Подняв свою тяжелую трость, он устремился вперед мимо тех четверых, что преграждали ему дорогу. Самый рослый и сильный из них быстро перебежал на ту же сторону и, хотя получил жестокий удар палкой, ловко обхватил Невила поперек тела, и оба покатились на землю. – Не троньте его! – негромко крикнул этот человек, пока они боролись на траве. – Пусть будет по-честному. Он против меня все равно что девчонка, да еще и мешок у него на спине. Не троньте. Я сам справлюсь. Они дрались с таким ожесточением, что у обоих лица вскоре залились кровью. Наконец рослый парень встал, сняв колено с груди Невила, и сказал: – Ну вот и все! А теперь возьмите-ка его под руки. Это немедленно сделали. – А насчет того, что мы шайка воров, мистер Ландлес, – продолжал он, сплюнув и стерев кровь с лица, – так где это видано, чтобы воры нападали среди бела дня? Мы бы вас пальцем не тронули, кабы вы нас не вынудили. Ладно. Мы вас теперь отведем на большую дорогу, там вы найдете защиту от воров, если она вам нужна. Вытрите ему лицо, видите, по нему кровь течет! Когда Невилу отерли лицо, он узнал говорившего – это был Джо, возница клойстергэмского дилижанса, которого он уже видел однажды в день своего приезда. – Я вам одно посоветую, мистер Ландлес, держите язык за зубами. На большой дороге вас ожидает друг – он пошел низом, когда мы разделились на две партии, – и лучше вам ничего не говорить, пока вы с ним не увидитесь. Подберите палку кто-нибудь, и пошли! Невил, окончательно сбитый с толку, только водил глазами, не в силах выговорить ни слова. Зажатый между двумя своими стражами, крепко державшими его за локти, он шел как во сне, пока все они не вышли на большую дорогу и не оказались перед кучкой людей. Среди них были и те шестеро, что повернули обратно с проселка, но главными в этой толпе явно были мистер Джаспер и мистер Криспаркл. Невила подвели к мистеру Криспарклу и отпустили в знак уважения к этому джентльмену. Остальные столпились вокруг. – Что все это значит, сэр? В чем дело? – вскричал Невил. – Что я, с ума сошел, что ли? – Где мой племянник? – срывающимся голосом спросил Джаспер. – Где ваш племянник? – повторил Невил. – А почему вы меня об этом спрашиваете? – Я спрашиваю вас, – отвечал Джаспер, – потому что вы последний были с ним, а его нигде не могут найти. – Нигде не могут найти? – в изумлении воскликнул Невил. – Тихо, тихо, – сказал мистер Криспаркл. – Позвольте мне, Джаспер. Мистер Невил, вы ошеломлены, я понимаю. Но соберитесь с мыслями. Очень важно, чтобы вы собрались с мыслями. Слушайте меня внимательно. – Постараюсь, сэр. Но, право, мне кажется, что я сошел с ума. – Вы вчера ушли от мистера Джаспера вместе с Эдвином Друдом? – Да. – В котором часу? – В двенадцать, кажется? – вопросительно проговорил Невил, обращаясь к Джасперу и поднося руку к своей помутившейся голове. – Правильно, – сказал мистер Криспаркл. – Мистер Джаспер уже говорил мне, что это было около двенадцати. Вы пошли вместе с ним к реке? – Ну да. Посмотреть, какая она в бурю. – А потом? Долго вы там пробыли? – Минут десять; по-моему, не больше. Потом мы вместе прошли к вашему дому, и он расстался со мной у ваших дверей. – Он не говорил, что пойдет опять на реку? – Нет. Он сказал, что пойдет прямо домой. Окружающие переглянулись, потом все посмотрели на мистера Криспаркла. И к нему же обратился Джаспер, все время пристально разглядывавший Невила; он тихо, отчетливо и подозрительно проговорил: – Что это за пятна у него на платье? Все глаза приковались к следам крови на одежде Невила. – И на палке тоже! – сказал Джаспер, беря трость у того, кто ее нес. – Это его палка, я знаю, она вчера была у него. Что все это значит? – Ради Бога, Невил, объясните! – потребовал мистер Криспаркл. – Мы с ним подрались, – сказал Невил, указывая на своего недавнего противника, – он вырвал у меня палку, и, посмотрите, сэр, такие же пятна есть и на нем. Что я должен был подумать, когда на меня напало восемь человек? Мог я догадаться, в чем дело, если они мне ничего не сказали? Присутствующие подтвердили, что сочли более благоразумным не вступать в объяснения и что драка действительно была. И однако, те самые люди, которые только что были свидетелями драки, теперь мрачно поглядывали на кровавые пятна, уже высушенные морозным воздухом. – Мы должны вернуться, Невил, – сказал мистер Криспаркл. – Ведь вы согласны вернуться, чтобы очистить себя от подозрения? – Конечно, сэр. – Мистер Невил пойдет со мной, – сказал младший каноник, внушительно посмотрев на окружающих. – Идемте, Невил! Они повернули к городу и пошли рядом; остальные плелись сзади, немного отстав и растянувшись на несколько шагов. Только Джаспер шел рядом с Невилом, по другую его сторону, и во весь путь не изменил этого положения. Он молчал, пока мистер Криспаркл снова и снова задавал Невилу все те же вопросы, и Невил снова и снова повторял все те же ответы, и оба они подыскивали возможные объяснения этого загадочного происшествия. Он упорно молчал, хотя мистер Криспаркл всем своим видом и манерой приглашал его принять участие в разговоре; и лицо у него было каменное. Когда они приблизились к городу и младший каноник сказал, что, пожалуй, следовало бы сейчас же зайти к мэру, Джаспер угрюмо кивнул, но продолжал молчать, пока они не очутились в гостиной мистера Сапси. Лишь после того, как младший каноник изложил обстоятельства дела, побудившего их прийти и сделать добровольное заявление господину мэру, мистер Джаспер заговорил. Он сказал, что, будучи в крайнем расстройстве, он, в поисках истины, все свои надежды возлагает на проницательность мистера Сапси. Сам он не видит решительно никакой причины, в силу которой его племянник мог бы внезапно пожелать скрыться, но если мистер Сапси допускает существование такой причины, он, Джаспер, готов с ним согласиться. Совершенно невероятно, чтобы молодой человек вернулся на реку и случайно утонул, оступившись в темноте, но если мистер Сапси считает это возможным, он, Джаспер, опять-таки готов ему поверить. Сердце его чисто от всяких ужасных подозрений, но если мистер Сапси находит, что такие подозрения неизбежно возникают против последнего спутника несчастного юноши (с которым он и раньше был не в ладах), то мистер Джаспер не станет противоречить. Он, Джаспер, не может положиться на собственное суждение, так как ясность ума затемнена в нем сомнениями и страхом, но суждения мистера Сапси всегда надежны. Мистер Сапси высказался в том смысле, что дело это имеет крайне подозрительный вид, короче говоря (и тут его взгляд обратился к лицу Невила) – совершенно не английскую окраску. Установив этот важный пункт, он углубился в такие дебри и чащи чепухи и околесицы, в каких даже мэрам не часто случается резвиться, и в конце концов вывел блестящее заключение, что отнять жизнь у ближнего – значит похитить нечто тебе не принадлежащее. Мистер Сапси колебался, не следует ли ему немедленно выдать ордер на арест Невила Ландлеса и заключение его в тюрьму по имеющимся против него тяжким подозрениям, и, вероятно, сделал бы это, если бы не возмущенный протест младшего каноника, который дал клятвенное обещание держать молодого человека в сохранности в собственном своем доме и самолично доставить его в суд, если это потребуется. Затем мистер Джаспер сказал, что, насколько он понял, мистер Сапси предлагает пройти реку с драгой и тщательно обыскать берега, а также опубликовать подробности исчезновения во всех самых дальних окрестностях и в Лондоне и всюду разослать афишки и объявления, призывающие Эдвина Друда, если он по какой-то неизвестной причине добровольно покинул дом своего дяди, пожалеть этого истерзанного тревогой и убитого горем родственника и как-нибудь дать ему знать, что он еще жив. Мистер Сапси подтвердил, что его поняли правильно, он именно это хотел сказать (хотя и не обмолвился о том ни словом); и тотчас были предприняты шаги для скорейшего начала розысков. Трудно сказать, кто из двух был более поражен ужасом и изумлением: Невил Ландлес или Джон Джаспер. Если бы не то, что положение Джаспера побуждало его к действию, а положение Невила вынуждало его бездействовать, в их состоянии вовсе не было бы разницы. Оба были подавлены и разбиты. На другое утро, едва рассвело, десятки людей уже обшаривали реку, а другие – в большинстве своем добровольно вызвавшиеся помочь – осматривали берега. Весь долгий день шли поиски: на реке их производили с баржи шестами, драгой и сетью; на топких берегах среди камышовых зарослей – пешком, в высоких сапогах, с собаками, топорами, лопатами, веревками и прочими, какие только можно измыслить, приспособлениями. Даже ночью река была испещрена фонарями и горела зловещими отсветами; на дальних протоках, куда захлестывали волны во время прилива, всюду стояли кучки наблюдателей, прислушиваясь к журчанию струй и высматривая, не влекут ли они с собой какую-то темную ношу; у самого моря на усыпанных галькой прибрежных тропах и на скалистых выступах берега, возле которых во время прилива воронками крутились водовороты и где обычно царила непроницаемая тьма, в эту ночь пылали факелы, а на рассвете чернели неуклюжие фигуры в грубой одежде; но взошло солнце, а никаких следов Эдвина Друда так и не было обнаружено. Поиски продолжались и весь следующий день. Джон Джаспер трудился не покладая рук; его видели всюду: то на барже или в лодке, то в ивняке на берегу, то в топких низинах, где торчали из грязи колья и острые верхушки камней, а столбы с отметками высшей точки паводка и странного вида предостерегающие знаки маячили тут и там в тумане, словно привидения. Но настал вечер, а никаких следов Эдвина Друда так и не было обнаружено. Расставив на ночь караульщиков, так чтобы всюду зоркий глаз следил за каждым колебанием прилива, Джаспер наконец в полном изнеможении ушел домой. Нечесаный и немытый, весь в грязи, комьями засохшей на нем, в изорванной и висящей лохмотьями одежде, он только успел опуститься в кресло, как перед ним предстал мистер Грюджиус. – Странные вести я здесь услышал, – сказал мистер Грюджиус. – Странные и страшные! Говоря это, Джаспер только чуть приподнял и тотчас вновь опустил отяжелевшие веки и бессильно привалился к ручке кресла. Мистер Грюджиус провел ладонью по волосам и лицу и, остановившись перед камином, стал смотреть в огонь. – Как ваша подопечная? – спросил через минуту Джаспер слабым, усталым голосом. – Бедняжка! Можете представить себе ее состояние. – Видали вы его сестру? – устало спросил Джаспер. – Чью? Лаконичность вопроса и невозмутимая медлительность, с которой мистер Грюджиус перевел взгляд от огня на лицо своего собеседника, в другое время, пожалуй, вызвали бы в нем раздражение. Но теперь, раздавленный усталостью и отчаянием, он только приоткрыл глаза и сказал: – Обвиняемого. – Вы обвиняете его? – осведомился мистер Грюджиус. – Не знаю, что и думать. Мне самому неясно. – Мне тоже, – сказал мистер Грюджиус. – Но вы назвали его обвиняемым, и я подумал, что вам уже ясно. Я только что расстался с мисс Ландлес. – Что она говорит? – Отвергает всякие подозрения и непоколебимо уверена в невиновности брата. – Бедняжка! – Однако, – продолжал мистер Грюджиус, – я пришел не для того, чтобы говорить о ней. А чтобы поговорить о моей подопечной. Я должен сообщить вам известие, которое вас удивит. Меня по крайней мере оно удивило. Джаспер со стоном повернулся в кресле. – Может быть, отложим до завтра? – сказал мистер Грюджиус. – Предупреждаю, что известие вас удивит! Мистер Грюджиус при этих словах снова провел ладонью по волосам и снова уставился в огонь, но на этот раз твердо и решительно сжав губы. И Джаспер это заметил: взгляд его стал вдруг внимательным и настороженным. – Что такое? – спросил он, выпрямляясь в кресле. – Конечно, – произнес мистер Грюджиус с раздражающей медлительностью, словно разговаривая сам с собой, – я мог бы раньше догадаться; она мне намекала; но я такой Угловатый Человек, что мне это и в голову не пришло; я думал, все по-старому. – Что такое? – снова спросил Джаспер. По-прежнему обогревая руки над огнем и попеременно то сжимая, то разжимая ладони, мистер Грюджиус, сохраняя ту же невозмутимость и поглядывая искоса на Джаспера, начал свои объяснения: – Эта юная чета, пропавший молодой человек и моя подопечная, мисс Роза, хотя и обрученные столь давно и так долго признававшие себя женихом и невестой, в настоящее время, находясь на пороге брачного союза… Мистер Грюджиус увидел перед собой мертвенно-бледное лицо с застывшим взглядом и дрожащими бескровными губами; две перепачканных грязью руки судорожно вцепились в ручки кресла. Если бы не эти руки, мистер Грюджиус мог бы подумать, что впервые видит это лицо. – Эта юная чета постепенно пришла к убеждению (оба, как я понимаю, более или менее одновременно), что жизнь их и сейчас, и в дальнейшем будет много счастливее и лучше, если они останутся только добрыми друзьями или, вернее, братом и сестрой, чем если они станут супругами.