Однако на фотографии я увидела лишь хаотичные красно-желтые мазки, которые к краям становились темнее и приобретали коричневый цвет. Мне еще раз пришел в голову вопрос: а чем размазывает краску Огородников? Явно не кистью. И даже не пальцами. Может, ногами? Встает на холст и выделывает на нем танцевальные па, изобрел, так сказать, новое направление в искусстве… — А почему картина называется «Богиня огня»? — поинтересовалась я, стараясь скрыть свое скептическое отношение к произведению «гения». — Вы говорили, что вас вдохновила на картину дама вашего сердца? Вы ее тут изобразили, да? На фотографии мелко просто, лица не видно… — Ну конечно же, здесь я и запечатлел мою будущую супругу! — с энтузиазмом закивал Вольдемар. — Видите, да? Ее глаза, улыбка, выражение лица… Она как огненная фея, огненное безумие, воплощение экспрессии, чувственности и страсти. Я подумываю о новой работе, которую назову «Испанская феерия». Я на ней изображу Елену в образе жгучей испанки, знаете, как она танцует? И красное платье, и алая роза в черных волосах… Это будет тоже шедевр современного искусства, вот увидите! За мою работу будут драться все музеи нашей страны, нет, я отвезу ее за рубеж, на всемирную выставку… Свои бурные излияния восторга по поводу столь грандиозной идеи Вольдемар сопровождал просто безумной жестикуляцией. Я ожидала, что он даже начнет изображать, как испанская девушка танцует свой зажигательный танец и как развевается ее пышная юбка. Слава богу, до этого мой эпатажный собеседник пока не додумался, иначе мне пришлось бы уворачиваться от его руки с кистью в масляной краске — мне уже хватило на сегодня испачканной блузки. — Итак, давайте все-таки вернемся к краже картины, — остановила я разбушевавшегося Вольдемара. — Вчера вечером у вас было какое-то… торжество, так я понимаю? — Я указала подбородком на стол. Огородников согласно кивнул. — Светский раут, так сказать, для своих, — подтвердил он. Мысленно я присвистнула. Вот это раут — столько спиртного, это ж не гулянка какая-то, а целое пиршество в честь бога — покровителя виноделия! — Были только мои самые близкие друзья и Леночка, — продолжал Вольдемар, не замечая выражения моего лица. — Лена — это моя будущая супруга, я уже вам говорил. — И кто еще был? — продолжала расспрашивать я. — Назовите имена и фамилии всех присутствовавших, а также мне нужна вся информация о них, какую знаете. Род занятий, место работы или учебы… В общем, расскажите мне о каждом из гостей вашего раута! — Только не думаете же вы, что похититель картины — кто-то из моих друзей? — ужаснулся Вольдемар Огородников. — Быть этого не может! Все, бывшие на моем рауте, — проверенные люди, не то что Садальский! Вы лучше его проверяйте, это ж он виноват! Спер мою картину и, поди, продаст ее за громадную сумму или, того хуже, скажет, что он ее написал! Понимаете, этого ни в коем случае нельзя допустить! — Садальского я тоже проверю, — попыталась я успокоить Вольдемара. — Если хотите, расскажите подробнее про этого человека. Кто он, почему вы подозреваете именно его — в общем, все, что знаете. — Вот про этого наглеца я вам охотно все сообщу! — воодушевился Огородников. — Начать с того, что он лицемер, каких свет еще не видывал! Все изображал из себя преданного друга, соратника, так сказать, а за спиной сплетни про меня грязные распускал! Поначалу даже собирался со мной выставку совместную устраивать, вот как! А на самом деле знаете, чего он добивался? А я вам скажу! Садальский хотел занять мое место председателя тарасовского Союза художников и делал все возможное для этого! Он даже собирал подписи других художников, настраивая их против меня. Якобы я и выставки не провожу, и всевозможных мероприятий у меня мало… В общем, нашел к чему привязаться. Я ему прямо все это высказал, когда узнал, да и то, спасибо добрым людям, которые мне глаза на Садальского открыли! А он мне знаете, что заявил? Что я бездарный художник и картины мои — мазня! Ха-ха, да я ему в лицо рассмеялся. Кто мне такое говорит? Самоучка какой-то, который и кисть-то в руках держать не умеет! Да он может только как дрессированная обезьянка чужие картины перерисовывать, и все! Даже не копировать — копируют мастера, а сри-со-вы-вать! У Садальского нет ни своей манеры, ни своего видения — ничего! Он только и горазд, что открыточки бульварные штамповать! И этот бездарь решился стащить мою картину, сокровище всей моей жизни, в которую я душу свою вложил! Да он и грязью меня поливал только для того, чтобы на него подозрение не пало. Якобы зачем ему красть полотно, если моя живопись такая отвратительная? А я вот что скажу. Садальский завидовал мне всегда, поэтому и решил так отомстить! — Имя-то хоть у этого Садальского есть? — спросила я. — Как мне к нему обращаться? — Роман Андреевич его зовут, если вас интересует имя и отчество этого… бездаря! — выплюнул гневную фразу Огородников. Я сделала пометку в своем блокноте для записей. — Где он проживает, вы знаете? — продолжила я выяснять контактные данные Садальского. Вольдемар Огородников пожал плечами с таким видом, словно отгоняя назойливую муху. — Конечно же, знаю! — воскликнул он. — Еще бы мне не знать! Живет этот, с вашего позволения, маратель холстов недалеко от Союза художников. На улице Загородней, дом сорок пять. Квартира двадцать. Этот негодяй меня даже в гости как-то приглашал, а вы спрашиваете, знаю ли я его адрес! — Замечательно! — улыбнулась я. — Насколько я понимаю, Садальского вы на фуршет не приглашали, так? — Еще я стану приглашать его! — в сердцах возопил Огородников. — Да ни за что в жизни! Я на раут звал только самых близких своих друзей, соратников, так сказать. Чтобы в семейном кругу отпраздновать мою личную победу — признание моего таланта и выгодную сделку… Которая бы состоялась, не сотвори такой подлости Садальский! Заклинило его на этом несчастном Садальском, подумала я про себя. Хотя сейчас мне было без разницы, злится Огородников на своего коллегу или нет — больше волновало другое. — Итак, на вашей вечеринке было… сколько человек? — задала я следующий вопрос. — Нас четверо собралось, — тут же сообщил Вольдемар. Про себя я присвистнула: надо же, вчетвером учинить такой бардак! Да тут бутылок спиртного хватит на то, чтобы срубить роту солдат! Не удивлюсь, если наша тарасовская богема наклюкалась до такого состояния, что никто и бровью бы не повел, если бы вынесли половину квартиры! — Четверо, — повторила я. — Ваша будущая супруга Елена, вы и кто еще двое? — Игорь Леонидович Трубнов и Сергей, — пожал плечами Огородников. — Если вас интересует, кто они по профессии, то Игорь Леонидович — адвокат, но в свободное время он занимается живописью. Собственно, это мой ученик, несмотря на отсутствие у него художественного образования, человек он весьма талантливый и все схватывает на лету. Помаленьку обучаю его живописи, точнее, не теории цвета или основам рисунка — нет, от меня такой банальщины не дождетесь! И не думайте, Татьяна Александровна, что я не знаю этих самых академических правил — я сыт ими по горло, за моими плечами — несколько художественных училищ, поэтому я прекрасно разбираюсь и в анатомии, и в цветоведении, и в перспективе. Но художником человека эти знания не сделают, вот что я вам скажу! Главное в картине — это собственная манера живописца, а не какие-то там правила. Да возьмите кого угодно из истории живописи — хоть Малевича, хоть Лентулова, хоть Пикассо. Что вы думаете, они не были обучены живописи в стиле реализма? Да у Казимира, к примеру, полно реалистичных пейзажей, и у Пикассо имеются ранние классические портреты… Но знаменитыми-то их сделали совсем другие картины! Возьмите Пабло Пикассо — да на нынешний день он едва ли не самый дорогой художник, если можно так выразиться! А все потому, что эти живописцы отошли от привычных канонов и стали новаторами в своей области искусства. Поверьте, уважаемая частный детектив Татьяна Иванова, людям уже приелись правдоподобные пейзажи и портреты — да что, у нас фотоаппаратов нет, что ли? А вот внутренний мир художника — это еще надо попотеть, чтобы отразить его на картине. Я и учу этому своих учеников — чтобы они не просто срисовывали, как дрессированные обезьянки, а чтобы передавали свое состояние, свое отношение к миру… — Отлично, — перебила я, опасаясь, что, если Огородникова не остановить, он так разойдется в своих разглагольствованиях, что мы и до вечера с ним не разберемся, при каких обстоятельствах была украдена картина. — Кто по профессии Сергей и Лена? Какие у них полные имена? — Сергей Марецкий окончил факультет философии и религиоведения нашего тарасовского университета, — пояснил Вольдемар Огородников. — В настоящее время он, так сказать, ищет себя. Свой путь, свое предназначение. У него, к сожалению, не сложилась личная жизнь — жена оказалась последней гадиной, выгнала его из квартиры и живет сейчас там со своим любовником. Она хитростью заставила Сергея подписать некие бумаги, по которым к ней перешла жилплощадь, а потом устроила скандал, обвинила мужа в измене и выгнала его на улицу. Представляете, какие люди бывают на свете? Сама живет с любовником, а на Сергея обвинение в измене повесила! Да таких людей отстреливать надо, изгонять их из общества, чтобы жизнь другим не портили! — И где же сейчас живет Сергей? — поинтересовалась я. — У родителей? — Нет, увы, родители Сергея в поселке живут, — покачал головой Огородников. — У Сергея в Тарасове тетка была, она ему квартиру и оставила. Пока Сергей учился в университете, он с ней жил, потом тетка отдала богу душу, а Сергей женился. А женушка-то его квартиру у него оттяпала, вот он теперь по впискам и мотается… «Бомжует то есть», — подумала я про себя. Интересно, какими судьбами он в среду художников-то затесался? Ладно, выясним это либо у Вольдемара, либо у самого Сергея. — И как вы с ним познакомились? — поинтересовалась я. — Сергей — бывший однокурсник Лены, — пояснил Огородников. — Они с университетских пор друзьями остались, ничего личного между ними нет и не было никогда. Леночка — натура творческая, весьма одаренная, она не только в живописи разбирается, но и превосходно поет, играет на фортепиано, танцует… Лена даже какое-то время на файер-шоу подрабатывала — у них команда была, на свадьбах выступали. Мне поэтому и пришла идея изобразить Леночку в образе богини огня — видели бы вы, как невероятно она смотрится, когда исполняет свой танец с огненными веерами! Точно жар-птица или феникс. Меня это настолько поразило, что свою картину я за один сеанс написал! Так вот, Леночка привела Сергея на выставку в Союз художников, там мы с ней и познакомились. Девушка она очень эффектная, яркая, и я сразу предложил ей поработать у меня моделью. Слово за слово, мы втроем нашли общий язык. Сергей мне тоже понравился — он очень хорошо разбирается в философии и глубоко мыслит. Весьма умный человек, с которым есть о чем поговорить. Вот только не повезло ему, как и Сократу. Знаете ведь, у того тоже жена мегера была! Поэтому Сократ и стал философом — а что ему оставалось делать с такой-то сварливой супругой! — То есть Сергей этот не имеет сейчас своего жилья, — повторила я. — А как он вообще живет? Чем на хлеб зарабатывает? И потом, неужели у него так много друзей, у которых можно перекантоваться? — Да говорю же вам, ищет он себя! — Огородников посмотрел на меня так, как будто я задала наиглупейший вопрос из всех, что только можно было представить. — Подрабатывает везде, где только может, а живет… Летом он вообще в лес выбирался с палаткой — досталась ему от тетки, там жил. Ну, мы ему, чем можем, помогаем. Зато на природе ему смысл жизни открылся — медитировал он там, вот что! А зимой где придется живет. И у меня иногда перекантуется, и у Игоря Леонидовича, даже в помещении Союза художников какое-то время жил… — Отлично, рада за него, только где я смогу найти Сергея? — поинтересовалась я. — Если он то тут, то там появляется и неизвестно когда исчезает? Мобильный-то хоть у него имеется? — Ну а куда ж без него? — хмыкнул Вольдемар. — Мобильные сейчас у всех, даже у нищих в переходе! А Сергей — не нищий, он милостыню не просит! Ага, только бомжует да живет не пойми как и не пойми на что, съязвила я про себя. Вслух же сказала: — Номер продиктуйте, — и после того, как записала комбинацию цифр, перешла к следующему действующему лицу вечеринки. То есть к этой «талантливой умнице-красавице» Елене. — Теперь расскажите про вашу будущую супругу, — попросила я. — Елену, которая послужила вам моделью для картины. Какая у нее фамилия? — Стрелкова, — отозвался Вольдемар Огородников. — Леночка — просто замечательная девушка, она не только моя муза и вдохновительница, но и помощница! — Кто она по образованию, кем работает? — продолжала я свои расспросы. — Леночка училась в университете, в том же, что и Сергей. Только специальность у нее была не философия, а чисто религиоведение. Хотя она, на мой взгляд, могла бы и карьеру в сфере искусства запросто сделать — ведь Лена сама в свободное время пишет маслом, замечательно чувствует цвет и создает потрясающие композиции. Еще она увлекается музыкой, танцами, в общем, человек искусства. — Когда вы с ней познакомились? — Около года назад, — прикинул в уме Вольдемар Огородников. — Я вам уже рассказал при каких обстоятельствах. — Где проживает Лена? Скажите номер ее телефона, по которому я могла бы связаться с ней, — попросила я. Художник продиктовал мне номер мобильника и назвал адрес своей дамы сердца, я все быстро записала в свой блокнот. — Итак, теперь мне хотелось бы услышать от вас, что происходило вчера вечером и сегодня утром на светском рауте, на котором, как вы полагаете, и была похищена картина, — заявила я. Вольдемар Огородников вздохнул и начал свой рассказ. — Все было как обычно — фуршет в честь удачной сделки, — сказал художник. — Мы собрались за этим столом, — он кивнул в сторону данного предмета мебели, — потом произносились тосты, как на любом празднике. Леночка мне с приготовлением блюд помогала, один салат она сама сделала, остальные мы заказывали. Было очень весело и по-домашнему, после еды Леночка предложила танцы организовать, правда, танцевала она одна, а все остальные смотрели. Она устала сильно от приготовлений, поэтому быстро… гм… ну, захмелела. Ближе к полуночи Леночка сказала мне, что хочет, чтобы я вызвал такси и проводил ее. Игорь Леонидович тоже засобирался домой. Сергей попросился остаться — он тоже слегка перебрал, и идти ему было некуда. Мы же перед этим еще закупали шампанское и вино, вышло многовато. Я позвонил в службу такси для Леночки, мы втроем вышли из дома, а Сергей остался в спальне. Я проводил Лену, попрощался с Игорем Леонидовичем и вернулся домой. Устал тоже, поэтому сразу лег спать на диван в гостиной, так и не убрав ничего со стола. Когда проснулся, Сергей уже был на кухне, кофе пил. Он сказал, что сейчас ему нужно идти, поблагодарил за вчерашний фуршет, и я проводил его до прихожей. Вернулся в гостиную, собираясь убрать со стола грязную посуду и выбросить мусор, и тут смотрю — картины моей нет! Сами понимаете, никто из гостей не мог ее даже физически унести с собой — Лену и Игоря Леонидовича я сам провожал, Сергей тоже не мог ее спрятать, она же не маленькая! Просто фантастика какая-то! Но я сразу на Садальского подумал — поди, воспользовался удачным моментом, либо когда мы в магазин ходили, либо когда я Леночку провожал. Но тогда его бы заметил Сергей, хотя вполне могло статься, что он крепко уснул и не слышал, как дверь открывают. Ведь когда я вернулся, он даже не проснулся. — То есть теоретически за весь вечер было два момента, когда картину могли украсть, — подвела итог я. — Когда вы пошли в магазин и когда провожали гостей домой. — Скорее всего, когда провожал Лену и Игоря Леонидовича, — немного подумав, сказал Огородников. — Мне кажется, когда мы вернулись из магазина, полотно было на месте — надо спросить остальных, помнит ли кто точно… А вот поздно вечером я уже не смотрел на картину, поэтому вполне могло статься, что ее уже и не было. — Во сколько вы ушли провожать гостей? И в котором часу отправились в магазин? — В магазин — точно не помню, наверно, в восемь или девять вечера, — пожал плечами Огородников. — А Лену я провожал в двенадцать часов, можно даже посмотреть, во сколько я в такси звонил… Минуту… Вольдемар Огородников достал телефон и внимательно проглядел телефонную книгу. — Ага, звонок был в двенадцать десять ночи, такси приехало через четыре минуты, — сообщил художник. — Я посадил Леночку в машину, потом прошелся где-то с квартал с Игорем Леонидовичем, мы как раз беседовали с ним о предназначении искусства в современном мире. Тема оказалась интересной, поэтому мы и не расходились. Да и погода стояла неплохая — днем моросил дождь, а ночью он прекратился. Звезд, правда, на небе не было, зато не холодно и не сыро… Как нельзя лучше для прогулок. Вот мы и не спешили расходиться, да и спать еще не хотелось. Только после того как наконец распрощались, я понял, что сильно устал, хотя сперва подумывал, а не засесть ли за холст и краски, чтобы работать всю ночь. Но оказалось, что живописью заниматься нет сил, поэтому я дошел до дома и лег спать. — А не помните, когда вы проснулись и Сергей еще не ушел из вашей квартиры, картина была на месте? — поинтересовалась я. Огородников пожал плечами. — Я сразу на кухню отправился, — пояснил он. — Не смотрел ни по сторонам, ни на стены… — Где висела ваша картина до исчезновения? — продолжала я расспрашивать художника. Тот подошел к стене и ткнул пальцем в пустовавшее пространство. Признаться, я сразу и не поняла, что тут место для картины, так как полотен было так много, что от них рябило в глазах, и создавалось ощущение, что свободного места на стенах и вовсе нет. Оказывается, то был обман зрения — судя по размеру дыры между картинами, полотно Огородникова было не слишком большого размера, приблизительно шестьдесят сантиметров в ширину. — Напомните, когда была написана картина? — попросила я Огородникова. Тот ответил практически сразу. — Два с половиной месяца назад, — сказал он. — Я сразу понял, что это самая моя удачная работа, и поместил ее на выставку в картинную галерею. Там, собственно, ее и увидел мой будущий покупатель. Картина настолько поразила его, что он узнал у администратора галереи мой номер телефона и позвонил мне с просьбой встретиться. Я пригласил его в офис Союза художников, и он пояснил, что хотел бы не только купить именно эту картину, но и пару к ней — что-нибудь в холодных тонах, но такого же размера. Он сказал, что хочет приобрести именно мою работу, чтобы картины гармонировали по технике и манере исполнения. Я показал ему свои работы на фотографиях, ему вот эта вещь понравилась, — Огородников показал мне на полотно, написанное в столь же экстравагантной манере, что и остальные творения художника. В этой мешанине синего и зеленого я не смогла понять, что хотел изобразить Огородников, но воздержалась от комментариев. — Правда, когда он увидел эту картину, то сказал, что хочет такую же, но меньшего размера, — вздохнул Огородников. — Вроде как мне надо сделать уменьшенную копию работы. Но я не могу написать вторую точно такую же картину — ни одна из моих работ не повторяется, они единственные и уникальные в своем роде! Я объяснил это своему покупателю, но тот очень настаивал, чтобы я создал подобную вещь. Я пообещал ему постараться, специально подготовил холст нужного размера, но пока так и не приступил к созданию картины. Нет вдохновения — что тут скажешь! — Когда у вас был этот ваш покупатель? — полюбопытствовала я. — И как его зовут, назовите мне его контактные данные! — Он приехал из Англии, специально, чтобы изучать русское искусство, — пояснил художник. — Побывал и в столице России, а потом решил поездить по другим городам. Насколько мне известно, прежде чем добраться до Тарасова, он путешествовал и по Нижнему Новгороду, и по Костроме, был в Волгограде, Хвалынске… Но по его собственным словам, только тут, в Тарасове он нашел именно то, что искал — картину, которая создана специально для него. То есть я имею в виду «Богиню огня». Поэтому после покупки картины он собирался вернуться к себе на родину, в Туманный Альбион. — Вот как, — протянула я. — Как его зовут? — Карл Вагнер, — сообщил Огородников. — У меня есть номер его мобильного телефона, которым он пользуется в России. Записывайте… Художник продиктовал мне номер, после чего поинтересовался: — Позвольте узнать, каковы будут ваши дальнейшие действия? Мне срочно нужна моя картина, хотя и жалко ее продавать. Вторую такую же я точно не смогу написать. Но утешаю себя тем, что в результате продажи моего полотна мое имя станет известно не только в России, но и за границей! Поэтому картина нужна мне позарез! — Для начала я хотела бы осмотреть место преступления, — заявила я. — То есть вашу гостиную. А заодно и остальные комнаты дома. — Осматривайте, — пожал плечами Огородников. — Я для этого ничего не убирал, как вы видите. Конечно, не сомневаюсь, что порядок тут пока не наводили, заметила я про себя. Кивнув художнику, я надела специальные перчатки, дабы не оставить отпечатки своих пальцев, и приступила к осмотру помещения. Как я и предполагала, женский шарфик принадлежал Лене, о чем мне и сообщил Вольдемар Огородников. Девушка попросту забыла его, поэтому я положила данный предмет одежды в свою сумку для улик. Вольдемар поинтересовался, зачем мне шарф его будущей супруги, ведь следует возвратить его хозяйке, но я воздержалась от комментариев. До Огородникова дошло, что сейчас он только мешает мне осматривать гостиную, поэтому вышел в коридор. Постоял там несколько минут, понаблюдал за тем, как внимательно и осторожно я осматриваю каждую вещь в гостиной, а потом ему это наскучило, и он прошел в кухню. Про себя я порадовалась — не люблю, когда кто-то стоит над душой и дышит в затылок, предпочитаю проводить осмотр помещений и поиск улик в одиночестве. Я сфотографировала на камеру висящие на стене картины художника, пустое место, где до этого висела «Богиня огня», потом перешла к стеллажам с посудой. Как ни странно, столовые приборы не относились к современным предметам обихода — к примеру, тарелки с изображенными на них заснеженными домиками явно были старинными. При этом раритетная посуда соседствовала с обычной, из чего я сделала вывод, что Огородников понятия не имеет о ценности старинных тарелок. Стоит лишь посмотреть на толстый слой пыли — если бы художник заботился о сохранности посуды, то минимум раз в месяц протирал бы полки шкафа. Лену бы свою попросил, на худой конец, раз сам не хочет с уборкой связываться. Ну да ладно, это личное дело самого Огородникова, моя задача — осмотреть место происшествия и желательно найти улики. Я тщательно исследовала беспорядочно валявшиеся вещи, но пока ничего необычного так и не обнаружила. Внимательно изучила палас — вдруг что-нибудь найду? — но, помимо грязи и пыли, не отыскала ничего серьезного. Далее я вознамерилась осмотреть пространство комнаты, заставленное свежими работами Огородникова, которые не поместились на стены. Полотна были похожи как близнецы — такая же мазня, только краски разные. Увесистые стопки картин — и куда ему столько? Вот не жалко же краску переводить! Насколько я знаю, тюбики масляных красок сейчас не самые дешевые. Интересно, каким образом Огородников изыскивает средства для занятий живописью? Кто-то из великих говорил, что живопись — дорогая любовница, берет много, а отдает мало. Весьма справедливо и для наших времен — стоит зайти в любой магазин товаров для хобби и творчества, как поразишься ценам на всевозможные приспособления для создания шедевров. А живопись маслом — наверняка одна из самых затратных сфер искусства.