Моей жене Лене — без которой не было бы написано ни строчки… Моим венгерским друзьям Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине; ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое; ибо он лжец и отец лжи. Евангелие от Иоанна, глава 8, ст. 44 Я сто раз умирал, я привык Погибать, оставаясь живым. Я, как пламя свечи, каждый миг В этой вечной борьбе невредим. Умирает не пламя — свеча, Тает плоть, но душа горяча. И в борьбе пребываю, уча Быть до смерти собою самим… Ю. Семёнов «Дипломатический агент» Duobus certantibus tertius gaudet[1] Пролог Будапешт, парк Варошлигет, 12 октября 1990 года — Вы уходите… — Да, мы уходим. В июне следующего года нас здесь уже не должно быть. — Максим, вас уже нет. Я имею в виду… — Я понимаю, что ты имеешь в виду, Лаци. Именно поэтому я позвал тебя сюда. Давай прогуляемся до Вайдахуньяда, сегодня чертовски хорошая погода для прогулок на свежем воздухе… Двое неприметных, скромно одетых, немолодых мужчин, свернув с тротуара, идущего вдоль Варошлигети кёрут и уходящего в глубину парка, направились к шпилям видневшегося среди не по-осеннему пышных крон деревьев замка. Один из них, чуть постарше и повыше ростом, расстегнул плащ и, едва заметно улыбнувшись, сказал: — Всё меняется — а октябрь в Венгрии по-прежнему тёплый; вон, даже деревья ещё все зелёные! Его попутчик в ответ вполголоса проговорил: — Я был мальчишкой в октябре пятьдесят шестого. Тогда здесь было жарче, чем в аду… Высокий кивнул, улыбка исчезла с его лица. — Я помню о твоём отце, Лаци… Второй собеседник вздохнул. — Я так и не успел с ним попрощаться… В тот день он ушёл на службу, даже не позавтракав… Мама так до конца своей жизни и не простила себе, что не заставила отца поесть. Как будто это могло бы его спасти… Тот, кого его собеседник назвал Максимом — положил руку ему на плечо. — Если бы ты оказался в тот день на его месте, в горкоме — ты сделал бы то же самое. Лайош с горечью ответил. — Не в этом дело. Беда в другом — с каждым днем я все чаще думаю, что мой отец отдал жизнь напрасно. Защитники горкома — теперь уже не герои. Ещё немного — и они станут злодеями… Максим махнул рукой. — Не отчаивайся, дружище. Мутная пена сойдёт… У нас сейчас тоже герои объявляются негодяями, а предатели становятся героями. Такое уж мы переживаем паскудное время… Оно кончится. У нас, в России, говорят — у лжи короткие ноги. Подождём… Когда-то памятники старым героям снова займут свои постаменты. Лайош недоверчиво покачал головой. — Боюсь, мы до этого уже не доживём. Слишком яро эти, новые, взялись за слом средней буквы… — Какой средней буквы? — Буквы «эн». Венгерская народная республика — сокращённо ВНР. Вот они эту среднюю «эн» и ломают… Ладно, Максим, давай поговорим о наших делах. Что тебя заставило помчаться в нашу глухую провинцию из Москвы, из столицы империи? Максим вздохнул. — Москва уже не центр мира, как ты знаешь… А приехал я к тебе по делу, тут ты прав. Тебя, насколько я понимаю, скоро увольняют? Лайош грустно улыбнулся. — Правильно понимаешь. Жду приказа со дня на день. Уже и дела подготовил — хотя кому они сейчас нужны?… — Понятно. Чем дальше собираешься заниматься? Лайош пожал плечами. — Мне сорок шесть, на пенсию по выслуге вполне могу выйти… Вот только не уверен, что эти, нынешние, будут платить пенсии бывшим сотрудникам госбезопасности. — И, улыбнувшись, добавил: — У меня есть домик недалеко от Дёндёштарьяна, четыре сотки виноградника сорта «эзерйо» — остались от деда. Стану виноделом! Это ведь так по-венгерски… Максим кивнул. — Виноделом — это хорошо. Дослужившись до полковника — только виноделом и становиться… Лайош развёл руками.