Из каждой поездки мисс привозила большие коробки и тюки разнообразных сувениров: войлочных удавов, латунные тазы, статуи с собачьими головами, которые были размером с ребёнка, двухметровые раскрашенные клетки для птиц. Мисс Корица очень любила путешествовать. Она любила наполнять свой дом удивительными предметами. Её глобус напоминал игольницу. Но в какой-то момент эти путешествия стали похожи на побеги. Время шло, и чем больше её дом наполнялся удивительными вещами, тем пустыннее было у неё на душе, и она не знала почему. В конце концов это закончилось тем, что, если у мисс Корицы спросили бы о том, в каких местах ей удалось побывать и какие чудеса повидать, она ничего не смогла бы ответить. Чем дальше она путешествовала, тем сильнее чувствовала, что ей не хватает чего-то важного. Из последней поездки мисс Корица привезла только портсигар с обитающим в нём Эрнесто Монтсьеррой, да и то только потому, что портсигар поместился в кармане её платья. С тех пор мисс Корица больше никогда не путешествовала. Она закрыла двери своего чудесного дома и сделала это очень решительно. Нам важно знать про мисс Корицу то, что в своей жизни она решительно закрывала очень много дверей, но иногда при этом забывала кое-что с другой стороны. Глава 2, в которой выясняется, что графы не обязательно аристократы У веснушчатых девочек были имена – Сюзанна и Анна-Лиза. Фамилия их мамы когда-то была Петтерссон, но Сюзанна и Анна-Лиза всегда носили фамилию Крейви, что означает «граф». Эта звучная фамилия может произвести такое впечатление, что в роду веснушчатых девочек течёт голубая кровь. Но если она и текла, то вся расплескалась во время Дубинной войны[1]. Так что Сюзанна и Анна-Лиза уже не были аристократками. Они сами всего лишь раз видели аристократа, но очень издалека, так что это не точно. Это могла быть и обычная деревенская старушка, которая возвращалась домой. Сюзанна, Анна-Лиза и Пекка Петтерссон были родственниками. В центре зимнего сада бил маленький фонтанчик. Вода в нём приятно журчала. Крейви сидели на его бортике по обе стороны от Пекки Петтерссона. Сюзанна, которая была старше, а значит, главнее, говорила с Пеккой о том, как все они появились на крыльце дома мисс Корицы. – Но разве это, по-твоему, не странно? – спросила Сюзанна. («Что? Что не странно?» – спросим мы, поскольку мы появились в зимнем саду посреди разговора и не знаем, о чём Пекка и Сюзанна говорили до этого.) – Разве, по-твоему, не странно, что дом вдруг просто возник из воздуха? – занудно повторила Сюзанна. (Как же нам повезло, что Сюзанна такая нудная, ведь благодаря этому мы знаем, о чём речь! Но постойте-ка. Что значит «дом просто появился из воздуха?» Разве он не стоял всё это время на высоком холме в далёкой деревушке? Нас обманули? Действительно, всё это как-то странно!) Пекка шмыгнул носом. Он, как вы помните, всё ещё был потрясён встречей с Эрнесто, последовавшей так скоро после обморока. К тому же голова у него раскалывалась, как будто по ней ударили топором. – Я об этом как-то не думал, – неохотно сказал Пекка, – я искал Смелость. Увидел её следы перед домом и подумал, что она зашла внутрь. Сюзанна сверкнула глазами. – Ой, забудь ты про свою Смелость, глупенький! Мы говорили о доме! – Только Смелость имеет значение! – проворчал Пекка. Сюзанна протянула руку и больно ущипнула брата за щёку. Анна-Лиза Крейви в отличие от сестры говорила редко. Она не была ни дерзкой, ни озорной, ни грубой. У неё было меньше веснушек, чем у сестры, и не такие рыжие волосы. У неё не было горячего желания найти какое-то большое чувство, как у Пекки Петтерссона. Вместо этих по-своему замечательных качеств у Анны-Лизы был талант наблюдателя. Например, когда ночь опустилась на зимний сад, она сразу заметила, что в промежуток между двумя ночами не поместился день. Ночи следовали одна за другой, а солнце лишь на пару минут показалось на небе, как забывший слова актёр, который выглядывает из-за ширмы в зал и говорит: «Не вздумайте кидать в меня гнилые помидоры! Я вам не мишень!» Остальные же ничего не заметили. Но из-за того, что Анна-Лиза была на два года младше Пекки Петтерссона, на пять лет младше Сюзанны и бог знает на сколько лет младше мисс Корицы и призрака Эрнесто, никто не стал слушать её лепет о каких-то повторяющихся ночах. Люди редко слушают маленьких детей. Люди редко слушают тех, кто видит больше, чем они сами. Зато они охотно слушают тех, у кого высокий рост или громкий голос. Как у мисс Корицы. – Как не стыдно так себя вести? – завопила она, когда Сюзанна ущипнула Пекку, и тот заверещал как недорезанный поросёнок. Мисс Корица обращалась к ним обоим. Невоспитанность этих детей, захвативших её дом, переходила все границы. – Вот ты! Девочка! Мисс Корица погрозила указательным пальцем в сторону Сюзанны. Но та только вздёрнула подбородок и посмотрела на мисс Корицу сквозь густые ресницы. – А что я сделала? – грубо ответила она и, как дети часто поступают в таких случаях, показала пальцем на Пекку. – Это он во всём виноват! – Нет, ты виновата! – заорал Пекка. – Нет, не я! – Почему вы всегда… – начала мисс Корица, но вдруг резко захлопнула рот. Последние слова пришли откуда-то извне, словно эхо или словно призраки слов. Она ведь даже не знает этих детей. Они просто появились на её пороге. Мисс Корица нахмурила лоб, поджала губы и сказала: – Это было очень некрасиво! – Вы не можете мне указывать! – заявила Сюзанна таким высокомерным тоном, что можно было догадаться, что её предки точно были когда-то графами. – Вы ведь не моя мама! – продолжила она. Обезьяны следили за перепалкой, сложив губы трубочкой. Дом мисс Корицы был полон теней прошлого, и обезьянам казалось, что в точности такой же разговор уже происходил здесь бесчисленное количество раз. Воздух прямо-таки трещал от воспоминаний о подобных сценах. Но мисс Корица ничего такого не заметила. – Твоя мама? О чём ты? Слава богу, что я не она! Мне даже не интересно знать, что вам от меня нужно. Просто отправляйтесь к себе домой! Тут мисс Корица беспокойно посмотрела во двор сквозь прозрачную стену зимнего сада. Там снаружи солнце взошло и тут же опустилось за горизонт. Мисс Корица ещё не забыла, что приличные взрослые не выгоняют даже очень противных детей из дому на ночь глядя (прямо в пасть к тиграм). Поэтому она добавила: – Как только наступит утро. «Но оно не наступит!» – подумала Анна-Лиза, но вслух сказала своим тоненьким голосом: – Я уже немножко хочу спать! – Я уже очень сильно хочу спать! – тут же громко сказала Сюзанна, делая вид, будто не слышала, что сказала сестра. Якобы это пришло ей в голову абсолютно самостоятельно. – И я хочу. Но не знаю, засну ли… – произнёс Пекка, – без Смелости. Сюзанна грозно посмотрела на брата. – Но нужно ещё решить, где вас разместить, – сказала мисс Корица. – Не могут же дети спать в зимнем саду. В конце последней фразы мисс повысила голос, как будто это был вопрос. Если бы она не считала себя очень воспитанной женщиной, то, пожалуй, уложила бы детей на коврике у порога. Оттуда их было бы проще всего выпихнуть утром из дома. «Это было бы очень неприлично? – размышляла она про себя. – Или всего-навсего практично?» Эрнесто ненадолго оставил в покое свои усы, поднял указательный палец и вежливо кашлянул: – М-может быть, дети могли бы отдохнуть в пустых спальнях на третьем этаже? Так одним неосторожным жестом Эрнесто разрушил мечты мисс Корицы устроить детей поближе к входной двери. Она развернулась на каблуках и уставилась на привидение. Её глаза сверкнули от гнева. Бедный призрак разрывался между ужасом и восторгом от неожиданного внимания. – Это совершенно невозможно! Эти комнаты заняты, они нужны для… – мисс Корица замолчала. Она бы не вспомнила даже под пытками, для чего или для кого предназначались те комнаты на третьем этаже. В очень старых домах бывает так, что всё просто устроено определённым образом, но даже сами хозяева не могут сказать, почему оно так устроено. – Хорошо! – сказал Эрнесто и улыбнулся. И обезьяны улыбнулись. Только мисс Корица не улыбнулась. – Значит, решено! Детей положим на третьем этаже. Прежде чем мисс Корица успела что-то возразить, обезьяны подхватили детей под руки и потащили их к дверям. Когда шумная ватага детей и обезьян покидала зимний сад, мисс Корица лишь безнадёжно прокричала им вслед: – Н-но это только до рассвета! Однако за окнами чудесного дома одна ночь сменяла другую, и менялись они всё быстрее и быстрее. Время продолжало свои фокусы, а дом потихоньку сжимался. Но никто этого не замечал, кроме Анны-Лизы и обезьян. – Забавно, правда? – сказала Анна-Лиза сопровождающей её обезьяне в шляпе Дориана. – Если утро никогда не наступит, то мисс не сможет выгнать нас отсюда. Обезьяна (это был никакой не Дориан, а Моисей) важно кивнула, раскатала губу по десне, как это обезьяны обычно делают, и сказала: