Он побледнел, явно считая, что рядом с его жилищем поселилась злобная душа, кивнул и, сцапав сына за воротник, втащил того в дом, захлопнув за собой дверь. На крыше произошли некоторые изменения. Рядом с мальчишкой сидело Пугало и кидалось набранными камушками в ругающегося внизу Проповедника. — Не учи ребёнка дурному, — попросил я того. — Это я учу?! Господи Иисусе! Ты посмотри, чему его учит этот страшила! — завопил Проповедник, потрясая кулаками. — Привет, — сказал я ребёнку. — Не обращай на него внимания. Он не так плох, как кажется. Вблизи мальчик выглядел ещё более бледным и худеньким. Вокруг голубых глаз залегли синие круги, рубашка с одного бока намокла от крови, и было видно, как под ней выпирает сломанное ребро. Мне стало ужасно жаль его. Порой я начинаю сокрушаться, что могу лишь забирать неприкаянные души, но не могу возвратить им полноценную жизнь. Не уверен, что даже Бог на такое способен. — Я знаю, кто вы, — произнёс он. — Светлый страж. — Кто? — опешил я. — Светлый страж, — решительно повторил он. — Мне про вас рассказывали. Те. Другие. Которые сейчас ушли. Вы убиваете лишь злых из нас. Остальным не стоит бояться вашего кинжала. Если только они не попросят вас об этом сами. Пугало одарило меня заинтересованным взглядом, а я пытался прийти в себя. Не знал, что я настолько прославлен среди душ. — Хочешь попросить? — осторожно спросил я у него. Он поёжился, словно от сквозняка, потом сказал: — Я заблудился. Говорят, там хорошо. Лучше, чем здесь. И не так больно по ночам. Я никогда не слышал, чтобы им было больно. Это что-то новенькое. — Я не знаю, как там, приятель. Он вздохнул и перестал об этом говорить. — Мне нужна помощь, — сказал я. — Расскажешь, куда ушли другие? — Их прогнали. Меня тоже хотели прогнать, но я быстро бегаю. — Его синие губы улыбнулись. — Как прогнали? — не понял я. Он нарисовал в воздухе нечто похожее на морского конька. Фигуру. Общее изгнание из места. Я знал, что это такое. — Большой был рисунок? — быстро спросил я. — Ага. — Ты видел, кто его рисовал? — Человек в красных туфлях. Одного такого я знал. Выходит, у господина Александра есть таланты и опыт настоящего стража. — Потом ты его встречал? — Ага. Встречал. — Мальчишка болтал ногами, поглядывая по сторонам, и было видно, что разговор ему не слишком интересен. — Позавчера. Он рисовал другие знаки. — Какие? — На месяц похож. Узкий. Вот такой. — Движением тонкого пальца он попытался воспроизвести изображение. — Только здесь словно вырез. А тут вот такая вот штука. Внутренне я похолодел. Фигурой эта «штука» не была. Я видел её в университетских книгах во время обучения своему ремеслу. И однажды мы обсуждали её с Герой. Всё гораздо серьёзнее, чем можно было предположить. Пугало, увидев контур рисунка, едва не сверзилось вниз, на Проповедника, околачивающегося на улице. — Где он её рисовал? — стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, спросил я. — Вон там. — Мальчишка показал пальцем на восток. — Прямо на крыше. Он меня не заметил. — Спасибо, — поблагодарил я его. Крыша была очень приметная. Да и само здание тоже. Собор Святого Николая. Судя по часам на Цветочной площади, было без четверти двенадцать. Всего пятнадцать минут оставалось жить епископу Урбану, а так же всем, кто слушает его в соборе. Я не был уверен, что успею хоть что-то сделать, но попытаться стоило. Мне пришлось мчаться сквозь толпу, запрудившую улицы, распихивая всех локтями. В спину неслись ругательства и проклятия. Поняв, что этой дорогой я успею только для того, чтобы увидеть, как из церкви выносят погибших, я бросился в узкое переплетение улиц, переулков и задворков старого города. Я худо-бедно помнил путь и знал, что, если свернуть на приметном перекрёстке, возле угловатого дома, в котором скрывалась аптека, можно выскочить к стене северного нефа огромного собора. Шум центральных улиц на какое-то время стих, я слышал лишь своё тяжёлое дыхание. Проповедник и Пугало давно отстали. Людей становилось всё меньше и меньше, зато, свернув за аптекой с запылённой витриной и подняв голову вверх, я увидел звонницу на фоне неба, зажатого с двух сторон высокими стенами домов, жмущихся друг к другу в узком переулке. Бегущих следом за мной я услышал, только когда остановился, чтобы перевести дух. Двое господ в шапках зажиточных горожан без всяких экивоков обнажили стилеты и бросились на меня. Это была очень досадная задержка. Я поднырнул под руку со стилетом, разворачиваясь, полоснул нападавшего кинжалом по рёбрам, разрывая его подбитую ватой щегольскую куртку. Второй господин ткнул меня обратным хватом, я ответил ложным ударом с финтом, и он, закрывая шею и надключичную ямку, открыл подмышку, чем я и воспользовался. Раненый тонко взвизгнул, отскочил к стене и сполз по ней, зажимая рукой хлещущую кровь. Его товарищ, несмотря на глубокий порез на правом боку, атаковал меня снова. Я блокировал его локоть предплечьем и, используя вражескую руку, как рычаг, отправил противника в полёт к стене, затем припечатав лицом к ней же. Кинжал мелькнул у него под коленом, и больше я мог не думать о том, что эта парочка станет для меня помехой. Вот только появилась другая препона. Господин Александр, на этот раз одетый просто и неброско, закрывал мне дорогу к церкви. С ним были ещё четверо. У всех в руках арбалеты. Я, сам того не желая, быстро оглянулся назад, но переулок был слишком длинный, чтобы они в меня не попали. Магистр Ордена, заметив моё движение, дружелюбно улыбнулся: — Вы ведь не думали, что мы не будем за вами следить, господин Нормайенн? Право, мне кажется, я зря говорил вам о ростовщике, который копит, но не может потратить. Memento mori [11]. — Очень ловкой была идея поднять кладбище, — сказал я. — Епископ не мог мимо такого проехать и оказался в ловушке, которую вы для него устроили. И души вы прогнали тоже ловко. На тот случай, если какой-нибудь страж что-нибудь от них узнает. — Ну у нас получилось не со всеми. Но это уже неважно. — Он дал знак арбалетчикам выйти вперёд. — Последнее слово. — Вселить тварь в колокол тоже было прекрасной идеей, но Церковь вам этого не простит. — Нам? — делано удивился он. — А при чём здесь мы? Это всё колдуны и ведьмы. А быть может, благородные, не слишком довольные епископом? Пусть Церковь и князь спрашивают с них. Хотя… Вы знаете, Людвиг, я начинаю думать, что здесь замешаны стражи душ. Одного как раз подстрелят сегодня. В этот момент на них сверху упало Пугало. Эффект был почище появления Дьявола во плоти в благочестивом монастыре непорочных малиссок. Правда, отсутствовали гром, молнии, адское пламя и вонь серы. Но всё равно впечатляюще. Страшный серп рассёк господину Александру, единственному из тех, кто мог его видеть, левую ногу от бедра до стопы. Я прыгнул в сторону и перекатился по грязной мостовой, и два болта с шелестом пролетели мимо. Больше не стреляли, потому что старина Пугало устроил кровавую жатву. Ничего не понимающие люди падали на алую от крови мостовую с рассечёнными шеями и распоротыми животами. Александр, приподнявшись на локте, ударил в одушевлённого серым облаком, тот пошатнулся, несколько соломинок в его шляпе закрутились, словно от сильной жары. Потом Пугало подошло к раненому и одним широким движением острого серпа отрубило тому голову. А затем с удовольствием улеглось в кровь. Я ему не мешал, потому что уже нёсся по переулку. Выскочил к церкви, бросился вдоль её стены к центральной площади. Впереди было настоящее столпотворение. Стражники и люди в приметных рясах Псов Господних. — Остановите молитву! — заорал я. — Остановите молитву! Не заметить и не услышать меня было довольно сложно. Двое крепких парней с бритыми затылками, по недоразумению обряженных в рясы, обернулись. Один попытался схватить меня своей похожей на лопату лапищей за шиворот, но я увернулся от него, врезался в корпус другого, да так, что тот охнул и отступил на шаг. Но свой успех я развить не успел. В моей голове зазвучала церковная музыка, ноги стали ватными, и я рухнул на колени, словно собирался прочесть молитву. Мне тут же скрутил руки один из монахов, я открыл рот, но пудовый кулак второго врезался мне в живот. Совершенно ненужная мера. Я и так лишился возможности говорить. Язык просто прилип к моему небу. Быстро подошёл человек в тёмно-коричневой рясе старшего инквизитора, тот самый, что ударил по мне своей благочестивой магией, процедил сквозь зубы: — Утащите смутьяна подальше. — Эй, глядите-ка! — сказал тот, что двинул меня, прекратив свой оперативный обыск. Он протянул мой кинжал старшему инквизитору: — Кажись, страж. Колокол пробил двенадцать, и я застонал от отчаянья. Инквизитор, совсем ещё молодой парень, наклонился ко мне и сказал быстро, чётко, не спуская с меня взгляда: — Говори, страж. Но если закричишь… — Остановите молитву. На крыше собора символ Ведьминого яра, а в колоколе — тёмная тварь. Надо отдать должное этому священнику. Он не сомневался, не медлил, не расспрашивал подробности. Бросился к центральным воротам, где всё было запружено народом, но я уже понимал, что поздно. Он не успеет. Один из монахов побежал вместе с ним, другой остался со мной, всё ещё стальной хваткой держа меня под локоть, на хитром болевом. — Пусти! — сказал я, видя, как из-за угла появляется окровавленное и очень довольное собой Пугало. — Это надо остановить прежде, чем сюда налетят души со всего княжества. Он заворчал, но, слыша, как дружно, в один голос, ахнула толпа у входа в собор, понял, что там всё же что-то происходит, и отпустил меня. Я бы мог ему сказать, что ворота собора, скорее всего, стремительно зарастают кирпичом, но он уже и сам видел, как это происходит с витражными окнами и маленькими калитками. Я вырвал из его рук свой кинжал и кинулся туда, где из стены торчали вбитые стальные скобы. Лез я как заправский матрос, и Пугало, следившее за мной снизу, становилось всё меньше и меньше. Колокол бил, не переставая, и было понятно, что подчиняется он отнюдь не воле звонаря. Его громкий гул разносился по всему Виону, и мне казалось, что с каждым ударом я рассыпаюсь, словно песочный домик. Ведьмин яр — высшая магия колдунов. Огромный, требующий колоссальных сил, времени и точности написания символ, созданный лишь для того, чтобы призвать к тому месту, где он нарисован, как можно больше злобных душ. Колокол, в который вселили нечисть (и глупости то, что действительно крупная нечисть боится колокольного звона), служит в данном случае призывом. Идеальное убийство. И страшное. Все, кто сейчас находится в соборе, обречены. Потому что церковная магия слишком медлительна, чтобы справиться с душами, которые хлынут из мрака. Именно поэтому подобными сущностями занимаемся мы, стражи. Набат грохнул над головой так, что я оглох. На кураже я забрался выше всех городских зданий, исключая шпили соборов и церквей. В отличие от Проповедника, я не боялся высоты, а то бы уже давно грохнулся вниз. Опоры здесь почти никакой не было, а скобы успели проржаветь. Я бы с радостью поменял этот путь на тот, что должен проходить внутри собора, по спиральной лестнице, ведущей прямо на звонницу. Но выбирать не приходилось.