— Я помню. — Двадцать лет мы были товарищами по оружию и просто хорошими друзьями… — Друзьями мы останемся и дальше. Впрочем, как и товарищами по оружию. — Ты понимаешь, что я имею в виду… — Понимаю. — Мы с тобой старые солдаты… Почему мы не удержали свои позиции? Максим тяжело вздохнул. — Потому что нельзя удержать позицию, когда Генеральный штаб уже запланировал твоё поражение. Лайош спросил с горечью в голосе: — Максим, скажи мне честно — тебе не кажется, что мы прожили свою жизнь напрасно? Его собеседник скупо улыбнулся. — Мы ещё её не прожили. Время покажет… И не спеши себя хоронить! Мы с тобой всё ещё живы — а это значит, что наши враги и дальше будут ночевать с пистолетами под подушкой… А канониры на их береговых фортах по-прежнему вынуждены будут спать стоя — с зажжёнными фитилями! — Хорошо. — Лайош чуть заметно улыбнулся, а затем добавил. — Я буду ждать твоего человека. На новой позиции. Хотя я пока не знаю, смогу ли её удержать… — Сможешь. Эту позицию выбираем уже мы сами — без всяких штабов. И победа или поражение на этой позиции — будет зависеть только от нас… А мы с тобой слишком старые и слишком опытные солдаты, чтобы проиграть! Лайош кивнул. — Хорошо. Я готов. — И, помолчав минуту, добавил: — Теперь нам будет трудно вот так запросто выпить бутылочку вилланьского кёкфранкоша… — Ничего. Мы как-нибудь найдём способ, чтобы это сделать. — Максим посмотрел на часы, и, вздохнув, сказал: — Мне пора. Самолёт через полтора часа. А ещё ехать через весь Будапешт… — Счастливого пути. До встречи! — Будь здоров, Лаци! До видзення, как говорят наши польские друзья! Они обнялись, после чего Максим, вскинув руку, остановил такси. Открыв переднюю дверь, он бросил таксисту «Ферихедь!», и, обернувшись, сказал с улыбкой: — Не кисни! Очень скоро я надеюсь снова попробовать твоего гуляша — такого же, как двадцать лет назад. Тренируйся! Больше они так никогда и не встретились… Глава первая * * * Вот черти! «Таких букв нет в польском алфавите»! Можно подумать, все буквы их номеров, взятых из их алфавита, есть в нашем! Дискриминация по филологическому принципу — им на номерах на латинице к нам можно, а вот нам с кириллическими буквами на номерах — к ним никак нельзя! Суки… А ведь так хорошо всё начиналось! «Копейку» хлопцы из соседнего гаража довели до идеального состоянии, техосмотр — Техосмотр! — был пройден без сучка и задоринки, полторы тысячи евро командировочных из кассы получены, гостиницы заказаны, люди предупреждены… И на тебе! Стражи граничны бегают, суетятся, звонят в Люблин и Варшаву… Пятый пункт семьдесят первого артикула их Дорожного кодекса, видите ли, не позволяет им впустить в Польшу этот самоход — «бо у пана бардзо стары бляхи». Старые. Не спорю. Получены в одна тысяча девятьсот семьдесят четвертом году — сиречь, автомобиль обрёл их при рождении. И с ними этот экипаж прожил всю свою жизнь! Сначала — колеся по славному городу Ковелю и его окрестностям, потом с этими чёрными номерами сей самоход проделал трудный путь через всю Украину, с ними же совершил марш-бросок до Берлина (девять лет назад эти номера были вполне законными для великогерманского Рейха, а сегодня не годятся даже для Польши — ну ты подумай!), на них объездил всё Подмосковье, за последние пять лет избороздил всю Белоруссию вдоль и поперёк — и тут бац! Польская засада! Хорошо хоть, «шенгенка» многократная, если сейчас обратно попрут (а попрут однозначно, к бабке не ходи) — можно будет, сменив номера, послезавтра снова стартануть. Но уже не будет того драйва… Ладно, вон идёт тот хорунжий, который номера фотографировал, сейчас будет объяснять, что они ни в чём не виноваты. Засранцы… — Пше прошам пану, але не можно. Зазвонили до Варшавы, але ниц не могем зробичь. Тшеба с повротем… — И виновато так смотрит, взглядом побитой собаки. Одиссей махнул рукой. — Ладно. Три часа уже простоял, чёрт с вами. По какому коридору я могу вернуться назад? Воспрявший духом хорунжий (с ним Одиссей час назад яростно изругался вдрызг, пообещав тому все кары небесные и гнев высших польских бюрократов, всуе помянув и Радослава Сикорского[3], и Богдана Клиха[4]) старательно объяснил схему объезда терминала — и Одиссей, плюнув с досады, сел в «копейку» и, назло полякам врубив музыку на полную (очень кстати в магнитоле стоял диск Игоря Сивака, его альбом «Нехолодная война»), развернулся на пятачке у будки польских пограничников, газанул до пола и, пугая польских таможенников воинственными аккордами пронзительно-искренней, по-настоящему военной, песни «Слушать в отсеках», отправился на восток — к алеющему в полусотне метров белорусскому флагу. Ладно, чёрт с ним, поменяем номера — раз старые советские так напрягают этих чёртовых ляхов. С первого раза не получилось пересечь границу — что ж, получится со второго! * * * Когда, будучи в Москве, он упросил командование дать ему двухнедельный отпуск в сентябре для поездки в Словакию, в музей восстания — то имелось в виду, что отправиться в этот путь он, как и в марте, вместе со своим старым товарищем по университету и на его машине. У однокурсника Одиссея был свежий пятилетний «бумер», водил тот отменно (ещё бы — с двадцатилетним-то стажем непрерывной езды по городам и весям всей Европы!), и отцы-командиры даже и помыслить не могли, что у Одиссея есть свои виды на эту поездку. Тем не менее — такие виды были. В марте почему он решил просить Саню Кузмицкого съездить с ним в Центральную Европу? Потому что это март. Скверная погода, гололёд, короткий световой день, снег, и прочие природные катаклизмы. Да ещё по горам треть пути. Бережёного, как говорится, Бог бережет… К тому же целью той поездки было — быстренько прошвырнуться «галопом по Европам», восстановить кое-какие связи, кое с кем встретиться, хлебнуть вволю венгерского, убедиться, что он уже более не есть разыскиваемый всеми правоохранителями Центральной Европы опасный злодей (понятно, что прошло шесть лет, что паспорт ему сделали на другую фамилию — но удостовериться в безопасности будущих поездок не мешало, тем более, были люди, которые держали руку на пульсе, и эти люди готовы были удовлетворить любопытство Москвы) — и домой! За пять дней, помнится, управились… А сейчас поездка предстояла, во-первых, в сентябре, то есть почти летом, во-вторых, длительная. Галоп здесь не годился, тут лёгкая рысь, а то и шаг… Посему и машина для такой поездки шибко резвая была не нужна — подойдёт и его «копейка», благо, оная самобеглая коляска обихожена, обласкана и доведена до состояния едва ли не идеального. На такой машинке и по Европе пробежаться не грех… Да и какие там расстояния? Всё рядом… Краков, Банска-Бистрица, Партизанске, Турзовка… может быть, Будапешт. До любого города из списка за пару-тройку часов можно добраться — что от Партизанске до Будапешта, что от Кракова до Турзовки. Тесно народ в Европе живёт, плечом к плечу, можно сказать. Малопольша — так вообще городок на городке и деревня на деревне, плотность населения сумасшедшая! Посему, втайне от отцов-командиров, решил Одиссей готовить в дальнюю дорогу свои древние (но отнюдь не ветхие) «жигули». И ехать самостоятельно — во-первых, реальная экономия валюты, во-вторых — никто в шею не гонит и думать не мешает. Захотел — остановился, захотел — отаборился в каком-нибудь любопытном местечке; сам себе хозяин! Да и некоторые поручения генерала требовалось выполнить без лишних глаз и ушей… Знающие люди, надо сказать прямо, ему говорили, что за Буг его на старых советских номерах (тех ещё, семидесятых годов, с белыми буквами и цифрами на чёрном фоне) не пустят — но он, помня, как то же самое ему твердили «знатоки» в две тысячи первом году, а он, тем не менее, спокойно на этих номерах проехал всю Польшу и половину Германии — решил этими досужими байками пренебречь. Как выяснилось — зря! Упрямство и самонадеянность будет стоить ему семьсот вёрст лишнего пробега, двух календарных суток времени и весьма существенных финансовых потерь. Что ж, за всё в этой жизни нужно платить… Самое неприятное в этой истории с «повротем» — что любимая супруга, насмешливо глянув в его виноватые глаза, будет иметь полное право сказать «Я так и знала!» Поначалу о том, что он поедет в Европу на древней «жигуличке», вообще не шло и речи. «На этом шарабане!?!?» Но после того, как ему удалось вполне успешно скатать супругу с детьми сначала в Гродненскую область — посмотреть Мирский замок и резиденцию Радзивиллов в Несвиже, а потом и в Жировичи, глянуть на чудотворную икону — его решение пробежаться по Польше и Словакии на первенце Волжского автозавода уже не вызывало такого резкого неприятия. Ну а обещание привезти из дальних стран что-нибудь чудесное и удивительное (хотя чем можно удивить бывшую жительницу федеративной Германии, в бытность свою должностным лицом германской контрразведки изрядно повидавшей мир — Бог весть…) — окончательно убедило супругу дать «добро» на эту поездку — хотя не без изрядной доли ироничных сомнений, напоследок обильно высказанных вслух. И теперь ему не отвертеться от торжествующего «Я так и знала!», придётся терпеть весьма ядовитую иронию любимой супруги — благо, всего несколько часов… Ладно, это всё дела житейские. Послезавтра, с новыми номерами, он вновь предпримет штурм границы — на этот раз, даст Бог, вполне успешный. И на следующей неделе ему удастся попасть в Банска-Бистрицу — где в архиве музея Словацкого национального восстания тамошние работницы нашли для него несколько документов, касающихся участия героя его будущей книги в боях в Северной Словакии, о гибели его отряда и о том, как ему в январе сорок пятого удалось найти группу парашютистов, уцелевших после ноябрьского разгрома. А ради такого не грех и отмахать две тысячи вёрст! * * * — Как думаешь, Левченко, пожары эти — когда закончатся? Август на исходе, а дышать по-прежнему нечем… Пполковник пожал плечами. — Как погода… Я на пожарников и прочих «тоже спасателей» не надеюсь, только на промысел Господний. Случатся в сентябре дожди — пожары кончатся, не будет дождей — выгорит пол-России… Как-то так. Генерал кивнул. — Вот и я так думаю… Новый Лесной кодекс — весь в угоду частнику составлен, да только не подумали его создатели про пожары… Эффективные менеджеры, холера им в бок! Спалят всю страну — а потом начнут, как обычно, ордена друг другу вешать. Паскудно всё это, Дмитрий свет Евгеньевич, аж с души воротит… — И Калюжный с досады сплюнул. А затем, вздохнув, добавил: — Когда уже в России нормальная власть появится — ума не приложу… Левченко хмыкнул. — Да я что-то нормальной и не припомню… Брежнев со старцами своими в Афган нас вогнал, Горбатый коммунизм всё пытался разрушить — а в итоге Союз развалил, Ельцин демократию затеялся ввести — не смысля в ней ни уха, ни рыла. Нынешние оба-два — вообще, не пойми, что за пассажиры, и чего от них ждать… — Ничего хорошего я от них не жду, Левченко. Шибко мутные они. Скользкие. Один — из соседней лавочки выходец, провалившийся в Дрездене и уволенный за некомпетентность, и слухи нехорошие у соседей ходят — что к убийству Рохлина причастен; второй — вообще марионетка какая-то, не пойми чья… — Калюжный тяжело вздохнул. А затем, открыв лежащую на столе папку, сказал: — Ладно, с этим пущай народ разбирается. Наше дело — свою работу выполнять. Рапорт Володи Терского ты, конечно, читал? — Левченко утвердительно кивнул. — Значит, в курсе проблемы Кого думаешь на его место поставить, на центральную Европу? Левченко скупо улыбнулся. — Вы моё мнение знаете. Одиссея, конечно. Генерал покачал головой. — Кандидатура, конечно, подходящая, но уж больно хвост за ним пышный… Да и супруга его… сам помнишь, откуда, и каких нам усилий стоило её официально из числа живых вывести. Одиссея координатором ставить — все связи на него замыкать; а он у нас хлопец меченый, и не раз. Фотография его, хочь и пятилетней давности, у тех, что играют за чёрных — есть, отпечатки пальцев того же срока давности — опять же, в наличии… Засвечен он, и засвечен плотно. Ставить его опять на оперативную работу — слишком сильно рисковать. Оно того стоит? Есть у нас сейчас серьезные проблемы в этом регионе? Чтобы профессионалом такого уровня рисковать? Левченко пожал плечами. — Да вроде пока нет. В Польше какое-то мутное шебуршание по поводу будущих белорусских выборов идёт, тамошние деятели хотят поучаствовать в разделе грантов, которые будут на будущую белорусскую революцию отпущены. Дело обычное — отпустят на очередное свержение белорусского Батьки средства, их по большей части разворуют, а затем объявят, что диктатор силой удушил слабые ростки свободы и демократии, сфальсифицировал итоги выборов… всё, как обычно. Ничего нового. — А словацко-венгерские тёрки — чем могут закончиться, по твоему просвещённому мнению? Левченко хмыкнул. — Да ничем особенным… Виктору Орбану и его партии, к власти только что вернувшимся, нужно указать мадьярам внешнего врага — Дюрчань с социалистами уже отработанный материал. Пошумят-пошумят, да и успокоятся… — Вот видишь — ты сам подтвердил, что сейчас особой нужды в направлении туда сильного профессионала нет. Майора Гонта за глаза хватит! — А Одиссей?