– Вопрос в том, скажете ли вы об этом монголам? Оюан резко ответил: – Ты знаешь, чего я хочу. – А, такой судьбы, которой не захотел бы никто другой. – В голосе Шао проявилась жестокость. Волны воздуха от его веера неприятно касались Оюана, и он сразу потерял терпение. – Надеюсь, у вас хватит на это сил. На секунду Оюан представил себе, как он сейчас схватит этот веер и сломает его. – Твоя забота о моих страданиях очень трогательна. Но если наши судьбы предопределены, тогда мои силы не имеют значения. Вини Небо, вини моих предков, вини мои прошлые жизни. Мне нет от них спасения. – Не желая еще больше обнажаться именно перед Шао, он резко произнес: – Подготовь приказы насчет боеприпасов и передай командирам подразделений тыла приказ явиться ко мне. Шао засунул веер за пояс, поднялся и поклонился. В выражении его лица было нечто неприятное, от чего по коже бежали мурашки: некая смесь насмешки и презрения. – Есть, генерал. Оюан постарался не обращать на это внимания: у него не было другого выхода. Они нуждались друг в друге, и даже если придется потерпеть пренебрежение, все это будет уже не важно, когда они достигнут цели. 16 Аньфэн. Восьмой месяц Ни Ма, ни другие жители Аньфэна не посмели носить траурную белую одежду в память о Малыше Го. О нем напоминала лишь мемориальная табличка, которую Чжу повесила в храме по просьбе Ма, и даже она была спрятана за именами всех других усопших. Солдат Малыша Го отдали назначенному вместо него командиру И. Сунь Мэн был единственным командиром, оставшимся на стороне Правого министра Го, но Ма не виделась ни с кем из них после смерти Го. Было очевидно, что Чэнь только ждет момента, чтобы сделать последний ход и уничтожить группировку Го окончательно, и уцелеют только те, кто безоговорочно на стороне Чэня. После этого не останется никого, кто мог бы обуздать Чэня, кроме покорного параноика – Первого министра. А в отличие от Первого министра Лю Чэнь добивался поражения империи Юань не ради народа наньжэней, которые доверились Красным повязкам и Сияющему Князю, а ради создания своего собственного мира террора и жестокости. Эта мысль должна была наполнить Ма ужасом. В основном так и было. Но в тот вечер, когда она спускалась по ступеням храма в красном подвенечном платье и под вуалью, она почувствовала, что ее тревоги сменились новой легкостью. Всю жизнь она провела, рассматривая предстоящий брак как долг; она и мечтать не могла о том, что свадьба может стать спасением. Но один невероятный человек подарил ей нечто такое, чего не должно было существовать. Ее вуаль окрашивала весь мир в красный, и на этот раз красный цвет напоминал ей о счастье, а не о крови. Сквозь вуаль она с изумлением и радостью смотрела на человека в красной одежде, ведущего ее вниз по лестнице за связывающий их шарф. Она не представляла себе, что готовит ей будущее, знала только, что в этой жизни оно может быть другим. Чжу уже спустилась к толпе желающих их поздравить у подножия лестницы, но внезапно остановилась и поклонилась. Ма, стараясь рассмотреть подробности сквозь вуаль, подошла и так же внезапно остановилась рядом с ней. – Господин Чжу, – приветствовал его Чэнь, пробираясь сквозь толпу. По обеим сторонам от него люди склонялись перед ним, как стебли под ветром. – Или, полагаю, вас надо называть «Командир Чжу», так как вы теперь женаты. Я едва узнал вас без ваших серых одежд! Поздравляю. Он с улыбкой вручил Чжу подарок. – И я вижу, что ваша новобрачная – прекрасная Ма Сюин. – Даже под защитой вуали Ма съежилась под пронзительным взглядом его тигриных глаз. Он вежливо обратился к ней: – Я гадал, не наступит ли очередь командира Суня попасть под струю горячего чая, поскольку он такой привлекательный молодой человек. Но я знал, что вы умная девушка. Хороший выбор. Он снова повернулся к Чжу: – Первый министр шлет свои поздравления. Он о вас высокого мнения, командир Чжу. Он часто говорит, что хочет, чтобы солдаты других командиров научились у ваших людей дисциплине и покорности. Заместитель командира И, например, унаследовал отряд, особенно нуждающийся в этом из-за ошибок его предшественника. – Чэнь говорил спокойным тоном, но его внимание к Чжу напомнило Ма булавку коллекционера, занесенную над насекомым. – Ваш заместитель, тот высокий человек с короткими волосами, – спросил он, – тоже был монахом? Если Чжу и была так же встревожена, как Ма, она хорошо это скрывала. – Министр, заместитель командира Сюй тоже был прошедшим посвящение монахом монастыря Ухуан. – Замечательно, – сказал Чэнь. – Почему бы вам не уступить его в качестве заместителя на следующий месяц командиру И? Чтобы он научил их некоторым сутрам и добродетели покорности? Что вы об этом думаете? Ма снова охватил ужас, стерев все следы легкости, которую она ощущала еще несколько минут назад. Взяв в заложники лучшего друга Чжу, Чэнь мог быть уверен, что у нее не будет другого выхода, ей придется поддержать то, что он планировал предпринять против группировки Го. Чжу никак не могла этого не понимать, но она лишь поклонилась. Черная шляпа ученого, которую она надела на свадьбу, была точной копией шляпы Чэня, и они вдвоем напоминали классический образ учителя и ученика. – Для этого недостойного командира будет честью подчиниться. Если министр позволит, этот слуга отправит заместителя командира после свадебного пира сегодня вечером. Чэнь улыбнулся, глубокие вертикальные морщины на его щеках стали еще глубже, теперь они напоминали шрамы от кинжала. – Конечно. Новый дом супружеской пары Чжу и Ма представлял собой простую комнату в казарме, хотя Чжу увидела, что ее наспех украсили красными лентами, которые в прошлой жизни были частями военного знамени. Дневной свет проникал в отверстия в грубых деревянных стенках, отчего комната производила впечатление детского домика в бамбуковом лесу. Ма сняла вуаль. Висящие на шпильках для волос украшения тихо позвякивали друг о друга, когда она села на кровати рядом с Чжу. Чжу заметила, что она села дальше, чем села бы от женщины, но ближе, чем от мужчины. Как будто вместо того, чтобы быть Чжу Чонбой, Чжу относилась к той же категории, что и генерал-евнух: ни женщина, ни мужчина. Эта мысль пробрала ее неприятной дрожью. Она понимала, что, открыв свою тайну Ма, она на какую-то долю увеличила риск разоблачения в качестве незаконного обладателя великой судьбы. Больше всего ее тревожило, на какую именно долю. «Риск – это только риск», – напомнила она себе. Если бы это была уверенность, она бы никогда так не поступила. Она старалась не думать о том грозном ощущении движущей силы, которое беспокоило ее после Цзянькана. «Риском можно управлять». Она волевым усилием прогнала эти мысли и приняла веселый вид. – Ну, спасибо Чэнь Юляну, это не совсем та свадебная романтика, о которой я всегда мечтала! Ма шлепнула ее по руке. Неподвижная белая маска грима не шла ей. Чжу недоставало живости ее подвижного лица. – О чем это ты? Монахи не мечтают о своей свадьбе. – Ты права, – с притворной задумчивостью ответила Чжу. – Посмотри на Сюй Да. Я уверена, ему никогда даже не приходило в голову ждать свадьбы, он просто идет и делает, что хочет. Полоска свободной от белил кожи вдоль лба Ма стала красной. – Вы с ним?.. Чжу потребовалось несколько секунд, чтобы понять смысл ее вопроса. – Храни нас Будда! – Ее на мгновение охватил настоящий ужас. – С женщинами! Не со мной. – Я не имела в виду «дождь и облака»[33], – сердито сказала Ма, хотя, конечно, именно это она и имела в виду. – Но он наверняка знает. – Ну, я ему никогда ничего не говорила, – ответила Чжу, преодолев нежелание произносить это вслух. – Но он знает обо мне больше, чем кто-либо другой. Он мой брат. – И, заметив виноватый взгляд Ма, прибавила: – Чэнь Юлян берет его в заложники не из-за тебя. Пусть ты выросла в семье Го, но Чэнь Юлян не посчитает это достаточным поводом сомневаться в моей преданности. Он просто принимает меры предосторожности. Он человек умный и не хочет никаких неожиданностей, когда наступит момент столкновения. Лицо Ма под гримом было неподвижным. – Преданность. Ты ведь ему в любом случае помогла бы? Чжу вспомнила о привязанности Ма к Суню. Она мягко сказала: – Я понимаю, что ты чувствуешь, Ма Сюин. Мне Чэнь Юлян нравится не больше, чем тебе. – Но ее холодная, прагматичная сторона видела сильную сторону его позиции. Мимо дома с топотом проходили отряды, их тени падали сквозь щели в стене на подметенный земляной пол. Из соседней двери доносились булькающие звуки и резкий запах вареной свиной требухи. Ма внезапно сказала тихо, с отчаянием: – Не делай этого. Не помогай ему. Присягни на верность Правому министру Го и Сунь Мэну, заставь их действовать, но не отдавай ему Сюй Да… Надежда Ма напоминала взгляд на мир сквозь крылышко насекомого: этот мир был размытым по краям вариантом самого себя, в нем линия истории неизменно стремилась к доброте и порядочности. Ма всегда чувствовала так безрассудно-сильно, и это было так прекрасно, что, когда Чжу видела ее эмоции, ей казалось, что ее собственный внутренний ландшафт похож на голое, растрескавшееся дно озера. Она с сожалением покачала головой: – Подумай, даже если бы у меня было время, сколько у меня солдат? Совершенно недостаточно. У Сунь Мэна их, наверное, больше, чем у каждого из других командиров, но против всех их вместе… Слезы закипели на глазах у Ма. Наверняка она вспомнила смерть Малыша Го и его сторонников и представила себе, что то же самое грозит Сунь Мэну. Но, к изумлению Чжу, она яростно возразила: – Нет, это ТЫ подумай! Если ты встанешь на сторону Чэнь Юляна и поможешь ему свалить Правого министра Го и его сторонников, ты противопоставишь своих людей другим Красным повязкам. Ты думаешь, твои воины останутся после этого прежними? Одно дело, убивать солдат империи Юань, а совсем другое – убивать других восставших. Ты об этом подумала? – Ее слезы остались непролитыми. Чжу молчала. Победа Чэня над коалицией Го была столь очевидной, что она даже не собиралась выбирать, на какую сторону встать, а просто следовала по единственно доступному пути. И так как это был единственный путь, она всегда считала его неприятные последствия чем-то таким, что ей придется устранять, по возможности, когда наступит подходящий момент. Ей никогда не приходило в голову, что она с ними может не справиться. Она нахмурилась: – Лучше иметь солдат с подорванным боевым духом, чем совсем не иметь солдат. – Они следуют за тобой потому, что ты их создал, потому что ты завоевал их доверие и преданность. Но заставь их выступить против своих, и ты все это потеряешь! Они увидят тебя таким, какой ты есть. Не их лидером, а человеком, который их использует. А когда это произойдет, они будут следовать за тобой, только преследуя собственные интересы. Тогда как быстро, по-твоему, Чэнь Юлян сможет переманить их к себе? Ему только надо будет сделать им предложение, – с горечью сказала Ма. – Точно так же, как он поступил с Малышом Го. Обескураженная Чжу вспомнила, с каким удовольствием командир И демонстрировал свою власть. Никто, даже сама Чжу, не заметил чудовищный эгоистичный интерес И. Но Чэнь заметил. – Я… – Послушай! – вскричала Ма. – Ты ведь этого и хотел, чтобы я указывала тебе на вещи, которых ты сам не видишь! Если ты не хочешь построить мир, где нет ничего, кроме жестокости, подозрения и паранойи, найди другой путь! Чжу закрыла рот. Монахи учили, что эмпатия и сострадание – это добрые чувства, но растрескавшийся свадебный макияж Ма больше всего напоминал ей жестокие, непреклонные лица всевидящих Небесных Царей. Видя осуждение Ма, она почувствовала мучительный спазм в желудке. Это ощущение выбило ее из колеи: ее пронзило такое острое чувство жалости, какого она еще никогда не знала, и одновременно наполнило нежностью и какой-то загадочной, болезненной тоской. Она смотрела на растрескавшееся, вызывающее лицо Ма, и боль усиливалась, ей даже показалось, что надо прижать к груди кулак, чтобы облегчить ее. «Всегда есть другой путь, лишь бы мне хотелось его найти». Разве она не нашла способы добиться успеха на реке Яо и в Лу, когда проблемы были гораздо сложнее? Запах еды из соседней комнаты уже подсказывал ей настолько невероятную идею, что волосы у нее на затылке встали дыбом – ей не верилось, что она может осмелиться ее осуществить. Но в то же время ей этот путь казался правильным. С тех пор как она стала Чжу Чонбой, в мире появился аспект, который могла видеть только она одна, и на протяжении того же времени ей в голову приходили очень необычные идеи. Сейчас она осознала, что может использовать это знание, и мысль об этом доставила такое удовольствие, словно она подняла с земли листок и обнаружила, что он идеально симметричен. В этом чувствовалась судьба. Она придвинулась по бугристому ложу к Ма и осторожно прижала к ее колену свое колено под красной одеждой. – Я не могу открыто помочь Сунь Мэну. Но я могу остаться в стороне таким образом, что это не вызовет подозрений у Чэнь Юляна. Но даже в этом случае ты должна понимать, что у Сунь Мэна нет почти никаких шансов добиться успеха. Ма одарила ее яростным взглядом, в котором не было никакой благодарности, словно она просто заставила Чжу совершить обычный порядочный поступок, и это не имеет никакого отношения к желаниям самой Ма. – По крайней мере, у него будет хоть какой-то шанс. Внутри у Чжу все сжалось при мысли, что Ма будет разочарована тем, что Чжу считает порядочным. Она предостерегла ее: – Возможно, получится лучше, но, Инцзы, учти: добрыми методами не найти выхода из жестоких ситуаций. Холодный мокрый ветер залетал в храм, принося с собой неуместный смех: несмотря на дождь, люди Чжу уже собирались в предвкушении свадебного пира. Чжу опустилась на колени в красном свете массивных, как колонны, свечей. Горящие фитили уже опустились глубоко внутрь свечей, поэтому их пламя создавало пляшущие тени внутри красных восковых оболочек, словно смотришь на солнце сквозь прикрытые веки. По просьбе Чжу повара уже принесли в храм горшки и корзины со свадебными яствами – якобы для того, чтобы они не намокли под дождем до начала застолья. После этого Чжу уже успела переставить некоторые блюда в переднюю часть храма, сняла с них крышки и оставила на виду перед множеством незажженных ароматических палочек. Теперь она взяла одну палочку, зажгла ее от свечи и по очереди приложила ко всем остальным. Когда они загорелись, она погасила их, и теперь с тлеющих кончиков поднимались тонкие струйки дыма. Потом отошла назад и стала ждать.