— Ну твоя бывшая подружка, — не сдался он. — Устроюсь сзади, в корзине, где возят багаж. Ваше общество меня порядком утомило. Кожаные сиденья с мягкими спинками оказались чрезвычайно удобны. Я уселся напротив Геры и сказал: — Человек видит Пугало, и его это нисколько не смущает. — Он не человек. Полукровка. В предках были копняки [37], поэтому у него есть возможность видеть невидимое и управлять этими лошадьми. Мы выехали из города и свернули с тракта на просёлочную дорогу. Разбитую и грязную. — Кому принадлежит карета? — Хозяину бала, разумеется. Он рассылает не только приглашения, но и транспорт. Герцог Элиас Войский. Слышал о таком? — Конечно. Четвёртый брат короля Бьюргона. Не знал, что он балуется колдовством. — Прилично говорить, что он занимается алхимией, астрологией и математикой. Никакого колдовства, это не пристало потомку такой благородной ветви. Да. Очень благородная. Захудалые бароны, устроившие сто пятьдесят лет назад восстание, свергнувшие слабовольного короля и создавшие новую династию. Умные, жестокие, идущие к своей цели, но никак не благородные. Они не могли похвастаться своим родством со старыми фамилиями и никогда не являлись даже самыми дальними претендентами на престол. — Замок в их собственности? — Я бы не сказала. Кобнэк — странное место. Иногда он принимает их, иногда — нет. У него долгая история, а скала, на которой стоит крепость, ещё помнит кровавые ритуалы прошлых верований и первых людей и нелюдей Бьюргона. На что ты смотришь, Синеглазый? — На тебя. Прекрасно выглядишь. На ней было великолепное вечернее платье из ослепительно-белого материала, похожего на шёлк. Удивительно-целомудренное, без всяких вырезов, с высоким воротником и длинными рукавами с лёгким кружевом на манжетах — оно между тем притягивало взор к её фигуре. Конечно же в наряде не обошлось без алого — тонкая нитка бус, серьги и кольцо были украшены рубинами. — Спасибо, — улыбнулась она. — Платье сшили кветы. — Духи-паучата? — удивился я. — Я считал, что они — вымысел. — Они помогают только ведьмам, и то если хорошенько попросить. Твой камзол, кстати говоря, тоже они делали. Тебе он идёт. Жаль, что ты не взял шпагу. — Это было бы смешно — я и шпага. Смотрелось бы очень нелепо, особенно оттого, что я не умею её носить. Достаточно кинжала. Гертруда хотела возразить, но тут раздался протяжный леденящий душу вопль, от которого в моих жилах почти застыла кровь. — Не думала, что его глотка способна на такой подвиг, — хладнокровно заметила колдунья. Проповедник между тем издал новый вопль, ещё более жуткий, чем прежний. Я выглянул в окно: — А я всё думал, как мы доберёмся до Бьюргона из Фирвальдена. Ну… во всяком случае, это лучше, чем лететь на метле. Земля медленно удалялась, широкий тракт сузился, превратился в полоску, запетлявшую меж грязных квадратов мокрых полей и серо-жёлтых пятен вечерних рощ. В отдалении промелькнула деревушка — серо-коричневые крыши, плетни, водяная мельница, кладбище. Промелькнула и сгинула за холмами, будто её и не было. — Я не знала, что он боится высоты, — сказала Гера, прислушиваясь к богохульствам Проповедника, которые тут же подхватывал ветер. — Боится, — сказал я, распахнул дверцу, схватился залакированную ручку и, опасно высунувшись наружу, крикнул ему: — Если хочешь, лезь к нам! — Это твой самый подлый поступок, Людвиг! А всё потому, что ты связался с гадкой ведьмой! Чтоб её черти взяли! — донёсся отчаянный ответ. — Понятно, — сказал я самому себе, захлопнул дверь и пояснил Гере: — Он решил путешествовать с ветерком. — Я слышала. — Её глаза были нехорошо прищурены. — Черти взяли? Я не отправляю его туда, где ему самое место, только потому, что ты меня об этом попросил. Тебе повезло приручить самую бесполезную и отвратительную из всех существующих душ, Синеглазый. — Он не так уж плох, если к нему привыкнуть, — спокойно отозвался я. — А насчёт чертей… Проповедник несколько испуган, а когда он испуган, то его язык — главный его враг. Страж хмыкнула, прислушалась к крикам: — Главное, чтобы он не стал нашим врагом. Его вопли слышны на небесах, мы поднялись к ним достаточно близко. Как бы нас не поразили молнией из-за старого дурака. В тоне Гертруды не слышалось тревоги, из чего я заключил, что её фразы — риторические. Минут через десять Проповедник выдохся и заткнулся, а может, просто привык к полёту на волшебной карете. Деревья стали совсем крошечными, земля отдалилась ещё сильнее и укуталась в пелену бледной дымки собирающегося тумана. Мы повернули на северо-запад, что было очень разумно, так как тем самым карета избегала пролёта над крупными городами, где, в отличие от необжитой местности, обязательно кто-нибудь задерёт голову к небу и увидит чертовщину. Следующие часы мы летели со всё увеличивающейся скоростью, пейзаж за окном менялся с пугающей быстротой. Реки, озёра, холмы, леса, деревни, городки и дороги исчезали позади, едва успев показаться на глаза. Трижды мы влетали в непроглядный туман — низкие дождевые облака, и тогда по стёклам ползли капли. — Хотела поговорить с тобой насчёт Солезино, — сказала Гера. — Я весь внимание, — без всякого энтузиазма отозвался я. — Тебя могут спросить, что произошло в городе. Постарайся уклониться от прямых ответов. Я подозрительно посмотрел на неё: — Кто может знать об этом? Впрочем, о чём это я! Вокруг полно ведьм и колдунов. Другой вопрос — какое им дело до всего этого? — Я не знаю, это была рекомендация из Братства. Как я поняла, они пытаются скрыть факт существования той души, с которой ты так ловко справился. Со словом «ловко» страж явно загнула. После той авантюры я четыре дня лежал пластом. Да и Шуко чувствовал себя не лучше. — Мне кажется, магистры опасаются, что в случившемся могут обвинить Братство. — Гертруда подалась ко мне, перейдя на шёпот. — Мы знаем природу душ лучше, чем все остальные. Орден Праведности несколько раз пытался заикаться о том, что стражи умеют управлять тёмными душами. Если общественность узнает, что эпидемия юстирского пота началась из-за души, Братству не избежать вопросов и подозрений. Можем и не отмыться, даже если обвинения будут звучать нелепо и глупо. — Соглашусь с тобой. Толпа в такие сказки верит. Она кивнула, закусила губу и сказала: — Я должна кое в чём признаться. Не хочу тебя ставить перед фактом, когда всё случится. Я еду на бал не только ради веселья… Хочу украсть одну вещь. — Ты меня изумляешь, — после недолгого молчания выговорил я. — Что это? Сердце летучей мыши или горсть сушёных лягушачьих глаз? — Тебе плохо удаётся ирония, Синеглазый. Мне надо стащить душу, и это не моя прихоть, а приказ магистров. — Могу ли я узнать подробности? — Она живёт в Кобнэке достаточно долго. Стражи узнали о ней двадцать лет назад, но никто не смог туда попасть. Четырежды пытались пройти через Кайзервальд, просто разведать, но никто так и не вернулся, погибнув или в лесу, или в замке. Только теперь у Братства появилась возможность проникнуть в Кобнэк. Это первый бал, который проводят здесь, и следующего случая, возможно, придётся ждать ещё двадцать лет. — И для этого, разумеется, нужен страж с колдовской кровью, других туда не позовут. — Мне не нравилось то, что могло случиться. — Ты тоже там будешь, пускай и благодаря мне. Высший круг приглашённых имеет такое право — привести с собой спутника или спутницу. Дело всё в том, что никто из стражей не справится с поручением. Здесь потребуется не только наш природный дар, но и умение колдовать. — Что такого в душе, которая так нужна магистрам? — Мне не сказали. Но Войские прячут её от всех, перевезя из столицы в замок с помощью колдовства. Она знает тайны, которые могут быть полезны Братству. — Дай догадаюсь. Бьюргон планирует заключить военный союз с Прогансу против герцогства Удальн. Войским это жизненно необходимо, а Прогансу, где мы вне закона, настаивает, чтобы Бьюргон перестал нас признавать. Арденау рискует оказаться в изоляции, а это для нас очень невыгодно. Магистры желают помешать образованию союза? Гера просто кивнула. — Я бы поступил точно так же, но шантаж королевской династии (если есть, чем шантажировать, разумеется) может выйти боком. — Зависит от того, какую информацию смогут вытянуть у души. Короли рано или поздно уходят, Людвиг, — жёстко сказала она. — Династии имеют неприятную особенность — вымирать. А стражи, люди с даром, будут появляться всегда. Если сейчас проявить слабость, дать правителям объединиться ради войн и захвата земель, другие могут последовать их примеру. Никто не хочет платить нам за нашу работу. Уже сейчас многие считают, что мы бесполезны, потому что мало кто способен увидеть результат. Когда нам не дадут работать, душ, застрявших здесь, разведётся, как саранчи во время Господней кары. А Церковь не справится с таким потоком, потому что их дело гонять бесов и ведьм, а не невидимых сущностей. Мир изменится, погрязнет в ужасе и боли разъярённых тёмных, и даже мы тогда не справимся. Я понимал, о чём она говорит. Мы, стражи, поддерживаем хоть какое-то равновесие, умудряясь отправлять тёмных тварей в небытие, но нас слишком мало, и если их станет больше — наших кинжалов на всех не хватит. — Что требуется от меня? — Прикрыть мне спину, когда начнётся заварушка. А до того момента веселиться и держать ушки на макушке. Спасибо, что ты со мной поехал. Я лишь улыбнулся. Хотя небо и оставалось светлым, на нём уже было полно звёзд, а вот внизу достаточно стемнело, чтобы вся земля превратилась в непроглядную чёрную кляксу. Поэтому огромное, пульсирующее пламя костра я увидел издалека. — Смотри, — привлёк я внимание Геры. — Начинается шабаш на Сальной горе. А вон там, видишь искорку, праздник на Яблоневом холме. Настало время ведьм. Это уж точно. Огни вспыхивали далеко внизу, словно путеводные маяки. На берегу широченной реки, приглашая вылезти из воды тинников и топлян; на старом кладбище возле заброшенной деревни; на лесной опушке, окружённой со всех сторон мрачными, искорёженными тьмой деревьями. И, разумеется, они загорались на холмах и горах. Я насчитал больше двадцати пульсирующих точек. — Никогда не видел такого? — шепнула мне Гера. Я отрицательно покачал головой: