Юлия опускается на больничную койку, уставившись при этом в пустоту. Она вспоминает Пальму, где у нее была возможность начать все сначала. Завести новых друзей, от которых она была вынуждена отказаться, когда год на Майорке закончился. Теперь она время от времени контактирует с некоторыми из них, и никто из них не знает, через что она на самом деле прошла. Она не может рассказать об этом. Она хотела бы уехать из Броммы и больше никогда не возвращаться. Взрослый человек может переехать, но у нее нет никакого права распоряжаться своей собственной жизнью. А главное, ей не с кем поговорить. Раздается легкий стук в дверь, и в палату заглядывает невысокая женщина, которую Юлия раньше не видела. – Я тебя разбудила? – интересуется она. Юлия качает головой. Женщина поправляет свою темно-зеленую кофту и идет к кровати. Она представляется как Сирпа. Психолог. – Можно мне присесть? – спрашивает она, кивая головой в сторону кресла. Что должна ответить Юлия? Ей здесь не нужен психолог, но она ведь не может просто прогнать ее. Сирпа садится, не получив ответа. Комната сжимается, и люминесцентная лампа на потолке мигает, как в фильме ужасов. Сирпа не выглядит намного старше Юлии. У нее довольно приятное лицо с добрыми темными глазами. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Сирпа. – Я даже не знаю, что мне ответить, – выдавливает из себя Юлия, но лишь потому, что она вежливая и воспитанная. Голова просто разрывается от головной боли. – Все, что ты мне расскажешь, останется между нами, – говорит Сирпа. – Я здесь ради тебя и чтобы понять, требуется ли моя помощь. Хорошо? – Мм… – Юлия не знает, куда отвести свой взгляд. – Можно ведь начать с того, чем ты любишь заниматься в свободное время, не так ли? – предлагает Сирпа. Юлия предается воспоминаниям о том, что было до Пальмы. Она думает о легкой атлетике, фигурном катании, друзьях, обо всем этом веселом и простом. Обо всем том, чего больше у нее нет. – Я не знаю… Сирпа пытается выдавить из себя улыбку. – Может быть, ты занимаешься каким-нибудь видом спорта или играешь на музыкальном инструменте? – Уже нет… – Какая жалость, – отвечает Сирпа. – А чем ты увлекалась раньше? Юлия кратко рассказывает свою историю, а затем отводит взгляд. – Как зовут твоих друзей? Этот вопрос как удар ножом по открытой ране. Юлия закрывает глаза и откидывается на свою маленькую подушку. – Что бы ни тяготило тебя, я думаю, что можно найти решение проблемы, – констатирует Сирпа. – Но для этого тебе нужно начать говорить. Хорошо? Юлия взвешивает все «за» и «против» и понимает, что у нее нет выбора. Единственный способ перебороть эту боль – это сказать правду. Она принимает решение дать Сирпе шанс. – Я не хотела совершать самоубийство, это был несчастный случай, – говорит она. – Но мама и папа не верят мне. Сирпа кивает и призывает Юлию продолжить рассказ. Она невольно испытывает облегчение, рассказывая о случившемся, пускай и начинает дрожать, когда разговор доходит до худшего. О том, когда Лив говорит ей лечь на пути. Она все еще чувствует холод рельс на своей шее. Юлия не смогла заставить свое тело подчиняться, когда захотела встать – она окоченела, как это бывает с жертвами во время изнасилования. Просто ужасающе отвратительно. Затем она сорвалась. Юлия начинает плакать, но это ее совсем не заботит. Сирпа осторожно смотрит на часы. – Хорошо, что ты поделилась этим. Увидимся завтра и продолжим наш разговор, – говорит она и встает. – А до тех пор береги себя. Это что, все? Юлия наблюдает за тем, как психолог покидает палату, и начинает сожалеть о том, что она что-то сказала. Сирпа все расскажет папе и маме. Ее самый большой страх состоял в том, что ей могут не поверить. Боль в голове усиливается, и Юлия задается вопросом, как долго она сможет это выдержать. Почему с ней происходит все это? Она понятия не имеет, что делать. Единственное, что ей приходит в голову, – это листать ленту на мобильном телефоне, несмотря на то что она боится того, с чем может столкнуться. Юлия не знает, что хуже всего: то, что никто не пытается с ней связаться и не интересуется тем, как она себя чувствует, или то, что Лив могла выкинуть что-то новенькое. Она заходит в свои любимые приложения и видит, что ее отметили в одном из постов в Инстаграме. Загорается небольшая надежда, что кто-то решил обратить на нее внимание и посочувствовать. Юлия заходит во вкладку тегов и задается вопросом, что это на фотке. Запястье? Затем она видит, что на руке есть что-то еще, красная линия. Глубокий разрез. 30 На служебный телефон Эммы поступает звонок, и она отвечает на него. Собеседница на другом конце провода будто запыхалась. Возможно, она на пробежке или куда-то спешит. – Это Ребекка. Вы пытались со мной связаться. Моя смена в больнице как раз подошла к концу. Ребекка была последним человеком в списке, который мог подтвердить алиби Софии. – Здравствуйте, – говорит Эмма. – Это касается убийства Петера Линда. – Так, хорошо, – отвечает Ребекка и, кажется, делает паузу, чтобы восстановить дыхание. – Чем я могу вам помочь? – Я перейду прямо к сути, – говорит Эмма. – Что вы делали вечером во вторник, ровно неделю назад? Эмма слышит в трубке сигнал машины. – Вы сказали вторник? Так, минутку, мне нужно проверить свой календарь, – говорит она и начинает ковыряться в телефоне. – Я тут как дурочка стою у пешеходного перехода. Так, посмотрим… В этот день я встречалась с Софией. Ах, вот почему вы спрашиваете, да? – Скажите, пожалуйста, когда и где вы виделись, – спрашивает Эмма. – Мы собирались перекусить и выпить бокальчик вина в Rival, но Софии было достаточно просто минеральной воды. Черт, совпадает с показаниями Софии. По ее словам, они с Ребеккой ужинали в Rival, а затем где-то в 9 часов вечера направились домой. – В поведении Софии было что-то необычное? – Едва мы начали есть, как ей кто-то позвонил по телефону, и ей пришлось уйти. Эмма застывает. – О чем же был разговор? – Я не знаю, но она вдруг начала торопиться. – Когда по времени это было, хотя бы приблизительно? – Так, я могу проверить, потому что сразу же после этого она отправила мне СМС и извинилась за внезапный уход, – отвечает Ребекка. – Подождите-ка секундочку… В половине седьмого. – И вы уверены в этом? – На все сто, – отвечает Ребекка, но все еще колеблется. – Я сказала что-то странное? Я не хочу как-то подставлять Софию. – Что вы имеете в виду? – Со всеми этими заботами, которые свалились на нее из-за Петера… Потом еще и Фредрик, который внезапно появился в ее жизни и начал помогать. Она стала очень чувствительной. Ребекка – как открытая книга, теперь нужно лишь, чтобы она не поняла, что говорит о тех вещах, о которых еще не говорила София. Эмме приходится подыграть ей. Крилле появляется в дверном проеме, и Эмма сразу же подносит указательный палец к губам, чтобы дать ему понять: ее не стоит прерывать. – И правда, даже до его исчезновения много всего случилось, – наигранно говорит Эмма. – Действительно, со всей этой свадьбой и прочим… – отвечает Ребекка. – Но теперь им пришлось все это отложить, и я их понимаю. – О чем вы? – восклицает Эмма, не задумываясь о сказанном. Ребекка приходит в себя. – Мне нужно идти. – Стойте, подождите! – Но Ребекка уже положила трубку. Эмма пытается вновь позвонить ей, но безуспешно. – Черт побери, – говорит она, размахивая руками в сторону Крилле. – Я только что разговаривала с подругой Софии. Что-то не совпадает. Мы упустили довольно важный фактор, когда были у нее. Свадебные каталоги были нужны не для свадьбы Софии и Петера.