— Он такой богатый, этот Генри? — Да, он очень богатый. Я не спрашивала, но говорят, у него ювелирная фабрика и еще какие-то фирмы, связанные с лекарствами. Поэтому ему делают скидку в больнице. — Прекрасно, — сказал Саша, — просто прекрасно. — Может быть, ты возьмешь отпуск, Саша? — Когда вы едете? — спросил он. — Генри уезжает через две недели. Он хочет, чтобы мы полетели с ним. Так лучше, я ведь никогда не летала на самолете, и Ашотик тоже, хочется, чтобы кто-то был рядом. — Ашет, я подумаю. Ничего тебе не могу сейчас сказать. Я постараюсь. Извини, время кончилось. Он положил трубку и сел за пустой стол. Подумать было о чем, только что он мог придумать? Во-первых, работа. Неизвестно откуда взявшийся американский дядюшка заплатит за билет туда, за билет сюда, но не станет всю жизнь содержать их семью. Сам Саша и так пашет с утра до ночи и еле сводит концы с концами, а если две недели или даже одна пройдут без заработка, будет просто катастрофа. Допустим, Ашет с младшим уедут, но ведь надо платить и за московскую квартиру, и Карэнчику с тещей что-то подкидывать на жизнь. К тому же он может потерять место в автосервисе. Маловероятно, но возможно. Но это на самом деле не во-первых, во-первых — Карина. Ее и так-то было бы страшно оставлять, а уж теперь, в больнице, с угрозой выкидыша… Он даже заговорить с ней об этом не посмеет. Но что сказать Ашотику, который боится операции и ждет папу? Как объяснить ему, что папа не приедет? Он, Саша, уже скоро год как не видел детей, соскучился, хоть вой. Ведь любовь к женщине — это одно, а любовь к своим родным детям — совсем другое. Помнят ли они, как он выглядит в жизни, а не на фотографии? Он не единственный отец, уехавший на заработки в далекую холодную Москву, но им-то от этого не легче. Ашотик хотел, чтобы папа поехал с ним в Америку и был рядом, когда начнется страшная операция. А папа не знает, когда вообще сможет повидать сыновей. И уже никогда не будет жить с ними вместе, как раньше. Что они скажут, когда узнают об этом? А ведь узнают рано или поздно и, наверное, лучше, чтобы от него, а не от мамы, бабушки или соседей. Может, ему поехать прямо сейчас и воспользоваться случаем, чтобы рассказать детям и Ашет все как есть? Нет, момент совершенно неподходящий: жена и малыш и так волнуются из-за операции. Да и вообще дети еще слишком маленькие… Но когда они станут большими, у него уже будет новый ребенок, от Карины. Если будет. Ему придется скрывать от сыновей, что у них есть брат или сестра. Саша посмотрел на часы. Поздновато, но никуда не денешься, надо позвонить Карининым родителям и сказать, что она в больнице. Выслушать причитания ее матери или молчаливые вздохи отца. Конечно, они решат, что он во всем виноват, они и прежде так считали… Ну конечно, он виноват. Взрослый человек, мужчина, влюбился как мальчишка и пошел на поводу у своей слабости. Не подумал ни о собственных детях, ни о судьбе Карины, ни о будущем ребенке. То есть он думал, но казалось, что все обойдется, все будет хорошо, ведь они так любят друг друга, и Бог им поможет, потому что Он есть любовь… «И что?» — спросил Саша Бога. Бог молчал. Он мог бы ответить: «Я тебя предупреждал». Но зачем Богу тратить лишние слова, когда и так все ясно. Еще немного, и звонить будет уже неприлично. Саша снял трубку. На его счастье, к телефону подошла Майя, Каринина сестра, особа решительная и хладнокровная. Под напором ее деловитых вопросов он растерялся, но все же это было лучше, чем слезы и вскрики других, более эмоциональных членов семьи. — Как это случилось, почему? Что говорят врачи? В какой она больнице? Где это? Этаж, палата? Она лежит, ходит? Чем ее лечат? Какие анализы? У тебя есть телефон врача? Саша едва успевал отвечать — в основном невразумительно, — как новый вопрос летел в него, словно отбитый ракеткой соперника теннисный мячик. Потом Майя перешла к выводам и инструкциям: — Ей нужны витамины, фрукты, куриный бульон и белое мясо. Если низкий гемоглобин — гранаты, печень, свекла. Молоко. Она ведь пьет молоко? Это я не тебе говорю, мы купим и привезем все сами. Я поеду завтра с утра, ты можешь подъехать попозже. Нет! Приезжай утром. Привези ей зубную щетку, полотенце, халат, кремы и лосьоны. Бери всю косметику, какая есть в ванной, в крайнем случае что-то увезешь обратно. Крем для рук обязательно, в больницах сильно топят, и кожа очень сохнет. Шампунь, жидкое мыло, в общем, все-все-все. Белье — трусики, лифчики, носки. Пижаму, лучше даже две. Какую-нибудь футболку с короткими рукавами, если будет совсем жарко. И тапочки, самое главное, чуть не забыла. Да, и купи минеральную воду, несколько бутылок, а то я не дотащу. От этих четких команд Саше даже стало легче, и процедура сбора Карининых вещей (в их спальне, без нее!) перестала казаться невыполнимым кошмаром. Он пошел в единственную комнату, служившую им спальней, и открыл шкаф. Сверху лежал желтенький домашний костюмчик, который Карина надевала только один раз. Обычно она ходила в длинном оранжевом кимоно с яркими птицами на спине. Кстати, где кимоно? Саша пошарил на полках, обнаружил трусики-лифчики, которые как раз боялся не найти, маечки-носочки. Уже полдела. Пижама у Карины была только одна, очень теплая, с начесом, и она никогда в ней не спала. Но Саша все-таки отложил ее — а вдруг в больнице холодно! — и добавил пару легких ночных рубашек. Когда он взял в руки эти воздушные, полупрозрачные рубашечки, даже после стирки хранившие очертания Карининого тела, стало горячо глазам, и он сжал зубы, чтобы не расплакаться, потому что рыдать ночью над ее вещами было уж совсем безнадежное дело. А вот кимоно не нашлось! Саша отыскал старенький ситцевый халатик в цветочек, вспомнил, что в ванной у Карины есть махровый, но это, наверное, не то. Присел на край кровати, сжимая в руках какую-то очередную тряпочку. Кимоно, кимоно… Да она же была в кимоно! Если кровотечение началось внезапно и ее увезли прямо из дома… Получается, что Карина бросилась за помощью к соседям? Вместо того чтобы вызвать «скорую», позвонить ему или родителям, которые живут не так уж далеко. И в больницу ее, истекающую кровью, повезли два посторонних азербайджанских мужика. Время шло на минуты, сказал ему в приемном покое сосед-профессор. Он еще что-то объяснял, но Саша не слышал, он вообще почти ничего не соображал. Время шло на минуты, и Карина это понимала, поэтому не стала дожидаться «скорой»?.. А разве так бывает? Вдруг, ни с того ни с сего, на ровном месте, у беременной женщины происходит выкидыш? Саша не встречался с такими случаями. Конечно, у него не особенно богатый опыт… Вот и Майя спросила: почему это случилось? Значит, должна быть какая-то причина. Может, ее знает азербайджанский сосед? У Саши перед глазами возникла равнодушная физиономия профессорского шофера (или это не шофер, а родственник?): шрам на толстой щеке и животная злоба в глазах, когда он перехватил Сашин взгляд. Застарелую вражду двух народов трудно оставить дома, мы везем ее с собой в другие страны, как акцент и привычку к острой пище. Неужели армяне и азербайджанцы продолжают ненавидеть друг друга и в России, где их, в свою очередь, не любит и презирает местное население? Впрочем, главный вопрос не этот, а совсем другой. Каким образом, почему Карина оказалась рядом с этими людьми? Он должен это выяснить, вдруг понял Саша. Надо пойти к профессору и спросить прямо, что произошло сегодня днем. Плевать, что поздно. Тут он взглянул на часы: почти полдвенадцатого. Не самое подходящее время для визитов, но ничего, он же не чаи распивать идет. В Москве поздно ложатся и поздно встают. Саша опять вспомнил молодого азербайджанца со шрамом, и ему стало не по себе. Неизвестно, сколько таких бойцов у профессора в квартире. И он пойдет туда один, ночью, без приглашения? Геройство, конечно, заслуживает восхищения, но не следует ли подумать о Карине и о детях, прежде чем лезть в пасть ко льву?.. Саша уже встал было, чтобы идти к соседу, но снова присел. Посмотрел на Каринины вещи, выложенные на кровати сиротливо стопочками, на пустую комнату. Прислушался к тишине, в которой неспешно шуршали стрелки часов и шмелиным голосом гудел холодильник. Все равно он не сможет провести эту ночь в одиночестве и неведении, мучаясь страшными догадками. Лучше уж в пасть ко льву, в пропасть, куда угодно. Он решительно встал, прошел в коридор и взял ключи. Каринины вещи так и остались несобранными для завтрашнего посещения больницы. «Господи, помоги мне», — попросил Саша. И, не слушая ответа, вышел на лестничную клетку. В «заговор стариков» пришлось все-таки посвятить Лену — Марина Станиславовна решила, что вахтерша Морозова должна соответствовать великолепному столику и статусу близкой подруги его хозяйки. Через пару дней заведующая позвонила Ольге Васильевне домой и таинственным голосом, с паузами и присвистываниями, сообщила, что ей удалось уговорить неуловимого Леонида Викторовича прийти на день рождения давней приятельницы и полюбоваться ее новой покупкой. Марина Станиславовна не стала уточнять, о каком предмете интерьера идет речь — пусть высокий гость помучается любопытством. — Мы уговорились на субботу вечером, вы сможете? — вдруг забеспокоилась Марина. — Постараюсь, — пообещала Ольга Васильевна. Расписание своих дежурств она никогда не помнила наизусть, но в крайнем случае всегда можно поменяться с энтузиасткой Изольдой. — Значит, приходите в салон где-то к трем часам. — А что так рано? — удивилась Морозова. — Совсем не рано. А марафет наводить? И платье какое-нибудь подберите поэкзотичнее. Платье поэкзотичнее Ольге Васильевне пришлось просить у дочери, сама она уже давно ничего нового себе не покупала, тем более выходных нарядов. Вообще-то Аня всегда была худее мамы, но после вторых родов немного прибавила в весе. Она уж собралась было худеть (это во время кормления-то, ненормальная! О ребенке не думает!), но тут подруга принесла такое платье! И почти новое, надела всего один раз, но ей тесновато. Аня взяла сразу и денег не пожалела. Платье было без всяких выкрутасов, с очаровательной простотой, отличающей дорогие шикарные вещи. Прямой покрой, удивительно легкий и приятный на ощупь материал, цвет — нежно-оливковый с оттенком в горчичный. Воротник небольшим хомутиком и широкий шарф не шарф, пояс не пояс, как хочешь, так и надевай. Аня опрометчиво решила похвастаться обновкой — и вот, на тебе! Обычно равнодушная к шмоткам Ольга Васильевна намертво вцепилась в дочь, упрашивая дать ей платье только на один вечер. — Да что за вечер? — удивлялась Аня. — С каких это пор ты гуляешь по вечерам? В театр, что ли, собралась? Так там все на артистов будут смотреть, а не на тебя. Она поддразнивала Ольгу Васильевну, напоминая ей, как брат Петя, когда был маленький, торопил маму, собиравшуюся с ним на прогулку и наводящую легкий марафет перед зеркалом. «Мам, идем, — канючил Петька, — все равно на тебя никто не будет смотреть». Напоминание о Пете оказалось к месту. Ольга Васильевна тут же использовала самый неотразимый аргумент. — Нужно мне красивое платье, а для чего — не спрашивай, — категорически заявила она дочери. — Если не дашь, придется у Ангелины просить. Петину жену Ангелину Аня ненавидела тайной, но лютой ненавистью, главным образом потому, что легкомысленная Лина была тряпичницей и модницей и на семейных встречах не упускала случая подчеркнуть, что она такая, а вот свояченица Анечка — совсем другая. — Ты ведь не интересуешься драгоценностями, а я интересуюсь, — ворковала Линочка, изящно выставляя напоказ запястье с массивным золотым браслетом, и Аня зеленела от злости в своих новых сережках, которые казались ей такими стильными и изящными. Если мать надумает занимать вечерний туалет у Ангелины, та обязательно растреплет всем подругам и родственникам, что Анечка, бедняжка, совсем не занимается нарядами, у нее даже для старенькой мамы ничего приличного не нашлось. Поэтому Аня швырнула прекрасное платье на диван и сердито сказала Ольге Васильевне: «Только не изгваздай», что было совершенно неуместно — когда это она что-то изгваздывала?!. Сделанная Любочкой прическа была хоть куда. Ольга Васильевна купила в супермаркете краску для волос и самостоятельно превратила себя в золотистую шатенку. Получилось совсем неплохо, даже эффектно. Правда, Морозова задним числом вспомнила, что Марина Станиславовна тоже красится в такой оттенок, но менять масть было уже поздно. Пусть две подружки выглядят похожими, это даже пикантно. — Ой! — вскрикнула Марина, когда Ольга Васильевна переступила порог пустого салона, поднырнув под табличкой «Санитарный день». — Прямо не узнать. Ну-ка, покажитесь! — Покажись, — поправила ее Ольга. Они решили, что будут называть друг друга на «ты» и по именам, как и положено старым друзьям. А если кто-то собьется на имя-отчество, то это должно прозвучать шутливо. Мол, что это ты, Ольга Васильевна, со своей головой учудила? Марина Станиславовна не произнесла этого вслух, но примерно такой вопрос был написан в ее глазах, когда она разглядывала вахтершу Морозову со всех сторон. — Сами мазались, что ли? Ну и ну! Надо было сюда прийти. — А что? Очень хорошая краска, и совсем не трудно. — Да уж, — проворчала заведующая и задумалась. — Ладно! Дам вам свой парик, будет как раз. — Почему парик? — испугалась Ольга Васильевна. — Разве так плохо? — Не так, но плохо, — вынесла свой приговор Марина Станиславовна. — Корни непрокрашены, седина осталась. — Да ведь не видно, — оправдывалась Морозова, крутясь перед огромным парикмахерским зеркалом и пытаясь разглядеть свой затылок. — Кому не видно, а кому видно. Мы с вами светские дамы, выглядеть должны безупречно. Наш Переяславчиков даже в посольствах, случается, обедает, глаз у него наметанный. Так что парик. Вам, между прочим, пойдет. Платье привередливая Марина одобрила, головой покивала даже с некоторой завистью. А на песочные замшевые туфли, которые Ольга Васильевна купила восемь лет назад, но надевала только в очень торжественных случаях, посмотрела с сомнением, чуть ли не на зуб их попробовала, наклонившись над коробкой, и пробормотала: «Дома посмотрим, может, чего откопаю». Раскрасневшаяся Лена, выйдя из солярия, с улыбкой наблюдала за этими приготовлениями. Она считалась посвященной в тайну, хотя ей ничего толком не сказали, кроме многократно повторенного: «Никому ни звука» и «Не задавай вопросов». — Что делаем? Разглаживающую масочку или только макияж? — уточнила она. — А маску успеешь? Нам через час выходить, — предупредила Марика Станиславовна. — Чего ж не успеть, — возразила Лена и кивнула Ольге Васильевне. — Проходите в кабинет, пожалуйста. — Может, и массаж сделаешь? — крикнула им вслед заведующая. — Нет, — бросила Лена на ходу, — если вам прямо сегодня куда-то идти, то массаж делать не стоит. Она закрыла за собой дверь, и вахтерша Морозова очутилась в душистом царстве лосьонов, кремов, витаминных сывороток, мягких полотенец и заботливых рук. Через час Ольга Васильевна, нет, теперь уже однозначно Ольга, благоухающая и элегантная, садилась в машину к своей подруге Марине. Волшебница Лена уже убежала, помахав им на прощанье толстой разноцветной варежкой, — Ольга Васильевна (на сей раз только так, с отчеством) отметила, что можно внуку Андрюшке связать такие — красиво и тепло.