– Да, а что? – Да так, ничего. – Вы что, решили от нас отколоться? – встрял Матео. – Нет, прости, – извинился Диего. – Я так торопился, что забыл вас предупредить. – Ничего страшного, я сделала это за тебя. Среди нас должен быть хоть один человек, на которого можно положиться, и мне очень лестно знать, что это я, – пошутила Корделия. – Ну а вы что узнали? Екатерина рассказала «Группе», что ей удалось выяснить во время слежки за Бароном, не забыв упомянуть о том, как она влезла в его смартфон, взломав антенну сотовой связи. Она во всех подробностях пересказала разговор Кича с Кельнером и описала соглашение, которое они заключили. Когда она упомянула загадочный код операции, Дженис оборвала ее монолог. – Три шестерки? Это напоминает мне об одном деле, которое Ноа как-то мне втихаря передала. Я тогда написала здоровенную статью о нем, но мой главный редактор ее не взял. Оставайтесь на связи, сейчас найду свои записи на ноуте. Через несколько минут напряженного ожидания – только Корделия воспользовалась паузой, чтобы сходить к мини-бару, – экраны хакеров снова ожили. – Ну вот, нашла. Парк-авеню, 666, компания Кельнера приобрела в 2007 году за скромную цену – 1,8 миллиарда долларов: пятьсот миллионов наличными, а остаток в кредит. Это офисное здание на самой престижной улице Манхэттена должно было стать сердцем семейной империи. Но через год на них посыпались проблемы. После кризиса 2008 года выплаты за этот небоскреб в два раза превысили его рыночную стоимость. Деньги клана Кельнеров вылетали в трубу. Им никак не удавалось расплатиться по долгам, приходилось рефинансировать кредит снова и снова. В апреле 2017 года, после того как зять Натана Кельнера занял Овальный кабинет, Кельнер обратился к премьер-министру Катара, директору суверенного инвестиционного фонда, и в том же месяце встретился в Нью-Йорке с его министром финансов. Но получил отказ. Власти Катара опасались общественного расследования конфликта интересов, принимая во внимание роль, которую зять президента играл в Белом доме с момента назначения главным советником. Тогда Кельнер отправился в Дубай. В мае, вскоре после этой поездки с неизвестными целями, президент США в сопровождении Барона и Кельнера совершил свой первый официальный визит в Объединенные Арабские Эмираты. Но совершенно по непонятной причине и в нарушение всех протоколов государственного секретаря США не пригласили к ним присоединиться. Во время этого визита президент, его зять Кельнер, Барон и эмиссар ОАЭ отужинали вместе. В начале июня Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия, Бахрейн и Египет ввели военную и экономическую блокаду Катара. Так неожиданно регион оказался под угрозой войны. Генеральный секретарь, который не присутствовал на том ужине, потребовал немедленного снятия блокады, но всего через несколько часов президент выступил против и безоговорочно поддержал блокаду Катара. Конгресс не дал себя одурачить, Кельнер манипулировал американской дипломатией в личных целях – чтобы надавить на власти Катара и получить необходимую ему ссуду. – И никакого расследования не было? – возмутилась Екатерина. – Палата представителей довольствовалась оговорками, а потом перешла к другому вопросу. – Зачем Ноа рассказала тебе об этом деле? – В тот момент я решила, что ей просто хотелось навести меня на интересное расследование. А теперь понимаю, что на уме у нее было другое. В деле была информация, на которую я тогда не обратила внимания. Перед официальным визитом в Дубай Барон, который в то время тоже был советником президента, попросил Шварсона, одного из богатейших в мире хищников, владельца инвестиционного фонда «БлэкКолони», организовать встречу Кельнера с послом Арабских Эмиратов в ООН. Ноа узнала это из мейла, перехваченного израильской разведкой. Шварсон писал послу: «Вы легко найдете общий язык, у нас одна повестка дня». Кельнер, Барон и Шварсон вели свою дипломатическую игру, служащую их интересам. Вот что на самом деле я должна была расследовать. Видимо, Ноа передала инициативу мне, потому что ее начальство побоялось выступить против Белого дома и не разрешило ей этим заниматься. Но история на этом не заканчивается. В конце октября 2017 года Кельнер снова отправляется в Дубай, на сей раз обычным коммерческим рейсом, никому не сообщив о своем путешествии. Даже в Белом доме об этой поездке узнают, только когда он прибывает на место. В начале ноября 2017 года Кельнер получает от компании «Аполло глобал менеджмент» ссуду в размере ста восьмидесяти миллионов долларов на рефинансирование другой операции с недвижимостью, в Чикаго. Правительство Катара – крупнейший акционер «Аполло глобал», а ссуда в три раза превышает размер обычных ее сделок. К этой сумме добавляются триста двадцать пять миллионов долларов от «Сити банка», которые Кельнер получает после встречи генерального директора банка с президентом США. В январе 2018 года генеральный секретарь бьет тревогу, и конгресс наконец обращает внимание на действия Кельнера. Тот теряет свой доступ к совершенно секретным работам, изделиям и материалам. В марте генерального секретаря отправляют в отставку, его место тут же занимает человек президента. Вскоре после этого саудовский принц прибывает в Вашингтон с официальным визитом. В мае президент требует, чтобы его зятю немедленно вернули допуск, игнорируя возражения его же собственной разведки. 21 июня Кельнер улетает в Катар якобы с дипломатическим визитом. 1 августа фонд компании, которой по документам принадлежит дом 666 по Парк-авеню, пополняется на 1 миллиард долларов, ссуженный Катаром. В тот же день Саудовской Аравии выдают разрешение (чего она давно и безуспешно добивалась) на приобретение «Вестингхаус электрик компани», американской компании, которой принадлежат ядерные технологии особой государственной важности. Стараниями Кельнера все, кто ему помог, получили свое. – Ну и банка с червяками! – До чего же мне нравится твоя манера выражаться! – воскликнула Корделия. – Но правильнее сказать «банка с пауками», милый. Витя лишился дара речи, и Диего пришел ему на выручку. – Барон объединяет крайне правые партии; ПСИОПы активно распространяют публикации на «Френдзнете», чтобы манипулировать выборами; Бердок, Кич и Либидов правят медиаимпериями; коррумпированные политики, в числе, если не во главе которых зять президента США, проворачивают свои аферы; русские и американцы переводят друг другу круглые суммы; торговля оружием свидетельствует о какой-то дипломатической игре, которую втихую ведут все эти милые люди; и в центре этой финансовой сети, как сообщила нам Ноа, – Том Шварсон, руководитель крупнейшего инвестиционного фонда в мире, и два банка, делающих миллиарды, которые необходимы хищникам для их скрытой деятельности. – Все эти нити ведут к чему-то куда более значительному, нежели махинации в целях личного обогащения, пусть даже самые изощренные. Хищники действуют по какому-то продуманному плану, о чем догадывалась Ноа. Наша задача – выяснить, о какой повестке дня говорил Шварсон послу Арабских Эмиратов, – объявила Дженис. 23 День десятый, Стамбул Кахил удалился к себе, чтобы подготовиться к путешествию, полному опасностей и неопределенности. Алик потребовал, чтобы Майя в подробностях рассказала ему все, что с ней произошло с момента прилета в Стамбул – не из праздного любопытства, а чтобы попытаться понять, почему турецкая разведка за ней следила, как они ее обнаружили и что им известно. Он приехал из Киева, чтобы помочь ей, однако Майя, как ни пыталась вразумить себя, не чувствовала между ними такого взаимопонимания, как при общении с его братом, с которым ее объединяла многолетняя дружба. – Пойми, в половине случаев ты общалась не с ним, а со мной, мы помогали тебе по очереди. – Вы и правда настоящие близнецы? – спросила она. – Ну да, монозиготные. Мы похожи как две капли воды, за исключением одной-единственной детали. Хотя вряд ли это можно назвать деталью. – В смысле? – Витя сам тебе объяснит. И не пытайся сменить тему. Майя рассказала ему все – или почти все. Ей показалось, что за ней следят, вскоре после того как она заселилась в отель, и в тупике у бывшего французского Дворца правосудия подозрения подтвердились; она рассказала, как Витя помог ей обнаружить жучок, спрятанный агентами МИТ в чехол для очков; их явный интерес к фотографии, которую она показала той, кого считала своей подругой; опустив встречу с Вердье в саду Французского института и его предостережения, она описала свое бегство к границе – сначала она надеялась выбраться через Болгарию, но потом повернула в сторону Греции. – Ты же избавилась от жучка, прежде чем угонять машину подружки? – Я ее не угнала, а одолжила. – Она будет очень рада получить ее обратно. Насчет копа на заправке – ты явно просто оказалась не в то время не в том месте, но когда он заглянул в твой паспорт, то понял, что ты солгала ему насчет национальности и, вероятно, дал ориентировку. А потом, узнав, что ты в розыске, бросился в погоню. Будем надеяться, что этот парик и поддельные документы всех проведут. Ты же не оставила никаких других следов? – Нет, – соврала Майя, – только сумку с вещами. – То есть с ноутбуком и мобильником. – Да, – виновато призналась она. – Но у них не получится ничего из них вытащить. – Не стоит недооценивать противника. Чем раньше мы уедем отсюда, тем лучше. Когда Алик вышел из комнаты, Майя заметила, что он оставил на столе свой ноутбук. Недолго думая, она запустила гостевую учетную запись, проверила скорость подключения к интернету по вай-фай обменника и забила в строку поиска IP-адрес своего ноутбука, который бросила в машине или потеряла в поле. Потом послала сигнал – эха не было, что ее успокоило. Агентам МИТ пока не удалось взломать устройство. Но, решив, что перестраховаться не помешает, она отправила себе письмо. Если вдруг кто-нибудь попытается его открыть, оно даст команду форматировать жесткий диск и удалить все данные. Она захлопнула ноутбук Алика и пошла собирать вещи. – Майя совершила ошибку, которая не останется без последствий – как для нее самой, так и для «Группы». Но теперь, когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что Алик виноват в случившемся больше ее. – Потому что оставил ноутбук на столе? Но у него не было причин не доверять Майе. – Ему стоило бы последовать своему же совету и не недооценивать ничего, особенно состояние Майи, измученной усталостью и стрессом. Нетипичная для нее раздражительность, которую она выказала не один раз, должна была встревожить Алика. Сразу после этого инцидента руководитель турецкой разведки пригласил своих подчиненных на совещание. Он вывел на экран фотографию супружеской пары и изложил ситуацию. На Лилу и ее супруга Надима, лидеров сирийского сопротивления, многие месяцы ведут охоту силы Асада. У них есть дочь девяти или десяти лет. Шпион, засланный в квартал, где укрываются повстанцы, несколько недель назад передал сообщение, предупредив, что девочку собираются увести из города и переправить в безопасное место, в Турцию. Руководитель разведки объяснил, что ей уготована роль разменной монеты на переговорах с Россией – это ослабит напряжение в международных отношениях, испортившихся, когда турецкие войска сбили один из русских самолетов. Он лгал, вернее, не сообщал им истинной причины ценности девочки. Затем добавил, что, если Наиля будет схвачена и передана русским, ее родители сдадутся, чтобы спасти дочь. И это еще не все. Женщина, работающая на французскую разведку, сейчас находится в Турции. За ней уже несколько раз устанавливали слежку, однако до определенного момента ее деятельность не имела особого значения для МИТ. Казалось, что слежка в данном случае предпочтительнее задержания. Но недавно благодаря одному из осведомителей разведки выяснилось, что у этой женщины есть фотография маленькой сирийки. Невозможно расценить это как простое совпадение. По-видимому, Франция тоже стремится получить девочку – очевидно, чтобы защитить ее родителей. Француженка оторвалась от двух инспекторов в гражданском, которые преследовали ее с целью задержания, в нескольких километрах от греческой границы и укрылась в лагере беженцев неподалеку оттуда. Весь лагерь был прочесан, но француженку найти не удалось, и кордоны на дорогах тоже ничего не дали. К счастью, в машине, которую ей пришлось бросить, был обнаружен ее ноутбук, и только что к нему пытались подключиться из западного пригорода Стамбула. В этой зоне находится офис некоего брокера, хорошо известного полиции. Закончив, руководитель МИТ приказал подчиненным готовиться к операции по задержанию. – Как французская разведка узнала о существовании Наили? – Ей не было известно о девочке. – Тогда зачем Майю послали в Стамбул? – Это я убедила ее отправиться в Турцию, подключившись к телефону, которым она пользовалась для связи с разведкой. – Вы обманули ее доверие, из-за вас она попала в ловушку… Майя – ваш друг, зачем вы так обошлись с ней? – Затем, что Майя никогда бы не стала работать в поле в рамках операции «Группы», по крайней мере, не тогда, когда правила еще не были нарушены, и уж тем более не стала бы предпринимать ничего, что не имеет отношения к хакингу. У меня не было выбора. Деятельность Майи вне «Группы» и ее профессия – турагент – наилучшим образом подготовили ее к миссии, которую нам необходимо было выполнить, чтобы остановить хищников. Вы думаете, что я заманила ее в ловушку, но все ровно наоборот: я предоставила ей свободу действий, избавив ее от запретов «Группы». Она ведь могла и отказаться. Конечно, мне пришлось пойти на хитрости, но ради благого дела. К тому же благодаря этой маленькой уловке ее работа наемницы наконец обретет смысл. Стамбул станет для Майи последней миссией подобного рода, и, при условии успеха, еще и самой ценной в ее глазах. – Но почему тогда вы ни разу не связывались с ней с тех пор, как она прилетела в Турцию? – Этого не было в моих планах, но, как правильно предположил Кахил, маршрут Наили изменился. Мне пришлось все пересчитать, определить вероятности встречи, выбрать наиболее подходящее место, согласовать их пути… Все это заняло много времени. – Вы говорили, что Наиля – ключ от клетки для хищников. Информация, которая оказалась в ее руках, могла спасти ее народ? – Случай, на который люди так часто ссылаются, есть не что иное, как реализация одной вероятности из множества. Чем вероятность ниже, тем менее возможной кажется ее реализация, однако же она не равна нулю. Всеми брошенная Наиля, должно быть, считала, что ее жизнь ничего не значит, как и жизни ее родителей. И тем не менее будущее свободного мира и миллиардов людей зависело именно от них троих. – Почему же? – Потому что ее отец сумел вывести ее из гетто, потому что ее мать по неслучайному стечению обстоятельств получила важнейшую информацию. Потому что они приняли страшное решение, которое кто-то счел бы слишком рискованным, но правильнее назвать его отважным, ведь они не могли быть уверены в успехе. Я многому у них научилась. Они не пытались ничего просчитать и доверились надежде. Надеяться – значит проявлять отвагу. Что же до Наили, то судьба сделала ее посланницей, и жизненно важно было, чтобы она добралась до места назначения. День десятый, Лондон Переписка с «Группой» повергла Дженис в пучину раздумий. Журналистка решила перечитать свои записи в одиночестве. Что-то ускользало от нее, и она снова принялась мысленно прокручивать разговоры с Ноа: на террасе кафе, когда подруга заметила в ее блокноте эмблему ПСИОП; в саду дома престарелых в Тель-а-Шомере. Не там ли Ноа упомянула имя Гольдциг? Что за человек этот приближенный израильского премьера, какую роль он играет в кругу тех, против кого она борется? Кое-кто мог бы ей подсказать. Она давно должна была позвонить своему главному редактору и отчитаться о ходе расследования. Эфрон наверняка с ума сходит от бешенства. Набирая его номер, она приготовилась к потоку упреков и поспорила сама с собой, что он будет орать не меньше пяти минут, прежде чем даст ей вставить хоть словечко. Но проиграла. – Чего тебе нужно? – спросил он, приняв звонок. – Хочу рассказать, как у меня дела. – Дженис, прошу тебя, только не мне. Я жду твоего звонка уже четыре дня. – У меня не было ни минуты покоя. Что тебе известно о некоем Гольдциге? – Что ты ни при каких обстоятельствах не должна к нему приближаться. – Почему? – Для тебя это слишком крупная рыба. – Ты что, хочешь этим меня убедить сделать ровно наоборот? – Забавно, но нет, не в этот раз. Я серьезно, Дженис, это опасный человек, а его окружение еще опаснее. Эти люди не церемонятся с теми, кто проявляет слишком сильный интерес к их делам. – Каким делам?