– Только что тебя не волновала щетина! Здесь мыши! – А сейчас я умылся и понял, что похож на ежа! – донеслось из ванной. – Мыши? Ты о чем? Грызун икнул, сел на задние лапы и свистнул. А я вдруг сообразила, что животные, как и люди, не понимают фраз на иностранном языке. Мышка из Бургштайна не владеет русским. Нужно найти доходчивые слова на немецком. Я вполне прилично изъясняюсь на этом языке, но сейчас, как назло, все заученные в школе слова вылетели из головы. Мышь плотоядно потерла лапки. – Гуттен аппетит! – вырвалось у меня. – Ихь либе буттер мит брот[7]. Грызун разинул пасть и зевнул. Я замерла. Так, ошибочка вышла: я пожелала обезумевшему животному хорошего аппетита, а следовало сказать: «Мышь, пошла вон!» Я набрала полную грудь воздуха и гаркнула: – Геен вир шпацирен?[8] Незваная гостья издала странный, похожий на пощелкивание звук, потом повернула морду к краю постели и сделала совершенно человеческий жест, помахав одной лапкой. Мы так приветствуем в толпе знакомого. Я глянула в ту же сторону и чуть не потеряла сознание. По простыне карабкалось много серых комков. Моя уже знакомая хвостатая гостья была исполнена родственных чувств: обнаружив в номере гостиницы даму, покрытую взбитыми сливками, она пригласила полакомиться всех членов своей многочисленной семьи. – Мама! – заорала я, швыряя в наступающую армию подушкой. – Ой, мамочка! Дверь в ванную распахнулась, на пороге в облаке пара появился страшно довольный, розовый после купания Юра. – Ну? – игриво спросил он. – Где мой тортик? Эй, что с тобой? – Неужели не видишь? – чуть не зарыдала я. – Мыши! – Где? – подпрыгнул Шумаков. – На кровати, – простонала я, – они жрут наши сливки. Юра быстро шмыгнул в ванную и закрыл дверь. Меня охватило негодование. – Ты куда? – Сейчас выйду, – сдавленно ответил Юра, – а ты пока позови Аладдина, он обязан прогнать эту мерзость! – Но я голая! – справедливо возразила я. – Набрось пеньюар, – донеслось из санузла. – Ты боишься полевок? – осенило меня. – Нет, – быстро соврал Юра, – я не испугаюсь даже разъяренного носорога, просто никак не могу найти одежду. Я стала спихивать ногами мышей на пол. Они возмущались, гневно пищали и залезали обратно. С одной стороны, я их отлично понимала, мне тоже не очень понравится, если кто-то оттолкнет меня от вкусного торта, с другой – я не собиралась служить кормушкой для отвязных домовых паразитов. – Почему ты не зовешь чертового Аладдина? – крикнул Шумаков. Я схватила со спинки кровати скользкий халат, набросила на липкие плечи и нажала на звонок. – О повелительница моей… – затянул волшебник, влетая в номер. Закончить фразу Аладдин не смог, на секунду он примолк, потом обморочным голосом произнес: – Кто это? – Не видишь? – ехидно спросила я, стряхивая очередную партию мышей на ковер. – Милые крошки! Теперь я, наконец, поняла, почему этот номер называется «Восточный зоопарк»! Немедленно убери их! – Дорогая, сейчас приду к тебе на помощь, – загудел из ванной Шумаков, – через пару минут! – Ванда, Ванда! – завизжал Аладдин и выбежал из номера. Я горько вздохнула. Послушать мужчин, так все они Джеймсы Бонды и охотники на диких слонов. Вот только разъяренные африканские животные не бродят по улицам Москвы или Бургштайна. Мы не столкнемся с носорогом на Тверской, у Шумакова не будет возможности продемонстрировать свое умение владеть копьем. Остается лишь верить ему на слово и полагать, что он непременно затопчет гиппопотама, который ринется на госпожу Тараканову около Центрального телеграфа. Но сейчас мы имеем вполне конкретных мышей, и где мой рыцарь без страха и упрека? Забился в санузел, делая вид, что ищет халат! Да за то время, что он торчит у рукомойника, можно успеть сшить новый! Вот так живешь с мужчиной, полагаешь, что хорошо его изучила, а он начинает совершать удивительные поступки! Летит на одну ночь в другую страну, делает красивый, романтический жест и… удирает прочь, оставив объект своего обожания на растерзание полевкам! Дверь номера распахнулась без стука, в комнату вплыла женщина лет сорока, под мышкой она несла жирного кота. – Вы уж простите, но эти мыши! – воскликнула она. – Они зимой, в особенности в декабре, всегда лезут в отель. Ваш номер расположен на первом этаже, поэтому грызуны его и атакуют. В следующий раз просите комнату повыше. – Непременно, – пробормотала я, глядя, как котяра апатично зевает. Что-то не похож он на грозного охотника. Тетка шлепнула мурлыку на ковер. – Мартин, проснись! – Мр-р-р, – лениво протянул родственник тигра. Мыши кинулись врассыпную. – Надеюсь, они не вернутся! – обрадовалась я. Администратор подняла Мартина, который успел мирно задремать на паласе. – Хотите совет? Не пользуйтесь ни сливками, ни печеньем, ни шоколадом. Полевок привлекает запах еды. Лучше закажите костюм из латекса или обсыпьтесь розовыми лепестками. – О моя повелительница, – заканючил из коридора Аладдин, – я готов исполнить любое твое желание! – Исчезни! – приказала я. – Трус! Из ванной выглянул Юра. В руках он держал мочалку на длинной ручке. – Где эти гады? – сурово осведомился он. – Я им сейчас покажу! Мне стало смешно: – Дорогой, с грызунами справился Мартин. Впрочем, ему не пришлось ничего делать, наглые гости испугались одного вида меланхоличного котяры. – Я никак не мог найти халат, – оправдывался Юра, – его спрятали в дальний шкаф, запихнули фиг знает куда! – Вовсе нет, – заспорил из-за двери, опасаясь войти в номер, Аладдин, – он всегда на стене висит, сбоку от джакузи, прямо на глазах. И тут у меня совершенно неожиданно зазвонил телефон. Кто может беспокоить человека за полночь? Если мобильный оживает в это время в Москве, жди беды. Правда, сейчас на дисплее высветился номер Бургштайна, но мне все равно стало не по себе. – Алло? – хрипло сказала я. – Вилочка, – зашептали из трубки, – я не успела с тобой побеседовать. – Кто это? – спросила я, наблюдая краем глаза, как горничная с котом покидают номер. – Раиса, – ответили из телефона, – ты меня не узнала? – Будешь богатой, – по привычке сказала я и насторожилась, – что-то случилось? – Анатолий пропал, ты сама сказала, – залепетала Раечка. – Он испугался за мое здоровье и убежал! – Нелогично получается. Если волнуешься о жене, нужно остаться, чтобы ей помочь, – не удержалась я от ядовитого замечания. – Ты не понимаешь, – начала защищать супруга Рая, – у Толечки крайне нервная душевная организация. Он безумно страдает, если я заболеваю. Муж не может видеть кровь, панически боится чужого обморока. То есть он с такой силой сопереживает вам, что вынужден быстро удалиться. Иначе сам лишится чувств. – Понятно, – пробормотала я, – вот бедняга! Его стоит пожалеть! – Умоляю! – зашептала Раиса. – Я тут сижу взаперти. В клинике тюремные порядки! Медсестры блокируют двери в коридор, выйти нет ни малейшей возможности! К сожалению, я не обзавелась добрыми подругами, к которым могу обратиться с деликатной просьбой. Вся надежда на тебя. Извини за беспокойство, но, правда, никого больше у меня нет. Из телефона послышалось тихое всхлипывание, у меня сжалось сердце. – Раечка, скорей говори, что делать! – Я знаю, где находится Толя, – еле слышно произнесла она, – муж в минуту стресса всегда удаляется в старый домик. – Старый домик? – повторила я. Рая зачастила словами: – До приобретения коттеджа мы жили в небольшом, но очень уютном особнячке, он находится рядом с домом Ольги. Анатолию там нравилось, место укромное, за нашим участком протекала река, соседей нет. Толечка очень хотел остаться в «Розовом приюте», такое имя носит домик, но я настояла на переезде. Понимаешь, «Розовый приют» крошечный особнячок. Там кухонька, две комнатушки, чуланчик, а Толе нужны кабинет и спальня. Я хотела, чтобы ему было комфортно, вот и подыскала новое жилье. Есть еще одно обстоятельство, мешавшее нам навсегда остаться в «Розовом приюте». Дом принадлежит Борису, он жил в нем один, но потом к нему Волковы приехали, начали бизнес, в особняке стало трое жильцов. Вскоре у них появились деньги, они купили просторный дом, а «Розовый приют» сейчас необитаем. Ни Волковы, ни Борис давно туда не заглядывают, хотя до него легко дойти пешком через лесочек. Но Борис не расстанется с домом, он сентиментален, хотя успешно скрывает эту черту своего характера от окружающих. Огромное спасибо Оле за то, что пустила нас с Толей в «Розовый приют», мы там жили бесплатно. Только нельзя ведь бесконечно пользоваться чужой щедростью, вот мы и переехали. Но с той поры, если у Толечки стресс, он удаляется в домишко и в полном одиночестве восстанавливает там свои силы. Оля знает о его привычке и не возражает, все равно там никого нет. Вдруг с Анатолием приключилась беда? Он такой неприспособленный! Ранимый! Вилка, милая, умоляю, проверь наше прежнее жилье! Я посмотрела на часы.