Потом подследственную провели в бокс для осмотра, под яркие лампы, которые светили со всех сторон и не давали тени. В боксе был медицинский столик с необходимыми принадлежностями, в углу стояло привинченное к полу гинекологическое кресло. — Раздевайся! — приказала высокая дама. — Сними всю одежду и забирайся в кресло. Надежда смутилась. Она поняла, что ее тело начнут обыскивать, возможно, совать пальцы в интимные места. А у нее после съемок воспалилось и чесалось влагалище. Она попыталась себя мысленно успокоить: ничего страшного, отнесись к этому как к обычному медицинскому осмотру. Заторможенная Надежда медленно сняла с себя платье, лифчик, колготки, босоножки. Высокая женщина брала ее одежду и ощупывала каждый шов, каждую складку. Низкая надзирательница складывала одежду в кучку и иронически поглядывала на подследственную. Обе женщины были относительно молоды и симпатичны. Это слегка успокоило Надежду. И все же снять трусики ей показалось неудобным. Однако высокая громко сказала: — Трусы тоже снимай! Низкая женщина дополнила: — Поторопись! Иначе мы поможем тебе. И забирайся в кресло, чувствуй себя как на приеме у гинеколога. Но женщины начали осмотр с головы, расчесали длинные густые волосы Надежды, распотрошили каждую прядь. — Красивая у тебя грива, — сказала высокая. — Только в душ надо. Веди себя тихо, а то побреем! Надзирательницы посмотрели уши подследственной, использовали даже увеличительное стекло. Они заглянули и в ноздри, осторожно расширив их пинцетом. Женщины почти не причиняли боли, но Надежда ощущала себя подопытным кроликом. Было унизительно, особенно когда рука в перчатке вошла в рот, стала шоркать за губами, дотронулась до неба, легонько дернула за язык. Надежду затошнило, во рту ощущался привкус резины. Она не понимала, зачем нужен такой тщательный осмотр. А надзирательницы помяли ей грудь, пощупали под мышками. Потом одна из них причинила первую серьезную боль, надавив на пупок. Надежда охнула и дернулась. — Это еще цветочки, — сказала высокая дама. — Сейчас мы обыщем тебя в интимных местах. Пожалуйста, раздвинь ноги, мы их зафиксируем. И расслабься. Такая процедура не слишком приятна, но она необходимая при полном досмотре. Я постараюсь причинить минимум неудобств. Надежда тяжело вздохнула, раздвинула ноги и вскоре почувствовала движение женщины, вводившей свой длинный указательный палец в лоно Венеры. Надя взвыла. Стало очень больно! Боль, причиненная грубой рукой в медицинской перчатке, наложилась на дремавшую боль, заработанную во время съемок. Твердый как деревяшка палец ткнулся Надежде глубоко во влагалище, вызвав мучительное желание помочиться. Надя с трудом сдержала свой позыв, а обследовавшая ее дама сказала: — О, да тут неприятности! Воспаление. И сильное! Надо бы мазь наложить. — Это не наша забота, — ответила низкая надзирательница. — Скажи доктору, пусть посмотрит потом. Высокая ввела второй палец, да так жестко и глубоко, что Надежда ощутила спазмы. Ей было и больно, и щекотно, и нестерпимо хотелось писать. Девушка не выдержала, струйка мочи устремилась наружу. — Вот зараза! — выругалась высокая, но пальцы из влагалища не вытащила. — Подмочила мне халат. — Пусть проссытся, — со смехом ответила низкая. — Сухих халатов полно. Высокая надзирательница сделала паузу, затем добралась своими пальцами до самой матки и стала крутить там. Надя стонала от боли и стыда, ее стало трясти. А надзирательница улыбалась и продолжала крутить пальцами. Она не торопилась, делала все это не без удовольствия. Похоже, ей нравилось причинять боль в самом сокровенном женском месте. При этом женщина пальцами свободной руки раздвинула Надежде половые губы и нажала на клитор. Обыск превращался в издевательство. Высокая надзирательница осматривала влагалище куда дольше и тщательнее, чем следовало при досмотре. Такое делалось намеренно, чтобы унизить заключенную. Низкая женщина не возражала, она сказала Надежде: — Лежи смирно, красавица! Когда сопротивляешься — больнее. Наконец высокая дама вытащила руку из интимного места, но Надежду не отпустили. Надзирательница заменила перчатку, капнула немного вазелина на палец и резко вошла в анальное отверстие девушки. Лицо у подследственной стало еще более красным от стыда. Но надзирательница ввела и второй палец. Зафиксированная на кресле Надежда охнула от возмущения, а высокая дама только усмехнулась, добавила третий палец и углубилась в прямую кишку. Как это противно и унизительно, когда у тебя копаются в заднем проходе! Надежду трясло от боли и бессилия. Низкая надзирательница успокаивала ее: — Мы должны посмотреть. Не дергайся, сейчас все закончится. У Нади потекли слезы по щекам, а высокая женщина все глубже и глубже проникала в анальное отверстие, словно хотела разорвать его. Низкая осадил подругу: — Не порви ее… — Она бывалая, у нее очко разработано, — сказала высокая надзирательница, но ослабила напор, немного повертела в анусе пальцами и сказала: — Надо бы ей туда зонд всадить. Низкая ответила: — Прежний зонд порвали, а нового не принесли… И вообще, кончай над ней издеваться. Мы ее и так достаточно травмировали. Высокая надзирательница возразила: — Майор велел, чтобы обыск был самый тщательный! Низкая пояснила: — Он так в отношении всех подозреваемых в убийствах приказывает, чтобы сломить волю подследственных. Высокая надзирательница извлекла руку из ануса и сказала: — И тут, похоже, чисто. Потом обратилась к Надежде: — Ну, ладно, живи! После чего сорвала перчатки и бросила их в утилизатор. Надежда с облегчение выдохнула: наконец-то обыск закончен. Но надзирательница извлекла другую пару резиновых перчаток и снова надела ее. Подследственную опять затрясло: экзекуция продолжается? Низкая успокоила ее: — Не бойся! Сейчас она проверит твои ножки и все! Высокая надзирательница пощупала мышцы тренированных ног Надежды, ее коленки, надавила на икры. Спустилась до подошв, ощупала каждую ступню. Раздвинула даже пальцы ног. Вроде, ничего болезненного. Но, все равно, противно, стыдно, страшно. Зачем все это? Наконец низкая дама объявила: — Обыск закончен. Теперь тебя нужно помыть в душе и в камеру. Надежде выдали полотенце, кусок хозяйственного мыла, провели по коридору в душевую. Настроение было отвратительным, сильно болело влагалище, кружилась голова. Почему над ней так издевались? Для чего такая жестокость? И надзирательницы смотрели на нее с презрением. Надежда приняла решение: она будет молчать! Во что бы то ни стало — молчать. Она ни слова не скажет о Борисе. Вообще не скажет ни слова! Не будет никаких чистосердечных признаний, никакой информации следователю. Ничего! Она станет вести себя как глухонемая и откажется подписывать любой протокол. ГЛАВА 44 АРЕСТ МАНЬЯКА Надежду отпустили через пару дней. Инна сообщила ошарашенной девушке, что удалось задержать настоящего убийцу, а она теперь, после формального подписания необходимых бумаг, может быть свободна. Как и предполагали следователи, девушка сразу направилась на Утриш. Ковалев, Красин и еще несколько краснодарских омоновцев в штатском поджидали ее на третьей лагуне. Вопреки ожиданиям, отслеживать Надежду долго не пришлось. Борис словно предчувствовал возвращение любимой и сам спустился к морю. Надя увидела его на тропинке, ведущей к пляжу. — Борис! Ты не арестован?! — закричала обрадованная девушка и прыгнула на любовника, как кошка. Обняла, обхватила руками, ногами, принялась целовать. Но уже через минуту на руках маньяка защелкнулись наручники. Надежда билась в истерике. Борис, наоборот, казался внешне спокойным. — Милый, прости меня! — кричала девушка. — Я не хотела! Я ничего не сказала им о тебе! Я буду ждать тебя! — Лет двадцать пять в лучшем случае будет ждать, — сказал Красин Ковалеву. — А то и пожизненное ему дадут. — Если бы я выбирал себе жену, то выбрал бы такую, как Надя, — ответил Ковалев. — Преданная, ласковая. Бросить бы службу и просыпаться по утрам в ласковых объятиях такой, как она, словно ты в Нирване. Жаль, что девушка предана своему маньяку. А то я познакомился бы с ней поближе.