подготовить более надежные бумаги. – Не говоря уже о том, что провести целую ночь здесь – тоже опасно. – Не поспоришь. – Так будем болтать или работать с тем, что есть? – Ладно, уговорили. Но если попадемся, я вас прокляну. – Заметано. – И начнем со склада, а не с вашей вещи. Рискованно оставлять заряды раньше времени. Вдруг на них кто-то наткнется до того, как мы покинем крепость? Но я уже устал уговаривать осторожного вора и потому согласился без колебаний: – Как скажете. Со складом все вышло замечательно. Ну а чего тут сложного? Просто пристроили за дальней стеной пару бочонков. Хорошо, что грим и ночная тьма скрывают наши с Нюхом лица. Не сомневаюсь, что цвет чистейшего мела в сравнении с ними был в тот момент самой тьмой. Мне то и дело казалось, что пальцы пачкаются в маслянистой жидкости, щедро просачивающейся через щели, к тому же внутри что-то угрожающе булькает и переливается. То, что в случае взрыва я даже не успею ничего понять, ни капли не утешало. Лайг уверял, что именно за этой стеной располагаются целиком заставленные зажигательными снарядами стеллажи. Его сведения, правда, существенно устарели, но если что-то и изменилось, разница невелика. Чуть ли не центнер динамита играючи сметет с лица земли половину здания, если не все. При этом часть сосудов неизбежно разобьется, зажигательный состав выльется, а повсюду искры, тлеющие головешки… В общем, грандиозный пожар неизбежен. Оги, правда, не удовольствовался бочонками. Заставил каждого из своих людей принести по паре снарядов, положили их поверх. Для гарантии. Им это оружие уже знакомо, а наше нет, если не считать противоречивых слухов о могуществе и коварстве стража Межгорья. На случай, если кто-то решит заглянуть в этот глухой закоулок и заинтересуется миной, мы оставили нехороший сюрприз. Приготовили отдельную связку шашек с детонатором натяжного действия. Что-то вроде взрывателя, используемого в гранатах. Вытяни чеку – он и сработает. Достаточно потянуть за один или другой бочонок, и громкий бабах обеспечен. Но, надеюсь, до этого не дойдет, ведь преждевременный взрыв нам не нужен. Теперь оставалось второе дело. То, ради которого я, собственно, и решился на эту авантюру. Мы наконец отправились за потерянным именем. Стоит отметить, что место, где хранилась потеря, находилось на особом положении. Здесь располагалось что-то вроде филиала жреческого убежища. Уж не знаю почему, но нужный нам предмет днем находился под их наблюдением, а ночью, судя по всему, они спускались в свою обитель. То ли места не было там его хранить, то ли имелись какие-то другие соображения. Все это, разумеется, только со слов Чедара, ведь других источников информации у нас не было. – Куда это вы претесь впотьмах, пустынники немытые?! – грозно вопросил попавшийся на пути вояка. Судя по нашивкам – офицер, да и больно в себе уверен, раз так нагло полез на целую ораву диких солдат. Оги тоже это понимал и потому не стал лезть на рожон, угрюмо, но без наезда ответив: – Сказать в складе, что мы здесь надо ночевать, утро вставать, назад идти. – И где вас только берут таких, даже говорить по-человечески не умеете. Почему вы не в легкой коннице?! – Мы верблюд пасти, лошадь нет совсем, дорого лошадь, болеет, умирать любит сильно очень. Верблюд в легкий конница не брать хотеть, так вот получаться. – Но любить верблюдиц у вас самое оно! Так?! Чего глаза выкатываешь, всякий знает, что так оно и есть. Валите уже, и чтобы глаза мои вас никогда не видели! И утром бегом сваливайте, нам здесь ваши вонючие блохи не нужны! Прям расист какой-то, честное слово. Ну да ладно, я не пустынник, претензии к этому народу на меня не распространяются, так что легко стерплю подобные наезды. – Ну далеко еще, Чедар? Тот указал на ничем не примечательную постройку, прилепившуюся к дальней стене: – Это там. – Уверен? – Да. – Оги, вон там. – Да слышал я. Часовой там у дверей, вряд ли пустит с нашей бумагой, это ведь не склад. – Придется его валить. – Без драк надо. – Тогда что? Подойдем и попросим открыть дверь? – Не думаю, что он согласится. – Я о том же. Без крови не обойтись. Попробую бесшумно. – Бесшумно? Ну-ну. Стойте уже здесь все, я сам. Нам ничего не оставалось, как остаться на месте, наблюдая из мрака под стеной казармы, как Оги, пьяно пошатываясь, направляется прямиком к нужному нам месту. Часовой при его приближении все более вытягивался в струну, очевидно, подозревая, что это подвыпивший офицер с проверкой заявился. Но на последних шагах резко расслабился, да и мафиозо выдал себя заплетающимся голосом со все тем же акцентом: – Брат! Тебе здравствуй большое! Скажи, тут жить мой дорогой земляк Имьтюррак? – Верблюд облезлый твой земляк! Пошел вон! Оги почти без фальши оступился, неловко замахал руками, уже падая, отчаянно просеменил вперед, ухватил не успевшего отшатнуться часового за шею, после чего завалились оба. Причем вор каким-то хитрым образом ухитрился оказаться сверху. – Брат! Прости! Ох, стукнулся ты больно как! Прости! Давай сюда, за угол, тут солома мягкий, хороший, отдыхать ты будешь чуть. Со стороны сценка так себе, я бы на месте свидетелей насторожился, уж очень характерно сучил ногами несчастный часовой, особенно когда его потащили за угол. Такое впечатление, будто ему глотку перерезали. Однако ночь темна, зрителей не видать, так что бездарную игру актеров не оценили. Стоило парочке исчезнуть из круга, освещаемого закрепленным на стене факелом, как они будто сгинули. Один точно, а вот второй быстро вернулся к нам. – Порядок, без шума обошлось. – Отлично сработали. – Да так… вспомнил молодость. Должно быть, весьма необычной была молодость у нашего Оги. Первым делом убрали факел. Не совсем: переместили его в другое место, за угол. Это на случай, если кто-то из часовых на стене удивится исчезновению привычного источника освещения. Один из мордоворотов встал на место убитого солдата, старательно его изображая. Рост повыше, конечно, да и плечи куда шире, но кто там издали ночью будет разбираться. Одна опасность – какому-нибудь офицеру может прийти в голову устроить дотошный обход. Но такое практикуется главным образом в военное время, а сейчас шансы нарваться невелики. Слишком много мы делаем допущений, а русское «авось» не резиновое, как бы не лопнуло… – Закрыто, – буркнул Тук, попытавшись потянуть дверь на себя. Оги, молча его отодвинув, осмотрел створку, покачал головой: – Замочной скважины нет. Засов это, задвинут изнутри. Там кто-то есть, и вы мне об этом ничего не сказали. После этих слов я уставился на Чедара, а он, гад, лишь плечами пожал: – Я не могу видеть все помещения, но в том, где лежит нужная нам вещь, никого нет. В других может оказаться кто угодно. – И вы говорите это только сейчас?! – Могу вообще молчать, если не нравятся мои слова. К чему все эти переживания? Часового убрали бесшумно, справитесь и с остальным, я уверен в вас.