А с моря лодочку, Маленькую лодочку. Лицо Беатрис разгладилось, дыхание выровнялось. Мне не нужно ожерелье, И корона мне ни к чему, Я возьму только лодочку, Маленькую лодочку. Сяду в нее, И ветер понесет меня Далеко-далеко, Дальше вересковых холмов, Дальше зеленых дубрав, До самого моря, До светлого моря. Коринна почувствовала, что у нее самой от чарующего голоса Николь слипаются глаза. Она никогда не упускала случая напомнить, что еще в колыбели чернявого приемыша поцеловала лесная фея. Один поцелуй – один дар. Значит, фея дважды дотронулась до лба младенца прохладными устами. Вот откуда у грязной девки волшебный голосок и власть над зверями. Каждый раз за такие слова нянюшку поднимали на смех. Чушь, Коринна! Птичка-Николь возится с любой бессловесной тварью, подкармливает их и ласкает, в этом-то все и дело. Как же! Коринна однажды попыталась погладить одну из тех дворняг, что вечно крутятся рядом с девчонкой. В отместку за доброту подлая сука цапнула ее и удрала, поджав хвост. Пришлось отравить мерзавку. А песенки Николь! Разве не странно, что она никогда не поет про венок в ручье, про суженого, что снимет с нее белую рубашку и распустит ей волосы – ни одну из тех славных старых песен, которыми славится их край? Девка выдумывает свои. От них становится тревожно и странно, будто ветер подул тебе прямо в сердце. Уж конечно, без феи не обошлось! А дары лесного народа рано или поздно приносят несчастье. Если не верите, посмотрите на старшего конюха. Девчонка высосала из дядюшки все силы, а ведь четырнадцать лет назад он был еще крепок и силен. Теперь же иссох, как осока на безводье. Лишь нрав остался прежний: все тот же несгибаемый Гастон Огюстен. Такие люди, как он, всегда в цене. Много лет старший конюх неотлучно жил в Вержи, и лишь одно событие заставило его покинуть стены замка. Именно тогда здесь и появилась Николь. Ветер понесет меня Дальше вересковых холмов, Дальше зеленых дубрав… Нянька попыталась ущипнуть себя, чтобы не заснуть, но без особого удивления обнаружила, что руки успели обрасти тугими перьями, а комната расплылась и пропала. Вокруг убаюкивающе шумел ночной лес. Коринна одобрительно кивнула круглой головой, открыла рот и услышала собственное уханье. Хорошо быть птицей, хищной птицей с острым клювом, загнутым, чтобы ловчее выклевывать кусочки теплого нежного мяса. Где-то поблизости шныряет в палой листве девчонка, обратившаяся в тощую юркую мышь. Сова расправила крылья и обрушилась вниз, туда, откуда слышался шорох. Но крыло задело за предательский сук, и птица жалобно вскрикнула. Коринна вздрогнула, открыла глаза и едва успела подхватить падающий кувшин, уже плеснувший на пол лужицу молока. Горничная сидела к ней спиной, наматывая на палец прядь вьющихся черных волос. Беатрис крепко спала. Коринна поднялась, протирая глаза. Бог ты мой, да она, оказывается, и впрямь задремала! А все скверная девка с ее убаюкивающими русалочьими песнями! Бесшумно переступая, нянька двинулась к ней, занося руку. …Николь болтала ногой, глядя в камин. Огонь притих, и только алые огоньки прыгали туда-сюда, как живые. Лекарь Венсан Бонне говорит, эти огоньки – всего лишь раскаленные угли. Он образованный человек, потому что умеет читать. И воспитанный: может сдерживаться, когда хочется выругаться. Еще он хорошо смешивает снадобья и за пятнадцать денье берется вылечить человека от любой бородавки с помощью желтого порошка. Николь не знает ни одной буквы, а бородавки сводит куском сырого мяса. Зато ей отлично известно, что за огоньки играют в потухшем камине. Это крошки-домовые отплясывают под песни ветра в трубе. Подошвы их башмачков подбиты красным золотом: оно делает невидимым обладателя, но в темноте ярко светится. Засмотревшись на танцы огоньков, Николь совсем забылась, но вдруг каким-то чутьем уловила легкое движение сзади. Девочка, не раздумывая, уклонилась и отскочила. Как раз вовремя! Крепко сжатый кулак няньки проткнул то место, где была ее спина. Не зря Коринна славится умением передвигаться беззвучно, как рыба, и появляться из ниоткуда. Нянька, не удержавшись на ногах, покачнулась и схватилась за каминную полку. – Ты что, Птичка? – обиженно удивилась она. – У тебя на спине сидит паук! Девочка вздрогнула и быстро провела ладонью по лопатке. Мохнатый черный комок приземлился на пол, выпустил тонкие лапки и словно всосался в ближайшую щель. Когда Николь подняла глаза, она обнаружила, что Коринна смотрит на нее сочувственно. – Ох-ох-ох, недобрый знак! Николь и сама это знала. Если паук забрался на плечо, жди беды. – Можешь идти, – разрешила Коринна. И добавила: – Будь осторожна в ближайшие дни, малютка. Прядильщик сетей не просто так заполз на тебя. Она мягко улыбнулась на прощанье. Но странное дело: эта улыбка показалась девочке еще более зловещим предзнаменованием, чем встреча с пауком. Вместо того чтобы отправиться в комнату горничных, где уже храпела Мари, Николь вновь пробежала по галерее и спустилась вниз. В кухне звучали голоса, гремели подносы, и запах печеного мяса тянулся по всему замку. Но к поварам Николь даже не заглянула. Она проскочила мимо принюхивавшегося стражника, водившего носом туда-сюда, и выбежала наружу. Никого. На башне покачивался и скрипел фонарь, подхваченный кованым зажимом. Николь обошла его стороной. Чего доброго, закапаешь платье конопляным маслом – потом не отстираешь. Фонарщика наняли лишь две зимы назад, когда по заказу графа в Вержи доставили три дюжины настоящих стеклянных фонарей. На них сбегались смотреть, как на диковинку. Стекла толстые, волнистые, пузыристые – красота! Правда, слуги все равно продолжали использовать сальные свечи: привычнее, да и ярче. Но куда же пропал Матье? Николь заплясала от холода. Что за начало лета – хуже осени! Из-за угловой башни донесся негромкий свист. – Где тебя носит? – сердито проворчал помощник кузнеца, выступая из темноты. – Беатрис не могла уснуть. Принес? – Думаешь, я больно-то хочу оставить его себе? Матье вытащил из-за пазухи туго набитый мешочек. – Держи! Наконец-то избавлюсь от этой гадости. Николь присела на корточки и принялась развязывать тесемки. – Хочешь сразу сунуть туда любопытный нос, чтобы он стал еще длиннее? – насмешливо спросил парень, глядя сверху на белеющий в темноте чепец. – Или боишься, я напихал туда козьих какашек? – Хочу убедиться, что ты ничего не перепутал.