Глава восьмая. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ФРЭНКА И БОБА Путь вел дальше в долину, затем, попетляв между скал, вывел всадников наконец в широкую лощину, по которой они двигались раньше. Выяснилось, что благодаря указателю сиу отряд существенно сократил расстояние, а кроме того, теперь не осталось сомнений, что огаллала точно знают дорогу, по которой едут. Время от времени они оставляли другие указатели, подобные первому, особенно, когда изменялось направление их движения. Из чего следовало, что сиу до сих пор придерживались мнения, что Вокаде обязательно последует за ними. Во второй половине дня отряд всадников достиг окруженной высокими скалами долины, своей формой напоминавшей эллипс, больший диаметр которого растянулся на несколько миль. В самом центре долины, как одинокая кегля, высилась одна-единственная скала. Ее белые гладкие стены посверкивали под солнцем, а на вершине виднелось плоское и широкое каменное изваяние, очень похожее на черепаху. Ни один геолог не усомнился бы, что раньше здесь было озеро, берегами которому служили вздымающиеся вокруг скалы. А сама вершина торчавшей посреди долины скалы, будучи островом, очевидно, выступала из воды. Не подлежит сомнению утверждение, что когда-то ландшафты Северной Америки украшали многочисленные пресноводные озера. Со временем вода спала, и некоторые водоемы превратились в долины, послужившие могильниками живущим тогда существам. Натуралисту, особенно палеонтологу, здесь, среди этих окаменелостей, настоящее раздолье — он может сделать совершенно неожиданные открытия. До сих пор тут находят зубы и челюсти гиппопотама, очень похожего на бегемота, останки древних носорогов и огромного количества гигантских черепах. Есть здесь и скелеты ископаемых свиней, игуанодона и даже саблезубого тигра. В наши дни бытует мнение, что лошадей в Америку завезли, но раскопки доказывают, что еще в третичный период в Северной Америке обитало множество различных пород верблюдов и лошадей. Лошади одной из таких пород имели величину не больше ньюфаундленда. Сейчас же на всем земном шаре осталось лишь около десятка видов этих животных, и в то же время в одной только Северной Америке раскопки принесли доказательства существования тридцати видов ископаемых лошадей. В доисторические времена на берегах североамериканских озер паслись слоны, а в жидком иле лежали свиньи, некоторые виды которых были размером с кошку, другие же — не меньше гиппопотама. Пустынные теперь равнины Вайоминга тогда покрывали высокие пальмы с листьями длиной более четырех метров. В их тени отдыхали живые существа величиной со слонов, одни из которых имели рога по обе стороны носа, другие — сбоку от глаз, а третьи — один-единственный рог, торчавший прямо из носа. Если индеец случайно наталкивается на доисторические останки, он спокойно и почтительно отворачивается от них. Он не может объяснить их происхождение, а поскольку все загадочное для краснокожего — «великое лекарство», эти останки для него священны, и лишь иногда с помощью легенд и преданий пытается он восстановить картину происшедшего. Итак, долина, у края которой остановились всадники, некогда была озером. Сиу-огаллала снова оставили здесь знак, указывающий Вокаде, что они пересекли это место. Но Олд Шеттерхэнд, стоявший во главе отряда, на этот раз не принял его во внимание, а повернул коня налево, чтобы дальше держать путь вдоль подножий высоких гор. — Там ветвь, — обратился к нему Токви-тей, указав на дерево, в ствол которого была воткнута еловая ветка. — Это снова знак огаллала. Почему мой брат не хочет следовать ему? — Я знаю лучший путь. У меня уже был случай изучить как следует здешние места. Вот эту скалу называют Пейавеполе — Скалой Черепахи. Я уже трижды проезжал мимо нее, правда, с другой стороны. — Может, у вас с этой скалой связаны какие-то особые воспоминания? — осведомился Толстяк Джемми. — Нет, но она упоминается в одной из легенд Воронов, индейцев-апсарока92. Для них она как гора Арарат. Индейцы тоже знают и говорят о большом наводнении, о Всемирном потопе. Вороны рассказывают, что, когда утонули все люди, остались только двое: мужчина и женщина. Великий Дух спас их, послав им на помощь гигантскую черепаху. Оба вместе со всем их скарбом нашли приют на ее спине и жили там, пока не спала вода. Гора, которая перед нами, выше всех скал, холмов и возвышенностей в округе, поэтому в те времена она была островом. Черепаха заползла на этот небольшой островок, а неразлучная пара перешла с ее спины на сушу. Потом душа животного снова вернулась к Великому Духу, но тело осталось там, наверху; оно окаменело и теперь напоминает нынешним красным людям об их прародителях, спасшихся от потопа. Мне об этом рассказал Шунка-шеча, Большая Собака, воин Воронов, с которым я много лет назад стоял лагерем у этой скалы. — Так вы в самом деле не хотите идти по пути сиу-огаллала? — Нет. Я знаю другую дорогу, которая в кратчайшее время приведет нас к цели. Огаллала едут к могиле своих воинов. Поскольку это нам уже известно, не нужно тратить драгоценное время и идти по их следу. К Йеллоустоуну ведут много дорог. Огаллала, видимо, не знают о самой короткой. По направлению, в котором они двигались, можно предположить, что они свернут к Большому Каньону, оттуда поедут через озеро Йеллоустоун и Бридж-Крик, а потом — к Скалам Огненной Дыры. — Значит, они перейдут на другую сторону Скалистых гор! — Конечно. Могила, у которой они собираются принести в жертву мастера Баумана и его спутников, лежит отнюдь не у Йеллоустоун-ривер, а у реки Огненной Дыры. Чтобы до нее добраться, сиу-огаллала придется сделать большой крюк радиусом километров в шестьдесят, не меньше, а местность, по которой они поедут, достаточно тяжело проходима, что и задержит их. Путь, который предлагаю я, пойдет отсюда почти по прямой и приведет нас к реке Пеликан, а потом, когда мы переправимся через нее, — вдоль серных холмов к тому месту, где Йеллоустоун-ривер вытекает из одноименного озера. Там мы отыщем Бридж-Крик, вблизи которого наверняка обнаружим следы сиу, и затем поскачем к верхнему бассейну гейзеров, что расположен вблизи реки Огненной Дыры. Хотя и этот путь не из легких, но в дальнейшем он не создаст нам тех трудностей, что выпадут на долю наших врагов. Таким образом, весьма вероятно, что у цели мы будем раньше, нежели они, а для нас это самое главное. — Если так, то было бы непростительной глупостью скакать за огаллала. Меня позабавит, если мы прибудем раньше. Не могу без смеха представить их вытянувшиеся рожи, когда они узнают об этом. Итак, вперед, сэр! Вы теперь наш проводник! Этот разговор шел по-английски. Но шошонам Олд Шеттерхэнд разъяснил свои намерения на их родном диалекте; те тотчас согласились с охотником и спокойно направились туда, куда поначалу их вождь ехать не хотел. Иссохшая давным-давно маленькая речушка некогда вливала свои воды с запада в древний бассейн озера и при этом достаточно глубоко прорезала берег. Ее русло было очень узким, а устье так замаскировано густой растительностью, что заметить его мог только очень зоркий глаз. Именно туда и направил своего коня Олд Шеттерхэнд. Стену густых зарослей было нелегко преодолеть, но зато за ней открывался простор. И белым и индейцам удалось беспрепятственно преодолеть бывшее русло реки, пока оно не вывело их в так называемую undulating-land93, состоявшую из небольших участков прерии, перемежавшихся с поросшими лесом холмами. Холмы в основном тянулись с запада на восток, что для наших путников оказалось весьма благоприятным обстоятельством — они двигались в том же направлении. К вечеру отряд добрался до водного потока, принадлежавшего, по всей видимости, бассейну Биг-Хорна. Следуя по нему, они наткнулись на место, словно специально созданное для стоянки. И они спешились, решив, что от добра добра не ищут, хотя было еще совсем светло. Ручей впадал в маленькое, но неглубокое озеро, берега которого поросли замечательно сочной и густой травой. Сквозь чистую, прозрачную воду озерка просматривалось дно, и там лениво, едва-едва передвигая плавниками, передвигалась форель, что обещало изысканный ужин. Берега озерка, забиравшие круто вверх, с одной стороны были окаймлены густым лесом. По огромному множеству сучков и веток, валявшихся на земле, можно было предположить, что в последнюю зиму здесь пронеслась жестокая снежная буря. Такое скопление ветвей могло служить естественным заграждением и скрывать место ночлега от посторонних глаз, а кроме того, снимало заботы о хворосте для лагерного костра. — Хватайте форель! — радостно завопил Толстяк Джемми, спрыгивая со своей клячи. — Похоже, сегодня мы зададим пир на весь мир! Он с великим удовольствием бросился бы в воду немедленно, если бы не Олд Шеттерхэнд. — Постойте, не горячитесь! — произнес он. — Всему свое время. Пока не надо пугать рыбу. Тут нам пригодятся две решетки из хвороста и сучьев потолще. Расседлав лошадей, путники заострили сухие ветки и сначала воткнули их в мягкое дно ручья, довольно близко друг к другу. Сначала проделали это в месте истока, чтобы рыба из пруда не могла проскользнуть между ними и удрать вниз по ручью. Точно такую же плотину-решетку соорудили еще в одном месте, чуть выше: примерно в двадцати шагах от первой решетки. Теперь и здесь путь отступления рыбам был отрезан. Толстяк Джемми принялся быстренько стягивать с себя тяжелые сапоги. Ремень он уже расстегнул и положил рядом. — Эй, коротышка, — окликнул его Длинный Дэви, — сдается мне, ты хочешь залезть в воду?! — Естественно! Надо же как-то побаловать себя, любимого. — Оставь это тем, кто может достать воробьишку с дерева, а то нырнешь и не вынырнешь вдруг. — Это ко мне не относится — я умею плавать. Да и воды в этом прудике наверняка не больше, чем супа в тарелке. Джемми подошел к самому краю берега, чтобы удостовериться лишний раз, так ли это. — Хо! Да тут самая большая глубина — локтя полтора, — небрежно заметил он. — Это оптический обман. Когда видно дно, всегда кажется, что оно ближе, чем на самом деле. — Па! Иди сюда и сам погляди! Тут видно каждый камушек, а там… черт возьми, брр… Бац! Толстяк потерял равновесие и упал в воду. Да еще как! Головой вниз, как назло, на самом глубоком месте. Толстый упрямец на миг исчез в фонтане брызг, но тут же появился снова. Джемми и вправду превосходно плавал, и его не нужно было вытаскивать обратно, но немного потрудиться ему все же пришлось — шуба его, впитав воду, резко потянула его вниз. А широкополая шляпа Толстяка покоилась на поверхности холодного потока, прямо как виктория-регия94. — Ты посмотри! — расхохотался Длинный Дэви. — Джентльмены, вы только посмотрите на форель, что плещется там! Эта толстая рыбина накормит нас всех! Маленький саксонец стоял поблизости. В спорах о науке он обычно бывал принципиален и готов был сразиться с Джемми насмерть, но, несмотря на все это, питал к Толстяку симпатию. — Бог ты мой! — не на шутку испугался Фрэнк, подскочив к самой воде. — Что же вы наделали, герр Пфефферкорн? Зачем вы прыгнули в этот пруд? Вы не промокли? — Не сильно, можно сказать, совсем чуть-чуть, — отозвался Джемми, с улыбкой выплевывая попавшую в рот воду. Он уже выбрался из глубины, теперь вода едва достигала его плеч. — Так можно схватить прекраснейшим образом простуду! Тем более в этой мокрой шубе! Сейчас же вылезайте на берег! О шляпе я позабочусь, выужу ее веткой, — распорядился Фрэнк. Он схватил длинный сук и закинул его в воду, как удочку. Но сук оказался все же слишком коротким, и ученому «слуге леса» пришлось сильно податься вперед. — Осторожнее! — предупредил Джемми, выбираясь из воды. — Лучше я сам достану шляпу, раз уж вымок. — Да помолчите вы! — пробормотал Фрэнк. — Если вы считаете, что я так же глуп, как и вы, то мне вас искренне жаль. Почтеннейшие люди нашего сорта всегда знают, где нужно быть осторожным. Уж я-то не провалюсь в этот злосчастный прудишко, даже если эта проклятая шляпа снова отправится в дальнее плавание. Надо вытянуться еще чуть-чуть и… Бог мой! Меня, похоже, тоже затягивает в эту лужу! Нет, никогда… Снова фонтаны брызг вспенили воду — саксонец плашмя упал в пруд. Со стороны все это выглядело настолько забавно, что белые едва не закатились от хохота; индейцы же оставались внешне невозмутимы, хотя внутри наверняка разрывались от желания расхохотаться во все горло. — Ну, так кто это «не так глуп»? — подал голос Толстяк, стирая с лица слезы смеха. Но стоявшему в мелкой воде и имевшему жалкий вид Фрэнку сейчас было не до смеха. — Что тут смешного?! — воскликнул он, насупив брови. — Я стал жертвой собственной любезности и самаритянской любви к ближнему, а в благодарность за свое милосердие выслушиваю лишь смешки. Я это хорошо запомню на будущее! Понятно вам? — Разве я смеюсь? Я плачу! Или вы не видите? Если даже такой почтеннейший человек, как вы, теряет равновесие, то… — Помолчите! Дурачить себя не позволю! Пожалуй, такое могло бы случиться, но вот то, что я даже фрака не успел снять, очень меня расстроило. Смотрите, вон там наши головные уборы! Они покачиваются рядышком… Ну, прямо как братья, как Кастор и Филакс, из мифологии и астрономии. Прямо… — Может быть, Кастор и Поллукс95, — рискнул поправить его Джемми. — Что за звон — не знаю, где он! Поллукс! Как и подобает лесничему, я достаточно имел дел с охотничьими собаками, поэтому совершенно точно знаю, как правильно называть: «Поллукс» или «Филакс». Прошу не исправлять меня подобным образом. Такие поправки плохо перевариваются моим желудком. Тем не менее, я постараюсь выудить этих милых «братьев». Хотя, вообще, вашу шляпу следовало бы оставить там, ибо из-за нее я весь до нитки промок. С этими словами он подцепил обе шляпы и вытащил их на берег. — Вот так, — произнес он. — Теперь они спасены, но я без всяких претензий на медаль. А сейчас давайте выжмем вашу шубу, а затем и мой фрак. Пусть они заплачут горькими слезами. Эй, смотрите, с них уже накрапывает. Потерпевшие так увлеклись своим промокшим насквозь платьем, что, к великому их сожалению, не смогли принять участие в уже начавшейся рыбной ловле. Несколько шошонов спустились к ручью у нижней части пруда, перегородили поток и медленно стали продвигаться вперед, гоня перед собой рыбу к верховьям ручья. По берегу рассыпались остальные краснокожие, улеглись на землю так, что могли черпать воду обеими руками. Загнанной между двумя решетками форели некуда было деться, и лежавшие у воды индейцы просто-напросто вычерпывали беснующуюся рыбу и бросали ее через голову назад, на берег. Всего несколько минут понадобилось индейцам на эту рыбалку, но улов оказался очень богатым. Тотчас были вырыты плоские ямы, а дно их выложено мелкими камушками. Выпотрошенную рыбу сложили на эти камни, а потом накрыли другим слоем камушков, сверху же разожгли огонь. Когда потом золу удалили, зажатая между камнями форель оказалась тушенной в собственном соку, да такой мягкой и нежной, что при прикосновении к мясу оно само слезало с костей. Блюдо получилось, конечно, замечательное, но не ресторанное — для этого ему не хватало масла и… соли. Индеец почти не употребляет соли, потому и вестмен часто вынужден отказываться от нее. Да и смысла нет запасаться заранее провиантом на многие месяцы скитаний, потому что даже то малое, что удается унести с собой, очень скоро уничтожается всепроникающей сыростью. После ужина лошадей согнали вместе и возле них выставили часовых. Шошоны сочли все эти меры излишними, настолько защищенным казался им лагерь. Но Виннету и Олд Шеттерхэнд придерживались иного мнения: никогда и нигде нельзя забывать об осторожности, и для охраны лагеря в четырех направлениях в лесную чащу было послано по одному шошону, которых через несколько часов должны были сменить другие. Вскоре запылало несколько костров. Белые собрались своим кружком. Длинный Дэви из уважения к своему другу выучился у него немецкому, да так, что если и не мог говорить, то понимал достаточно. Отец Мартина Баумана тоже был родом из Германии, поэтому молодой человек весьма свободно владел немецким. Ну а у Олд Шеттерхэнда, Толстяка Джемми и Хромого Фрэнка, если вы помните, немецкий был родным языком. Подобные беседы у огня в девственном лесу либо в прерии имеют свою прелесть. Собравшиеся, как правило, похваляются собственными приключениями, но и не забывают о подвигах знаменитых охотников. И как бы ни были велики трудности и тяготы жизни на Западе, просто невероятно, с какой быстротой от лагеря к лагерю распространяются вести об очередном подвиге, о тех или иных удивительных событиях. Если черноногие где-нибудь в верховьях реки Марайас вырыли топор войны, то команчи у Рио-Гранде всего через пару недель уже говорят об этом, а если среди индейцев валла-валла в штате Вашингтон появляется новый шаман, можно быть уверенным, что живущие гораздо западнее дакота о нем узнают еще быстрее. Как и следовало ожидать, в центре внимания оказался подвиг Мартина Баумана. И тут маленький саксонец не преминул вспомнить об обещании, которое дал ему Толстяк Джемми. — Так что же, собственно, произошло в ту ночь, когда вы проспали вместе с медведем? — спросил он. — Как это случилось и где? — Может, вы думаете, что я валялся с ним на кровати в каком-нибудь гостиничном номере? — усмехнулся Толстяк. — Вы снова за старое! Я ведь уже объяснил вам, что я не тот человек, который спускает все безнаказанно. Если вы склонны считать меня глупцом за то, что я, вымочив мой единственный фрак, спас вашу шляпу, я тотчас вышлю вам секунданера! — Секунданта! Вы ведь так хотели сказать? — Мне это и в голову не приходило! Я изъясняюсь прекраснейшей обходной речью по правильной стратегической системе. А вы, конечно же, можете изрыгать свою тарабарщину сколько вашей душе угодно. Одно плохо — этим вы действуете на нервы человеку, который с нечеловеческим терпением сносит все, что угодно. Впрочем, вашей так называемой медвежьей истории на самом-то деле, наверное, и в помине не было. — Готов присягнуть!