Ничего другого не стоило и ждать. — Только не говори, что он работает на какую-то желтую газетенку, — пошутила я. — Ха, размечталась. Я подняла голову. Марино был не в том настроении, чтобы шутить: растрепаннее обычного, с двумя свежими порезами на подбородке, глаза налиты кровью. — Репортеры не таскают с собой автоматический пистолет, заряженный «глейзерами». И когда на них поднажмешь, начинают ныть, изворачиваться, просят монетку, чтобы позвонить адвокату. Нет, этот парень не газетчик. Настоящий профи. Вскрыл замок. Выбрал понедельник, праздничный день, когда в морге никого нет. Тачку его нашли в трех кварталах отсюда, на стоянке возле «Фарм фреш». Машина взята напрокат вместе с сотовым телефоном. В багажнике куча запасных обойм. Хватит на небольшую армию. Плюс автоматический «Мак-10» и кевларовый бронежилет. Хорош репортер. — Насчет профи у меня уверенности нет, — сказала я, вставляя в скальпель новое лезвие. — Профессионалы работают аккуратно, а этот оставил коробку от пленки в холодильнике. И еще. Время выбрано не самое удачное, гораздо безопаснее было бы проникнуть в морг часа в два-три ночи, а не среди белого дня. — Ты права. С коробкой у него вышла промашка, — согласился Марино. — А вот время… Я понимаю, почему он полез днем. Предположим, заявляются ребята из похоронного бюро или бригада привозит очередное тело. Видят Прайса, так? Вид у него вполне пристойный, может прикинуться, что работает здесь. А теперь подумай, как отвертеться, если тебя застукали в два часа ночи. То-то и оно, что сказать нечего. Так или иначе, но Джеб Прайс явно отправлялся не на прогулку и настроен был вполне серьезно. Патроны «глейзер», о которых упомянул Марино, страшная штука. Начиненные мелкой дробью, они рвут человеческую плоть, как свинцовый град. «Мак-10» — любимая игрушка террористов и наркобаронов, и пользуются ими везде, от Центральной Америки до Ближнего Востока. А также в моем родном Майами. — Подумай, может, стоит поставить замок на холодильник, — добавил Марино. — Уже позвонила. С замками мы тянули несколько лет. Тела доставляют в холодильник не только днем, в рабочие часы, но и вечером, и даже ночью. Значит, охранников нужно обеспечить ключами. Дежурных судмедэкспертов тоже. Люди начнут возмущаться. Неизбежно возникнут проблемы. Черт, как же я устала от этих дурацких проблем! Вопросительный взгляд Марино напомнил о лежащем на столе теле. Впрочем, для определения причины смерти вскрытие и не требовалось. При желании можно было обойтись даже без судмедэксперта. — Многочисленные проломы черепа и повреждения мозга, — объяснила я. — Горло перерезали напоследок, как и в случае с Берилл? — Рассечены яремные вены и сонные артерии, однако внутренние органы не слишком бледные. При наличии кровяного давления он умер бы от кровопотери за несколько минут. Другими словами, Харпер умер не от потери крови. Причиной смерти стали повреждения головного мозга. Он скончался еще до того, как ему перерезали горло. — Как насчет защитных ран? — Нет. — Я отложила скальпель и стала один за другим разгибать закоченевшие пальцы. — Ни сломанных ногтей, ни порезов, ни ушибов. Он даже не пытался отвести удар. — Наверное, он так и не понял, что случилось. Приехал, когда стемнело. Убийца уже поджидал его у дома. Скорее всего, прятался в кустах. Харпер припарковался, вышел из машины и, вероятно, закрывал дверцу, когда тот выскочил и огрел его чем-то сзади по голове. — Сужение канала двадцать процентов, — пробормотала я, отыскивая взглядом ручку. — Харпер сразу же упал, и псих добивал его уже лежачего. — Двадцать процентов. — Я записала цифры на пустом конверте из-под перчаток. — Шрамов от предыдущих инфарктов нет. Сердце здоровое, но немного увеличенное. Кальциноз аорты. Атеросклероз средней степени. — А потом перерезал горло. Чтобы наверняка. Я посмотрела на Марино. — Ему надо было знать наверняка, что Харпер мертв, — повторил Марино. — Не уверена, что он руководствовался рассудком. Посмотри на него, Марино. — Я указала скальпелем на треснувший как орех череп. — Нанесено по меньшей мере семь очень сильных ударов. Чтобы убить, хватило бы и одного. И после этого нападавший еще и перерезал горло. Это уже явно лишнее. Перебор, как и в случае с Берилл. — Ладно. Перебор. Не буду спорить. Я только хочу сказать, что в обоих случаях убийца действовал наверняка. Чтобы не было ни малейшего шанса выжить. Потому что если отрезаешь кому-то голову, то можешь не беспокоиться, что твоя жертва оживет и поведает кому-то всю историю. Я начала собирать содержимое желудка в картонный контейнер, и Марино состроил гримасу. — Можешь не трудиться. Я и так скажу, что он ел. Сам это видел. Орешки и два мартини. Орешки к моменту смерти едва успели перевариться. Кроме них в желудке присутствовала коричневатая, отдающая алкоголем жидкость. — Ты от него хоть что-нибудь узнал? — Ни черта. Наклеивая ярлычок, я мимолетно взглянула на Марино. Лейтенант пожал плечами. — Я видел в таверне. Тянул тоник с лаймом. Зашел примерно без четверти пять. Ровно в пять появился Харпер. — Как ты узнал, что это он? Почки выглядели вполне здоровыми. Я положила их на весы и записала вес на том же пустом конверте. — По седым волосам. Такую гриву не пропустишь. Потит точно его описал, так что я сразу его узнал, — объяснил Марино. — Садится он за отдельный столик, ничего никому не говорит, заказывает «как обычно» и ждет. Грызет орешки. Я наблюдаю. Потом встаю, подхожу, придвигаю стул и представляюсь. Он говорит, что помочь мне ничем не может и разговаривать со мной не желает. Я не отступаю, начинаю поджимать, рассказываю, что Берилл долго угрожали, спрашиваю, знал ли он об этом. Отвечает, что не знал. И с таким, знаешь, недовольным видом… — Думаешь, Харпер сказал тебе правду? — Не знаю, — ответил Марино, стряхивая на пол пепел. — Потом я спрашиваю его, где он был в ночь убийства. Харпер отвечает, что был, как всегда, в таверне, а потом вернулся домой. Я задаю следующий вопрос: может ли его сестра подтвердить алиби? Ответ: ее не было дома. Ну как? Моя рука со скальпелем застыла в воздухе. — И где же она была? — Уезжала из города. — Куда, не сказал? — Нет. Сказал вот что, цитирую: «Это ее дело. Меня не спрашивайте». — Марино поморщился, глядя, как я режу на куски печень, и вздохнул. — Когда-то я больше всего любил печенку с луком. Даже не верится, да? Не знаю ни одного копа, который бы побывал на вскрытии и не отказался от… Его заглушил визг пилы — я приступила к черепу. Марино все-таки не выдержал и отступил — в едком воздухе повисла костная пыль. Если даже тело в хорошем состоянии, запах при вскрытии не самый приятный. Да и визуально зрелище не для слабонервных — это вам не на Мэри Поппинс любоваться. Надо отдать должное Марино. Он приходил в морг всегда, даже в самых тяжелых случаях. Мозг был мягкий, с многочисленными рваными порезами, но крови мало, что подтверждало мое первоначальное предположение: после первого удара Харпер прожил недолго. Ему повезло хотя бы в том, что смерть наступила быстро. В отличие от Берилл, он не успел испугаться и ощутить боль. Не молил о пощаде. Были и другие отличия. Харпер не получал угроз, по крайней мере мы о них не знали. Отсутствовал и сексуальный подтекст. Его ударили тупым предметом, но не закололи, и вся одежда осталась при нем. — В кошельке было сто шестьдесят восемь долларов, — сказала я. — Часы и золотое кольцо с печаткой у меня. — А ожерелье? — спросил Марино. Я недоуменно посмотрела на него, не понимая, о чем идет речь. — Харпер носил на шее толстую золотую цепь с какой-то монетой. На монете было изображено что-то вроде герба. Я сам видел. В таверне. — Привезли его без нее. Да и на месте я вчера ничего такого не… — Я осеклась. Вчера? Конечно, не вчера. Харпера убили в воскресенье вечером. Сегодня вторник. Я совершенно потеряла чувство времени. Два последних дня прошли как будто во сне, и, не прослушай я утром сообщение Марка, его звонок, возможно, тоже попал бы в этот провал. — Значит, тот хмырь забрал ее с собой. Еще один сувенир, — подвел итог Марино. — Не складывается. Можно понять, почему он взял сувенир в случае с Берилл — при условии, что ее убийство дело рук ненормального, одержимого навязчивой идеей. Но зачем ему сувенир от Харпера? — Может, как трофей? — предположил Марино. — Знаешь, как шкура для охотника. А может, там орудовал профи, у которого слабость к таким вещицам. Коллекцию собирает. — По-моему, профессионалам надо быть поосторожнее с уликами, — возразила я. — Да, это ты так думаешь. А посмотри на Джеба Прайса — профи, а наследил. Вот и вся твоя логика, — ухмыльнулся Марино. Я стащила перчатки, наклеила этикетки на пробирки с образцами, собрала бумаги, и мы пошли наверх. На столе в кабинете лежала оставленная Розой газета. Заголовки на первой странице кричали об убийстве Кэри Харпера и внезапной смерти его сестры, но мне в глаза бросилась сопроводительная врезка. Настроение моментально испортилось. ГЛАВНЫЙ СУДМЕДЭКСПЕРТ ОБВИНЯЕТСЯ В УТЕРЕ СКАНДАЛЬНОЙ РУКОПИСИ В выходных данных значился Нью-Йорк, материал принадлежал «Ассошиэйтед Пресс», и речь в заметке шла о моей «схватке» с проникшим в морг человеком по имени Джеб Прайс. За бездоказательным утверждением о моей причастности к «исчезновению» рукописи явно чувствовалось влияние Спарачино. Источником информации о Джебе Прайсе наверняка был полицейский отчет. Просматривая листочки с телефонными сообщениями, я отметила, что интерес ко мне проявляют главным образом репортеры. — Ты проверил ее компьютер? Марино подобрал газету. — Да, проверил. — И что? Нашел книжку, из-за которой столько шума? Лейтенант пробегал глазами первую страницу. — Нет. — Нет? — От огорчения я даже всплеснула руками. — Нет в компьютере? И как же это могло случиться, если Берилл работала над ней на компе? — Меня не спрашивай. Я лишь сообщаю, что просмотрел все папки и файлы и, должно быть, с десяток дисков. Ничего свежего, одно старье. По-моему, ее прежние романы. Никакой личной информации, ни слова о Харпере. Нашел несколько давних писем, в том числе два, адресованных Спарачино. Ничего интересного.