Пьяный туман слетел с глаз сеньора Ортегаса. Теперь он уже не был этаким простодушным усатым помещиком. Он был торговцем. Мы не знаем цену, на которой остановились Эдвард и Ортегас. Но сделка в тот день состоялась. Эдвард положил на стол задаток и получил расписку. Допоздна они пили текилью. И это был тот удивительный случай, когда и продавец и покупатель после свершения сделки чувствовали себя счастливыми. «Всучил я ему землицу, — думал Ортегас. — Будет над чем посмеяться. Знай наших, мистер!» «Погрызешь ты, черт усатый, локти, когда я заберусь в этот Священный колодец и вытащу оттуда кучу золота». …После сделки мистер Томпсон и сеньор Ортегас расстались. Сеньор Ортегас отправился в Мериду, где он обычно жил. Там он пил с друзьями текилью и потешал всех рассказами о чудаке американце, который хочет купить его дурацкую асьенду. Томпсон вернулся и вскоре предстал перед членами американского антикварного общества и работниками музея Пибори Гарвардского университета господами Чарльзом Баудичем и Стефеном Солсбери. Эдвард положил перед ними проект будущих работ и рассказал об асьенде сеньора Ортегаса. «Мне нужна ваша моральная и материальная поддержка, господа». Господа антиквары почесали свои лысые головы и улыбнулись. С точки зрения голого расчета такой проект, конечно, поддерживать не стоило бы. Но чем черт не шутит? Может, и правда там спрятаны драгоценности майя? Этот молодой человек так безумно верит в успех дела. Антиквары раскошелились. Снова Эдвард плыл на Юкатан. Он весело потирал руки. В трюме парохода была упрятана лично им сконструированная землечерпалка, в ящиках лежало водолазное снаряжение, карманы были набиты долларами. Встреча Томпсона и Ортегаса состоялась в Мериде. Эдвард положил перед хозяином асьенды пачку зелененьких банкнотов и получил от него документы на владение асьендой и землями, лежащими вокруг. Управляющий асьенды услужливо встретил нового хозяина. Он принес какие-то счета, сметы. — Да нет же! — крикнул Эдвард. — Мне нужны рабочие. Десять, двадцать, тридцать человек. Скорее! И вообще, как вас зовут? — Маурильо, сеньор, — отрапортовал управляющий, и в глазах его уже не было той лисьей хитрости. Была покорность. Местные крестьяне-индейцы с мачете в руках собрались во дворе асьенды, ожидая приказаний нового хозяина. Когда на крыльце асьенды появился Томпсон в сопровождении Маурильо, говор смолк. — Переведи им, — приказал Эдвард управляющему. — Мне нужно срочно прорубить дорогу от пирамиды к Священному колодцу и перетащить туда землечерпалку. Слова Маурильо вызвали растерянность у индейцев. Они стали о чем-то спорить. — Что они болтают? — недовольно спросив Эдвард. — Они боятся Священного колодца. Юм-Чак, который сидит там, может разгневаться, и тогда солнце сожжет землю. — Скажи им, что никакого Юы-Чака нет! Это я точно знаю. И добавь, что я хорошо заплачу. Пока Маурильо убеждал крестьян, Эдвард надевал высокие сапоги, заряжал винтовку. Он взял план Чичен-Ицы и еще раз взглянул на него. Дорогу Томпсон решил прорубить там, где раньше, как он предполагал, проходила торжественная процессия от пирамиды к Священному колодцу. Крестьяне нехотя пошли на работу. Завизжала пила, и повалилось первое вековое дерево. Потом затрещали сучья второго дерева, третьего… Обозначились контуры будущей дороги. Мулы тащили землечерпалку. Томпсон пробрался к краю колодца и взглянул на тихую зеленоватую поверхность воды. Уже несколько сот лет ничто не нарушало ее покоя. Колодец был так велик, что нужно было точно знать, где поставить землечерпалку. С одной стороны колодца среди зарослей угадывалась каменная площадка, с которой, наверное, бросали в воду людей. Эдвард позвал нескольких крестьян и заставил их расчистить площадку. Мысленно он пытался представить полет человека в воду. Он вспомнил, что Диего де Ланда писал: «Люди, которых бросали в святой колодец, не были связаны». Землечерпалка была установлена на площадке. Эдвард подозвал Маурильо, и они вдвоем стали раскручивать ручку лебедки. Крестьяне столпились метрах в десяти и молча глядели на ковш. Он все ближе и ближе к воде. Сейчас его стальные зубья погрузятся в зеленоватую гладь колодца. Крестьяне-индейцы закрыли глаза, когда ковш опустился в воду. Может, им казалось, что сейчас произойдет чудо… Может быть, ковш вылетит обратно из воды. А может, вообще ковш никогда больше не увидит света — его уничтожит бог Юм-Чак… Эдвард и Маурильо крутили ручку лебедки. Взгляд Эдварда был устремлен в Священный колодец. «Скоро должны быть разрешены сомнения!» Ковш опускался все ниже и ниже — и вдруг веревка повисла. Ковщ уткнулся в дно колодца. Эдвард изо всей силы налег на ручку лебедки. Он яувствовал тяжесть ковша. Ковш уже над берегом. Открылась его стальная пасть, и содержимое вывалилось на площадку. Эдвард бросился к горе грязи, которая растеклась по площадке, и как безумный стал хватать ее руками. Грязь, и только грязь. Хоть бы какая-нибудь крупинка, хоть бы какой-нибудь осколок сосуда! Ковш вытряхнул на площадку новую порцию грязи. И опять Томпсон мял ее руками а индейцы сидели на корточках, смотрели и курили трубки. Иногда они о чем-то говорили на своем языке. Может, они смеялись над Эдвардом, может, удивлялись тому, что бог Юм-Чак не оторвал этот железный ковш и не оставил его там, на дне. На следующий день Эдвард снова шагал по проложенной вчера дороге к Священному колодцу. В джунглях птицы пели утреннюю песню, весело перекликались обезьяны. Подойдя к землечерпалке, Эдвард заметил, что ручки лебедки отсутствуют, и внимательно осмотрел землю вокруг — ручек не было. — Украли, — сказал Эдвард, глядя в лисьи глаза Маурильо. — Если ты в течение часа не найдешь мне эти ручки, я застрелю тебя, сволочь! — Может, их украли обезьяны, сеньор, — сказал Маурильо, и его лисьи глаза стали еще уже. Индейцы, стоявшие рядом, молчали. Эдвард вынул кольт и взвел курок. И этот стальной щелчок решил исход деда. Маурильо знал: ручки отвернули индейцы. Старики сказали, что этот железный ковш разгневает Юм-Чака. «Но сумасшедший американец на самом деле может застрелить меня», — решил Маурильо и приказал индейцам принести ручки. Эдвард посмотрел на часы и сел на краю колодца, по-прежнему держа в руке взведенный кольт. Индейцы вернулись очень быстро. Наверное, ручки были спрятаны неподалеку. Эдвард не сказал больше ни слова. Спустил курок и засунул кольт за пояс. Снова стрела крана поплыла над зеленоватой тихой водой. Ковш поднимался и опускался… И каждый раз вновь и вновь вытряхивал на площадку грязь и ил. Два индейца крутили ручки лебедки. Когда они уставали, их сменяла другая пара. А Эдвард неистово месил руками грязь, которую выбрасывал ковш. Но все было тщетно. Однако Томпсон не отступал. Работы продолжались день за днем. И однажды пальцы американца нащупали какой-то предмет с острыми краями. Он вынул этот предмет, аккуратно кисточкой смахнул с него грязь. Это был черепок глиняного сосуда. Замысловатый орнамент сохранился на нем. Но такие обломки можно найти в любом колодце! И опять монотонно стучала лебедка. Звук ее разносился по лесу, окутанному густым туманом, с листвы деревьев падали капли воды, похожие на слезы. Эдвард стоял под навесом из пальмовых листьев и наблюдал, как ковш опускался в воду, как поднимался, вылавливая грязь. …На этот раз ковш медленно выплывал из клокотавшей вокруг него воды. И вдруг Томпсон увидел на поверхности шоколадно-коричневой грязи, наполнявшей ковш, два желто-беловатых круглых комочка. Эдвард подбежал к площадке и, как только ковш опустился, выхватил из грязи эти комочки и внимательно осмотрел их. Конечно, их изготовил человек, но зачем? Томпсон пошел к костру, около которого грелись индейцы, и подержал комочек над углями. Воздух мгновенно наполнился удивительным, ни на что не похожим ароматом. И тогда Эдвард вспомнил легенду старого Мена, мудреца из Эбтуна: «В старину наши отцы сжигали священную смолу… и с помощью ароматного дыма их молитвы возносились к богу — обитателю Солнца». Значит, это шарики смолы — комочки священного копаля, значит, они были брошены сюда вместе с другими приношениями богу. — Быстрее крутите лебедку! Ковш падал и поднимался. Теперь почти каждый раз он приносил свидетельство того, что здесь совершались жертвоприношения. Эдвард радовался каждой вещице, добытой в таинственном колодце. Нашли наконечник копья, сделанный из обсидиана. Эдвард верил, что следом за этими копьями ковш зачерпнет главное — золото. Первой главной находкой была символическая фигурка, вырезанная из нефрита. И наконец, первая золотая вещица — диск, на котором был выбит какой-то рисунок. — Виктория! — взволнованно прошептал Эдвард. «Виктория» — это слово звенело у него внутри. Теперь он посмеется над всеми этими сеньорами Ортегасами, которые провели свою жизнь рядом с сокровищами! А землечерпалка вытаскивала стальными зубьями все новые богатства из Священного колодца. Сундук Томпсона наполнялся драгоценностями индейцев майя. Несколько дней продолжалось торжество американца. Индейцы молчаливо встречали каждую находку «сумасшедшего американца». Эдвард предполагал, что под водой хранится еще немало драгоценных вещей из золота, нефрита и обсидиана. Но ковш уже бессилен вытащить их на свет. Томпсон дал срочную телеграмму в морской порт Кампече, где у него была договоренность с двумя греческими ловцами губок. …В тот день к Священному колодцу притащили водолазное снаряжение. Эдвард Томпсон, как всегда, торопился. Он натягивал на себя водолазный костюм, два грека-водолаза помогали. Прежде чем Томпсон сделал первый шаг по ступенькам к воде Священного колодца, Маурильо и те индейцы, которые работали на лебедке, подошли к Эдварду и с торжественными лицами пожали ему руку: «Прощай, хозяин! Не увидеть нам тебя больше!» Томпсон отпустил поручни и быстро пошел ко дну, оставляя за собой след из серебристых пузырьков. С глубиной вода меняла свой цвет. Наверху янтарная, потом зеленая, ниже цвета вечерних сумерек и, наконец, темная, как ночь. Даже подводный фонарь не в силах был пробить своим светом эту темноту. Эдвард на ощупь передвигался по дну колодца. Казалось, что он где-то глубоко в подземелье. Здесь, на дне, действительно можно было поверить в существование бога Юм-Чака. Эдвард отгонял от себя страх. Действительно ему грозила опасность, но не от мифического Юм-Чака. Камни и огромные бревна, которые ускользнули от стальных зубьев землечерпалки, каждую минуту могли упасть на голову. И тогда… индейцы поверили бы в существование Юм-Чака. На дно опустились водолазы-греки. Их чуткие пальцы быстро находили в расщелинах колодца золотые статуэтки, диски, ножи тонкой работы из обсидиана и кремня, на ручках которых были изображены золотые змеи. Скоро мешки водолазов были доверху наполнены драгоценными находками. …Когда сундуки были набиты золотыми украшениями индейцев майя, дорогими фигурками из нефрита, редкими экземплярами оружия, Эдвард Томпсон погрузил их на пароход и поскорее отправился в Соединенные Штаты. Бизнес есть бизнес! Его финансировали господа из антикварного общества, и теперь Эдвард должен произвести с ними расчет. Его нисколько не смущало, что добытые им сокровища были сделаны руками древних обитателей Мексики. Пароход дал протяжный гудок и покинул мексиканскую землю. * * * Мистер Томпсон разместил добытые сокровища в музее Пибори Гарвардского университета, получив за них солидную сумму. Теперь его мало интересовала Чичен-Ица. Он устраивал свою жизнь, жизнь состоятельного человека, у себя дома, в Штатах. В 1910 году в Мексике началась революция. Ее победное шествие докатилось до Юкатана. Асьенда Эдварда Томпсона была разгромлена.