– Давай теплую воду и губку, я ее хорошенько обмою. Да, Нюсечка? Хорошая девочка! – приговаривала Юля. Тоня обтерла влажной тряпкой ноги и брюхо коровы, Юля осторожно помыла вымя и стала делать подготовительный массаж. – Массаж надо делать обязательно, чтобы выдоить все молоко. И когда заканчиваешь дойку, еще раз помассируй, убедись, что молока больше нет. А то в следующий раз молока будет меньше, да еще, не дай бог – мастит. – Юля поглаживала левую и правую части вымени вдоль и поперек, а заодно наставляла Тоню. Когда соски увеличились, Юля пододвинула ногой белое эмалированное ведро и стала доить – кулаком, пятью пальцами, указательный под большим – все, как учила в детстве баба Рая. Рыжая с белыми пятнами Нюська стояла кроткая и терпеливая, ждала, пока Юля закончит. Тоня восхищалась, как ловко и быстро у Юли получилось раздоить корову. Дойка Юлю успокаивала, настраивала на мирный лад. Когда Нюська отдала последние капли, Юля вытерла ее чистым полотенцем и смазала вымя специальной эмульсией. Сказала: – Нюсечка, коровушка, лапушка! Спасибо тебе! После дойки пили чай с пирогом, который Юля упорно не ела. – Кстати, завтра в отеле, на берегу, будет живая музыка, все будут гулять, тех, кто в салоне работает, тоже зовут, – сказала Тоня. – Пойдешь? – Даже не знаю. Мне и надеть-то нечего, – вяло ответила Юля. – Так я тебе сарафан одолжу, – настаивала Тоня. – Ты что, я же не влезу! – А мы сейчас попробуем. Может, и влезешь. – А ты ведь не отстанешь… Нет, не отстанешь, – засмеялась Юля. – И откуда в тебе столько оптимизма? Оптимистами у Тони были родители. Оба работали на молокозаводе, поженились рано, родили сначала старшего брата Тони, а потом саму Тоню. Она с самого детства ничем не болела, в школе училась почти на одни пятерки, у мальчиков пользовалась огромным успехом – в общем, все шло хорошо, но как будто чего-то не хватало. Парень, с которым Тоня встречалась в школе, сделал ей предложение, спланировал свадьбу. Тут-то она и решила, что хочет в жизни: точно не знает чего – но не этого. И уехала в Колывань – устроилась в салон. Маникюр она с детства любила, всем подружкам делала. К тому же ей очень повезло с внешностью, поэтому в отеле ее сразу оценили. Лену тоже взяли в основном за внешность. Маникюршей она проработала до отеля от силы полгода. Тоня сказала, что у Лены в семье ситуация была тяжелая, мама рано умерла, отец пил, она убегала из дома, работала и продавщицей, и кассиром, и швеей, и официанткой, и барменом, а в отель попала, как Юля, случайно – кто-то из друзей посоветовал. В целом обе девушки не жаловались на работу, отель нравился, зарплата тем более, Тоня откладывала деньги на собственное жилье, а Лена присматривалась к Андрею, с самого начала пыталась его заарканить. – Значит, она в Андрея влюблена. А ты? – Я нет. Мне нравится Костя. Повар! – уточнила Тоня, потому что Юля сначала не поняла. – А тебе кто-нибудь нравится? – Ну, я же только приехала. Пока нет, – сказала Юля. Девушки провели вместе целый день. Вечером топили печку и слушали, как баба Соня вспоминает молодость. Тонино платье Юле не подошло, и она твердо решила на праздник не ходить – тем более какой может быть праздник в ее положении. Вернувшись в отель, пройдя по коридору и открыв дверь своей комнатушки, Юля сразу в темноте рухнула на кровать и вдруг почувствовала под собой какую-то клеенку. Вскочила и зажгла свет. На кровати в прозрачном чехле лежал изумительный черный шелковый сарафан чуть ниже колена с глубоким вырезом и завязками сзади на шее. Юля на несколько мгновений замерла, потом втянула живот – примерила платье. Оно пришлось впору. Черный цвет стройнил. Юля попробовала разглядеть себя со всех сторон в небольшое настенное зеркало. Потом разделась, повесила платье в чехле на вешалку, а вешалку – на дверной крючок. И легла спать с легким сердцем. * * * В шесть утра позвонила баба Рая. – Юленька, я хотела… пообедать, а у меня ничего нет… – Бабуль, ты чего? Рано еще обедать, я сплю! – Спишь? А сколько сейчас времени? – Шесть утра! – Утра-а? – удивилась баба Рая. – Ну да. – Вчера ко мне какая-то женщина приходила, кормила меня, а сегодня еще никто не приходил. – Баба Рая говорила очень медленно. – Какая женщина? – не поняла Юля. – Не знаю. Вроде немножко похожа на кого-то. – Да на кого? – Юля села на кровати. – Не знаю, – глухо ответила баба Рая. – Ничего не понимаю. А мама у тебя была? – Мама? – изумленно переспросила баба Рая. – Мама давно умерла. – Да не твоя мама, бабуль, ну что ты говоришь? Ты дуришь меня, что ли? – Что? – Ты мне голову морочишь! Моя мама, я спрашиваю, у тебя вчера была? – Слушай, ты не кричи, я же ни в чем не виновата, ты просто мне скажи: кто твоя мама? – Алена, – спокойно, насколько это возможно, ответила Юля. – Алена твоя мама? – Бабуль, а я кто? Кто я? – Ну… – Ну? – Ну-у… племянница. – Да какая племянница? Ты что, с ума сошла? – С ума – нет… Ну а кто? – Ну если я тебя называю «бабуль», то кто я тебе, по-твоему? – Ну не внучка же… Баба Рая искренне недоумевала, и Юлю это немного пугало. – Так, понятно. Бабуль, я твоя внучка. А Алена твоя дочка. – Да ты не кричи, я же просто еще не разобралась, немножко запуталась. – Еще не разобралась? Что значит «еще»? – Меня все путают, я не знаю, кого как называть. – Кто все? – Ну все, кто тут ходют. – Господи… – Да не беспокойся ты, я знаю, кто ты. – И кто? – Внучка… Внучка… – неуверенно протянула баба Рая. Днем Юля позвонила Алене и спросила, что происходит. Алена подтвердила, что у бабушки помутнения, и сказала, что это, скорее всего, из-за болезни. Она то в уме, то вдруг ничего не понимает, а то и прикинется, что ничего не понимает, – театра здесь тоже много. Не стоит это воспринимать всерьез. То есть это надо воспринимать всерьез, но не всегда. Бабушка любит жилы тянуть, она себе кровь полирует. Так Юлю убеждала Алена. Юля перезванивала бабушке – баба Рая спала, потому что ночью не выспалась, Юлю прекрасно узнавала. Поскольку Алена собиралась уезжать домой, Юля позвонила Лиде и попросила ее вернуться на работу. Та со скрипом согласилась. Целый день Юля маялась. Ей было неуютно в собственном теле, она переживала за бабу Раю, мелькнула даже мысль вернуться в М., потом от безделья Юля вдруг стала усердно взращивать мысль о том, что не имеет права на новую жизнь, и вообще в ее положении правильнее просто утопиться. К счастью, Юрий Петрович постучался в Юлину комнатку и заполнил пустоту деловым предложением: – У вас выходной, но никого больше нет, а одна важная клиентка очень просит маникюр. Мы вам за дополнительную работу бонусы начислим. Выручайте. В тот момент Юля согласилась бы поработать и безо всяких бонусов. Что угодно – лишь бы отвлечься от мрачной пустоты и глупости. Клиентка оказалась интересной блондинкой среднего роста, худой, очень ухоженной, с нестандартными чертами лица – чем-то она напоминала Сару Джессику Паркер, только глаза больше, губы пухлые, брови шире, волосы не такие густые, скорее даже тонкие и жидкие, но блестящие и профессионально уложенные, выпрямленные. Одета женщина была просто, но дорого: джинсы и белая футболка, красивые сабо без каблука. На лице невидимый макияж. Она доброжелательно улыбнулась и попросила смешанный маникюр. – Я смертельно боюсь маленьких ранок. То есть я понимаю, что у вас стерильные инструменты, но у меня очень чувствительная кожа, сразу воспаляется, стоит только слегка поранить. Так что лучше недорезать, чем перерезать, лучше пусть где-то будет не так аккуратно, но зато… вы меня понимаете?