— А сверху не хотите поснимать? — спросил Олег. — Я, что ли? — засмеялся Катин папа, хлопая себя по упитанным бокам. — А что такого? Только крыло возьмем побольше. Можно подняться над тем элитным поселком, там новые русские загородились трехметровым забором и думают, что их никто не видит. По Олеговой оценке, папа Слава был именно тем типом, который клюнет на предложение поглядеть на новых русских поверх забора. И он почти клюнул, но тут вмешалась мама Вика и увела всю компанию к машине. Или он все-таки катал его? Спустя месяц Олег уже не мог сказать это с уверенностью. Он запоминал детей, а взрослые для него все были на одно лицо и различались лишь весом. Тем более он не помнил, кто из них снимал сверху. Да каждый второй снимал! Людям ведь хочется не столько подняться в небо на спине у ветра, сколько заручиться документальным подтверждением, что они там были. Он действительно не помнил, был ли Катин папа среди его пассажиров. Но это и неважно. Он все равно не заложит этого парня, хотя бы ради его дочки. Тем более что кроме имен, он не знает об этих людях ничего. Но после двух выбитых зубов и нескольких ударов по почкам он воскресил в памяти еще одного мужика, который тоже вроде бы летал в те выходные. А может, и в другие, но пусть будет в те, потому что Олег уже не мог больше терпеть боль. Тот мужик был фотограф, и они действительно летали над элитным поселком, а он снимал. Что снимал, Олег не видел, потому что вдруг поднялся ветер, и ему надо было управлять тросами. На земле Олег вручил ему визитку, специально предназначенную для таких случаев, чтобы договаривались персонально с ним, когда понадобится целевая съемка, а фотограф дал ему свою. Он ее достанет из кармана, если ему отпустят руки. Его перестали держать, а тот, что сидел справа и бил по почкам, даже вышел из машины. Олег не понял, как это получилось. Кажется, он хотел закурить, но пожилой на переднем сиденье на него прикрикнул, что в машине и так вонь и духота. И тот козел выполз прямо под дождь, матерясь сквозь зубы. Это и спасло Олега. Пока они по очереди разглядывали визитку — пожилой и еще один, который сначала был за рулем, а потом пересел назад и бил кастетом, — он толкнул дверцу, вывалился наружу, прямо под ноги курящему, и кубарем покатился в обочину, в непроницаемую пелену дождя. Кажется, его даже не пытались догнать, хотя он слышал сзади крики, заглушаемые шумом струй, когда мчался со всех ног по мокрому полю. Это было чужое, незнакомое поле, и за спиной не было крыла, которое оказалось бы очень кстати, если бы за ним гнались, но эти неизвестно откуда взявшиеся сволочи, видимо, не хотели мокнуть под дождем. А может, они просто уже получили от него все, что хотели, узнали имя человека, на которого теперь будут охотиться. Не Катиного папы, но все равно ни в чем не повинного человека, которого Олег сдал, потому что хотел жить, потому что чувствовал, что эти подонки могут убить без колебаний, и убили бы, если бы не вырвался, если бы поймали, если бы не дождь. А вот и дождик, Катюша!.. _____ Карина решила, что немного погодя попробует опять зайти к Кабирову. Вряд ли трое парней задержатся у него надолго, не такой у них вид, чтобы рассиживать среди дня у профессора биологии. Вернее, у Кабирова не такой вид, чтобы торговцы с рынка ходили у него в дорогих гостях. Наверное, они навещают его по делу, хотя какие у этих людей могут быть общие дела, тоже трудно понять. Может, через них он получает какие-то приветы, посылки с родины? Она не успела разглядеть, было ли у посетителей что-то в руках. Услышав, как на площадке зашумел лифт, она открыла дверь и прислушалась. Нет, это кто-то приехал. Шаги направлялись в ее сторону. Карине опять стало не по себе, и она быстро захлопнула дверь, повернув ключ в замке. Бросила взгляд в зеркало, увидела свое испуганное, бледное лицо — и рассердилась. Что это на нее нашло? С какой стати она кого-то боится? На площадке еще три квартиры, наверное, это сосед идет домой или кто-то пришел в гости. Ну да, недавно здесь произошло убийство, дальше что? Карине пора уже привыкнуть к таким событиям. Вон Любочка ездила на опознание тела своего бывшего клиента, обнаружила в пустом здании убитого героя их другого дела — и ничего, не кричала, в обморок не шлепалась. Молоденькая косметичка Леночка, и та нашла труп в квартире таинственной банды. А она, Карина, умная, спокойная и выдержанная, второй день дрожит от каждого шороха. Главное, никаких причин дрожать нет, убийца здесь не живет и не охотится на жильцов. Ведь вахтерша Ольга Васильевна сообщила ей со слов участкового Барабаса, что этого человека убили в другом месте и притащили к квартире Мурата Гусейновича. Интересно зачем? Выясняя происхождение листовок на ее балконе, они забыли о самом главном — кому нужно было подкидывать труп профессору Кабирову? Вот о чем следовало говорить… С этими мыслями Карина направилась в комнату, собираясь снять спортивный костюм, в котором ей стало жарко, — и застыла на месте. За ее спиной в дверном замке тихо повернулся ключ. «Накаркала!» — обреченно подумала Карина, бросаясь к телефону и понимая, что не успеет ни позвонить в милицию, ни сказать, что кто-то чужой открывает дверь квартиры, чтобы ее убить. К счастью, она действительно не успела ни того, ни другого. Саша вошел в прихожую веселый, сияющий, пахнущий ветром и морозом, и прижал ее к себе, даже не сняв куртку. — Освободился! — радостно шепнул он, глядя в ее удивленно распахнутые глаза. — Свою работу сделал, остальное рихтовщики докончат, и с электричеством там надо повозиться, это Арсен посмотрит. Деньги получил, Каринэ! Хочешь, в ресторан пойдем? Ты чего такая грустная? — Нет, все в порядке, — пробормотала она, расстегивая Сашину куртку и снимая с него шарф. — Костюмчик такой желтенький, это откуда? Ты в нем как цыпленок, — оживленно болтал Саша, влезая в тапочки и проходя в комнату. — Слушай, я серьезно, не разогревай ничего, давай пойдем куда-нибудь. Ты же совсем из дому не выходишь, смотри, какая бледная стала. Ты очень бледная, Карина, — с тревогой повторил он, вглядываясь в ее лицо. — Плохо тебе? — Нет, Саш, не плохо, — ответила Карина, вымученно улыбаясь. — Я, знаешь, все время чего-то боюсь. У меня какие-то дурацкие предчувствия, как будто что-то случится. — Ну, это естественно, — успокоил ее Саша. Он и сам сразу перестал волноваться. — В твоем положении страхи часто бывают. Тебе доктор не говорил? Это… как их, сейчас, забыл… гормоны! Гормоны перестраиваются, от этого всякое настроение, капризы, плакать хочется. Да? Все это ему знакомо, подумала Карина, и ей действительно захотелось плакать оттого, что не она родила Саше двух мальчишек, с которыми ей и ее ребенку всегда придется делить его любовь. — Если хочешь, останемся дома, — сказал он, гладя ее по голове. — Нет-нет, давай пойдем, — возразила она. — Только не в ресторан. Там едой пахнет и курят. Просто погуляем где-нибудь в парке, я уже сто лет не дышала свежим воздухом. А потом, может, в кино зайдем. Ладно? — Все что тебе угодно, моя принцесса, — со счастливой улыбкой ответил Саша, и она понеслась доставать из шкафа его белую рубашку. Все-таки она сегодня пригодилась! Карина подумала, что во время прогулки она не спеша расскажет Саше про труп на лестничной площадке, про посещение вахтерши, визит к профессору и загадку азербайджанских листовок. Но в парке, увидев при свете дня темные круги у Саши под глазами и новые морщинки возле рта, она прикусила язык. Ему и так хватает переживаний. Младший сын в Ереване, тот, у которого больные почки, опять плохо себя чувствует. Денег на две семьи нужно слишком много, столько он не зарабатывает, даже если пахать по двадцать часов в сутки. Пока у них жилищная проблема решена, а что будет дальше? На первое время можно пожить с ребенком в однокомнатной квартире, но он ведь будет расти… Да и с семьей надо как-то определяться, он же не турецкий падишах, чтобы иметь по жене в каждом городе. Все это нечестно и по отношению к Карине, и по отношению к Ашет. Эти проблемы Саша с Кариной давно уже не обсуждали, они просто жили с ними. Они жили с проблемами, а проблемы жили с ними бок о бок, как мыши в старом доме. И Карина решила, что будет бессовестно с ее стороны морочить Саше голову трупами, листовками и ее глупыми страхами. Он начнет за нее беспокоиться и вообще с ума сойдет. Она вспомнила, как близко к сердцу он принял историю полусвихнувшегося мальчика, который приблудился к их салону, сбежав от бандитов, называвших себя Стражниками Ночи. Но мальчика хоть можно было спрятать в армянском общежитии на территории автосервиса, а ее, Карину, куда девать? Не будет же Саша таскать ее с собой в мастерскую, если начнет опасаться за ее жизнь! Нет, не нужно ничего говорить Саше. Она возьмет себя в руки, перестанет бояться и разберется во всем сама. Не сама, конечно, — на это у нее не хватит ни мозгов, ни энергии, — а с помощью Кабирова, вахтерши Ольги Васильевны и… господи, ну конечно! Они гуляли по парку, пока не замерзли, потом заехали в ближайший кинотеатр, но там ничего интересного не показывали, и они просто посидели в стильном буфете, грызя попкорн, который Карина с детства очень любила. Ей удалось уломать Сашу зайти в торговый центр и пробежаться по магазинам, где Карина присмотрела очень удачную юбку, запахивающуюся так, что можно переставлять пуговицы и носить ее, когда живот начнет расти. Юбку они не купили, решив дождаться Карининой зарплаты. Заметив, что Саша начинает «плыть» и задыхаться, что с ним всегда случалось в больших магазинах, особенно дамских, она отвела его в отдел электроники, а сама сбегала в отдел мужского белья и прикупила некоторые важные предметы туалета. С того момента, как они стали жить вместе, Карина сама занималась Сашиной одеждой, и расхождения у них случались лишь по поводу цены. В частности, она полагала, что белье должно быть фирменным, красивым и удобным, а он не понимал, зачем тратить лишние деньга на то, что все равно никто не видит. Карина не спорила с этими провинциальными заблуждениями, а просто шла и покупала то, что считала нужным. Только в машине, включив зажигание и открыв окно, Саша пришел в себя. «Ты еще из выхлопной трубы подыши», — иронично заметила Карина, зная, что дай Саше волю, он сейчас залезет под капот, чтобы поковыряться в нутре машины просто для порядка и успокоения нервов. Старый джип «дискавери», на котором они ездили, был чудовищно разбитым и раздолбанным и выглядел просто позорно для автомеханика с золотыми руками, каким слыл Саша в авторемонтном мире. Так сказал бы каждый, кто не знал, из каких обломков и кусков собиралась эта машина. Кстати, ездила она как зверь, вот только скрежетала на ходу, и в салоне всегда стоял легкий запах бензина, от которого Карину немного мутило, а Саша, наоборот, возвращался к жизни после магазинной духоты. Этот джип восстанавливали еще до Сашиного приезда в Москву, и он был общей собственностью безлошадных работников мастерской, когда они еще снимали вместе холостяцкую квартиру и жили в складчину. Потом каждый постепенно становился на ноги, покупал свою машину, а джип перешел в Сашино пользование, как подозревала Карина, небезвозмездно. Но Саша уверял, что друзья презентовали ему «дискавери» в виде свадебного подарка (в виде подарка на то, что было вместо свадьбы, уточняла Карина). Они никак не отмечали начало совместной жизни, просто поселились в этой снятой квартире, в приличном доме с домофоном и консьержкой, а то, что там происходят убийства, то так уж, видно, случается везде, сплошь и рядом, и от этого не убережешься. Об этом говорил весь недолгий, но убедительный опыт детективного агентства «Золотая шпилька». Саша не удивился, когда Карина изъявила желание на обратном пути заехать в салон и навестить девочек, но посмотрел на нее так жалобно, что она засмеялась и сказала: «Я сама, ты поболтайся где-нибудь». Разумеется, он и не думал болтаться, а тут же собрался в мастерские, посмотреть, как там дела, благо все рядом. Парикмахерские, салоны и другие подобные заведения Саша не любил еще больше, чем магазины женской одежды. А перед «Золотой шпилькой», где работала Карина, он испытывал суеверный страх еще с тех времен, когда они скрывали свои отношения от всех окружающих и особенно от проницательных глаз и ушей Карининых «девочек». Он высадил ее у салона, из машины помахал кому-то курящему в предбаннике — кажется, это были парикмахер Наташа и маникюрша Вика, — и с облегчением рванул в сторону автосервиса. Время, проведенное с Каринэ, было драгоценным и выпадало редко, но Саша чувствовал себя неуютно, если несколько часов подряд ничего не делал и находился вдали от работы. — Уау! — воскликнула Наташа. — Ка-акие люди! Вика отвела подальше руку с сигаретой и обняла Карину другой рукой. — Да ну вас, девчонки, вы такие прокуренные, потом почмокаемся, — весело сказала Карина. Она и сама не ожидала, что так соскучилась. — Кто в лавке? — Все в лавке! — ответила Вика. — Марина Станиславовна теперь на твоем месте сидит как пришитая. Ну проходи, мы сейчас подползем. Карина вошла в парикмахерский зал, щурясь от яркого света, многократно отраженного в широких зеркалах. Ничего здесь не изменилось с тех пор, как она перестала ходить на работу. Даже странно — она как будто прожила целую жизнь, а салон все такой же. Только журнальный столик, где они обычно пили чай и обсуждали свои расследования, теперь другой. Он был куплен взамен прежнего, разбитого Стражниками, которые преследовали в «Шпильке» своего бывшего соратника Рыцаря Луны. Эта история сейчас казалась Карине бесконечно далекой, случившейся до нашей эры, хотя после нее прошло чуть больше двух месяцев. Может, оттого, что и тогда она была больше занята не таинственными Стражниками, а неожиданно начавшимся романом с Сашей. По поводу столика Наташа приводила в пример Марине Станиславовне своего младшего сына Никиту, который всегда считал, что портить и терять вещи только на пользу — родители купят новое, еще лучше. Наташа даже подозревала, что порой Никита делает это нарочно, когда ему хочется новый плеер или другую куртку. Дело в том, что столик был безумно, неоправданно дорогим, особенно в свете незапланированных расходов на ремонт витрины, разбитой камнем все тех же Стражников. Все искренне считали, что какое-то время они просто обойдутся без стола. В конце концов, это не главное для парикмахерской, а модные журналы и каталоги причесок можно сложить в какую-нибудь корзину возле кресел. Но Марина Станиславовна уперлась и сумела убедить хозяев, что в престижном салоне должна быть хотя бы одна стильная вещь, своего рода лицо заведения. Теперь за этим «лицом» им позволялось пить чай и кофе только вечером или рано утром, в отсутствие клиентов. В рабочее же время столик был выставлен на всеобщее обозрение, чтобы окружающие любовались его удивительными узорами. Столик был из Италии, его сделал вручную известный дизайнер, кажется, из Милана. Поначалу девочки боялись лишний раз подойти к итальянскому чуду из какого-то особо блестящего стекла и дуба. Особенно их поражали следы жучков-древоточцев на неровной дубовой поверхности. Лена припомнила, что такие жучки изрядно попортили пианино, на котором она в детстве играла гаммы. Обнаружилось это, когда пришел настройщик. Ну что вы хотите, заметил он, это же «Ирмлер» 1912 года, бог знает кто на нем играл, вот и зверям захотелось… Сколько же лет этому дереву, вслух размышляла Лена, глядя на длинные извилистые траншеи на благородной поверхности. Может быть, триста? Но Марина Станиславовна со знанием дела объяснила, что столик, конечно, антикварный, но такие следы делают искусственно, а как — неизвестно: может, жуков сначала голодом морят, а потом запускают в мебель… За Карининым столом, тоже довольно красивым, оригинального дизайна, но теперь померкшим на фоне изысканного конкурента, сидела вовсе не Марина Станиславовна, а косметолог Лена. Она тут же вскочила и бросилась Карине на шею. Заведующая заулыбалась и замахала ей из своего кабинета — она говорила по телефону. Любочка стригла клиентку и сделала приветственный жест, увидев Карину в зеркале. — Слушай, как здорово! — заговорила Лена. — Я уже домой собралась, а Марина Станиславовна попросила посидеть. Чуть-чуть, и мы бы с тобой разминулись. Как самочувствие? Да ты садись. Карина опустилась в кресло, радостно улыбаясь. Она знала, что в салоне решили дождаться ее и не брать нового администратора хотя бы до декрета. Для Марины Станиславовны это была экономия на зарплате сотрудника, а девочки готовы были заменять Карину просто из хорошего отношения к ней, чтобы она в любой момент могла выйти на работу. — Все хорошо, — сказала она, — все прекрасно. Я уже скоро приду. — Соскучилась? — сочувственно спросила Лена. А нам без тебя знаешь как плохо! — Соскучилась, — ответила Карина вполне искренне. И чего хорошего она нашла в сидении дома у телевизора? Скорей бы обратно в салон! Вика и Наташа вернулись с перекура и тоже засыпали ее вопросами и рассказами. — Знала бы, что придешь, я бы тебе кассету принесла, — заявила Вика. — Мы со Славой снимали, как Катюшка на парашюте летала в свой день рождения. Ты ведь не видела? — Нет, Викусь, — ответила Карина, — ты только рассказывала. А ты не летала? — Да ты что! — засмеялась Вика, поглаживая себя по ляжкам. — Меня ни один парашют не выдержит. — Параплан, — поправила Наташа. — Это называется параплан. Парашют, который планирует. — Какие такие планы он планирует? — сыронизировала Вика. Как кому-то на голову спланировать? — А мои отказались, представляешь? — сказала Наташа. — Я хотела вместе с Викой тогда поехать, чтобы мальчишки тоже полетали. А им, видите ли, это уже неинтересно. Марина Станиславовна появилась было на пороге своего кабинета, но тут снова зазвонил телефон. Карина улыбалась, представляя, как уже совсем скоро, через несколько лет, а то и раньше, она тоже будет рассказывать девочкам о своем ребенке, о том, как он летал на парашюте или ему это уже неинтересно. Будет снимать его на видео и приносить кассеты на работу. Со всеми неприятностями и мучениями, которые принесла с собой беременность, она почти не думала о будущем младенце, даже не знала толком, кого хочет — мальчика или девочку. Саша, наверное, мечтает о девочке, ведь два мальчика у него уже есть. — Ты не бойся, — сказала Наташа, словно угадав ее мысли. — Все носили, все рожали. Все будет в порядке. Она достала из сумочки вычурный флакончик, открыла его и поднесла к Карининому лицу: — Смотри, Сережкина сестра какие духи мне привезла из Германии. Я уже всем хвасталась. У нас в дьюти-фри они тоже продаются. Супер, как мои дети говорят. Чувствуешь, или тебе на руку побрызгать? — Не, я так понюхаю, — сказала Карина, осторожно втягивая носом, — или давай на салфетку. Ленка нас убьет — разве духи так пробуют? Вот, на тряпочку и рукой к себе помахать. Классные. А я сейчас вообще не душусь, никаких посторонних запахов не переношу, меня сразу тошнит. — Пройдет, — успокоила ее Наташа. — А кому мы стоим, давайте сядем, что ли. Чаю хочешь? — спросила Вика. — Я теперь только молоко пью и сок, — важно ответила Карина. — Ну вот опять! Говорят же тебе, не мудри, — возразила Наташа, — беременность — еще не конец света. Все можно в меру. — Давай я тебе кофе сделаю без кофеина и без сахара, как Барбос пьет, — предложила Вика. — Наливайте всем! — весело крикнула Любочка сквозь шум фена. — Разговор есть. Лена вынула из шкафа широкую бумажную скатерть и накрыла ею драгоценный столик. Вика отправилась на кухню за стаканчиками и кипятком. Чай и кофе у них в салоне пили из пенопластовых одноразовых стаканов, воду не кипятили в чайнике, а наливали из специального аппарата. По замыслу владельцев «Шпильки», такая организация труда позволяла работникам экономить время и всецело посвящать себя производству. Поскольку работали они не на конвейере и вынужденные паузы бывали у всех, в этой системе было больше пижонства, чем реального смысла. Карина знала, что здесь не обошлось без любительницы новшеств Марины Станиславовны.