Лев Тимофеевич погрозил пуделю портфелем и вошёл в прокуратуру одновременно с каким-то бледным юношей в ботинках без шнурков, который едва слышно декламировал поэму Блока «Двенадцать». — Следователя Рогаткина срочно к начальству! — услышал Лев Тимофеевич голос секретаря прокурора ещё на лестнице. В утренней дымке, которая образовалась из-за перехлёста солнечных лучей из открытых дверей, Льву Тимофеевичу вдруг показалось, что он увидел, как из кабинета прокурора Евтакиева вышел сеньор Сильвио Кристальди и, сделав несколько шагов в сторону туалета, растворился в воздухе, наподобие сигаретного дыма. — Клинок Македонского, видите? Подарок, Лев Тимофеевич, — прокурор Евтакиев убрал клинок в сейф, закрыл его, и сказал: — Сеньор Кристальди только что вернулся из Италии и пришёл узнать, как идёт расследование по поводу священной швабры. — Это не его я видел только что? — полюбопытствовал старший следователь. — Его… А где были вы, милейший Лев Тимофеевич? На работу ведь к девяти положено приходить, — Евтакиев покосился на часы. — Где вас черти носили, позвольте узнать? Лев Тимофеевич кратко пояснил причину своего опоздания. — Ну, что же, царствие небесное коллекционеру Бубсу, — помрачнел Евтакиев. — Сходите, поговорите с сеньором Кристальди, его выставка чудес скоро съезжает из галереи Карнауховой. — А что я ему скажу? — оторопел Лев Тимофеевич. — Ведь успокоить сеньора Кристальди можно только шваброй? А швабры я не нашел, Пётр Никодимыч. Нужно ждать, и швабра где-нибудь обязательно всплывет… — И где она, по-вашему, всплывет, уважаемый Лев Тимофеевич? — язвительно перебил следователя прокурор. — К примеру, на аукционах Кристи и Сотбис, Петр Никодимыч, — Рогаткин слово в слово повторил пророчество Бубса. — Чтобы я не слышал этого больше никогда, Лев Тимофеевич! Какие аукционы? — возмутился Евтакиев. — Что вы мне обещали? — Найти швабру. — Именно! Ну, и что вы тут стоите, как красна девица, и ушами хлопаете?.. Лев Тимофеевич быстро придержал уши руками. — Глазами, то есть! — поправился Евтакиев. Лев Тимофеевич на всякий случай прикрыл глаза и молча попятился из кабинета прокурора. Настроение было окончательно испорчено. Быстро одевшись и купив пару пирожков в буфете, чтобы всухомятку заморить червячка, Лев Тимофеевич поехал в галерею Фирюзы Карнауховой. — Ну, я, я… Рогаткин, Рогаткин… — жуя, ответил старший следователь на звонок. — Нет, я занят… Правда занят! Хотите, побожусь? Что значит, чем? — возмутился Лев Тимофеевич. — Работой занят! Какое ещё шоу? Ничего я вам не обещал… Ну, ладно, ладно, хорошо, завтра я приеду к вам! Честное комсомольское… И пока шел до переулка Всадников к галерее, передумал многое… Уже через полчаса старший следователь приступил к тщательному осмотру галереи. На первый взгляд, он просто быстро ходил, но на самом деле Рогаткин искал пути беспрепятственного выхода из галереи, кроме центрального и служебного. И он их нашёл практически сразу, две стальные двери — на чердак и в подвал. Но, полазав там с фонарём, в паутине и пыли ничего интересного не обнаружил. — Сеньор Кристальди, подождите, я решил остаться в галерее после закрытия, — увидев Кристальди, обратился к нему Лев Тимофеевич. — Оставайтесь, хоть на всю ночь! — насмешливо воскликнул толстяк. — Только убедительно прошу, не подходите к изумрудам ближе, чем на метр, там… током бьёт! Я вас предупредил, сеньор Рогаткин. «Зачем подходить к изумрудам впритирку, если их можно достать палкой или, к примеру, удочкой?» — фыркнул про себя Лев Тимофеевич, но виду не подал. Галерея уже полчаса была закрыта для посетителей, и Лев Тимофеевич снова, в который раз, проверил центральный и служебный выходы. «Нет, проникнуть в галерею, когда она закрыта, невозможно», — окончательно убедился он, и решил понаблюдать за уборщицами. Так вот, та, что постарше, мыла пол, громыхая ведром, в правом секторе и на Льва Тимофеевича принципиально не смотрела. Вторая же уборщица усердно пылесосила в левом секторе и несколько раз с неподдельным интересом взглянула на следователя и даже попыталась с ним пококетничать. Лев Тимофеевич долго расхаживал по галерее и подавлял зевоту, затем, попрощавшись с охраной, вышел на улицу и стал ловить такси. Сигареты закончились час назад, поэтому на душе было на редкость муторно. «Интересно, а как будет звать меня Светин Ванечка?» — поскользнувшись на гололедице, вдруг подумал он. То, что Ванечка, будет звать Льва Тимофеевича «колючая голова», не знал ещё никто, даже сам Ванечка. Разговоры Ирина долго уговаривала себя позвонить Гончарову, чтобы попросить помощи. — Неужели вы боитесь своего бывшего мужа? — угадал Гончаров, выслушав сумбурный рассказ Ирины. — Он, как бы это получше сказать… был похож на зажжённый бикфордов шнур, — растерянно пробормотала Ирина. — Он очень завистлив, и ничего не хочет делать сам. — Я помогу, — пообещал Гончаров. — Ни о чём не беспокойтесь, Ира, хорошо? «Мне хочется насыпать ей соли на макушку, чтоб её никто не сглазил!» — положив трубку, схватился за голову он, и засмеялся, как мальчишка. * * * — Ир, это твой бывший что ли?.. Так он твоего сына крал или не крал? — перед началом записи спросил Ирину Мамутов. — И чего этому скользкому типу от меня надо? — Я не знаю, — покраснев, призналась Ирина. — Прости, но он попросил познакомить его хоть с кем-нибудь. Мамутов демонстративно поправил нижнюю челюсть, как разозлённый самец гориллы. — А я что «кто-нибудь»? — возмущённо проворчал он. — Знаешь, ты меня больше с такими людьми не знакомь, Ир, не надо! Слушай, а помнишь, следователь у нас выступал? Ну, длинный такой, в очках… Сегодня позвонили насчёт украденного рефрижератора, который он искал. Только ни слова никому, Ир, поняла? Завтра пригласим его в ток-шоу… Поднимем рейтинг телеканала! Ирина кивнула и сразу же забыла об этом разговоре, потому что её позвали в студию. Реальная бренность В лужах у дома сияло солнце, и до весны было рукой подать. — Ира, а давай, махнём в Венецию? — позвонил утром Ирине Михаил Васильевич Гончаров. — Ты, я и твои мальчишки. — Почему в Венецию? — Ирина дважды ущипнула себя, ей вдруг показалось, что она ещё не проснулась, хотя уже стояла с расстёгнутым халатом у душевой кабинки. — А куда ты хочешь?.. За это время документы на усыновление будут готовы, — проглатывая гласные, быстро ответил Гончаров. — Я обещаю, что скоро всё решится. — Я должна предупредить начальство, — подумав, ответила Ирина. — Начальство?.. Ох, я и вправду забыл, что у тебя есть начальство, — хмыкнул Гончаров. — Хорошо, я позвоню ещё сегодня. Целую!.. Разговор закончился. Ирина недоверчиво разглядывала погасший дисплей телефона. «Я не сплю?.. Он правда сказал „целую“?» — Неужели мои проблемы закончились? — вслух подумала она. — Мам?.. — Что такое? — высунула голову из кухни Елена Николаевна. — Какие ещё проблемы? Мне бы твои проблемы… — Нет, ничего. — Ирину колотила дрожь, хотя в комнате было жарко. Когда она вышла на улицу, машины у дома не было. Благостность происходящего начала разрушаться, но это, как ни странно, радовало. — Надейся только на себя, дурочка! — надвинув шляпу на глаза, Ирина огляделась и поспешила в сторону метро. Пикорин Когда руководитель службы безопасности корпорации «Тара. Упаковка. Удобрения» Пикорин получил факс из Брюсселя, то от волнения пролил остатки кофе себе на брюки. — Чёртова кукла, как же ты мне надоела! — надевая запасные штаны из шкафа, простонал он. — Что с тобой? — прищурилась секретарша, когда Пикорин выскочил из кабинета, застёгивая на ходу пиджак. — Разве можно надевать чёрные штаны к синему пиджаку? Ты же в синих пришёл, я помню, пупсик… — И никакой я не пупсик, ясно, Люба? — сердито буркнул Пикорин. — Не забывайся… — Да, ладно, ладно! — отмахнулась секретарша — упитанная дама лет сорока. — Только глазами не вращай, пупс, я же не слепая… Спорим, ты утром в синих пришёл?.. «Опять охота накрылась медным тазом! Что я ему скажу? Что Дашка снова ворует? Ах, чёрт…» — ожесточённо думал Пикорин, остановившись перед кабинетом генерального директора. Из кабинета босса слышалось тихое покашливание, но когда Пикорин, постучав, отворил дверь, там было пусто, лишь открытое настежь окно хлопало от порывов ветра. Пикорин закрыл его и быстро вышел из кабинета в приёмную.