Жан-Антуан покивал. С противоположной стороны этажа донеслась ругань Питера Тида. – Пойду, проверю, как он, да пора бы нам выбираться отсюда, – сказала Эйлин. Они вместе посмотрели на портрет. Мошенница стала уходить первой. – Вы расскажете ему про Чарли? – спросил Жан-Антуан. Эйлин задержалась на выходе. – Лихим Малым это не нужно. Они будут верить, что Чарли когда-нибудь вернется, и их унылая воровская жизнь вновь наполнится безрассудством и прибылью. Но если узнают правду, поймут, что он не сможет вернуться, – Эйлин указала на портрет Джилкриста и его жены блестящими от слез глазами. – Чарли ведь на самом деле волшебник, а не разбойник. А этот джентльмен на портрете всего лишь доктор. – А что же теперь будет с вашей жизнью? – Не беспокойтесь. Уж я-то лучше стою на ногах в этом мире, чем вы, – хлестко отозвалась Эйлин. – Я хотел спросить, как вы держитесь? – поспешно исправился Жан-Антуан. Она вытерла рукой слезу, поспешно и словно стыдясь своей слабости. Стыдясь перед самой собой. Ответ был очевиден и оттого подчеркивал бессмысленность вопроса, но ему не суждено было прозвучать. Разворачиваясь в дверях, Эйлин лишь поторопила Жана-Антуана: – Пойдем. Мы собирались встретиться с Капитаном и парнями у Нгао Энга. И вышла так порывисто и неровно, что француз все понял. Ей не было до него дела. Она хотела поговорить с кем-то о портрете. Скрывшись за стеной, Эйлин больше не могла сдерживаться от разъедающего ее чувства, от надрывной дрожи, вызванной почти физической болью. Она могла бы этого не делать, но мыслями она сознательно обращалась в неведомую ледяную могилу, каковой для Чарли сделалась река, в то скрытое от познания остальных мгновение, когда разбойник понял, что умрет, и в следующее мгновение, когда раненного и скованного цепью его потянуло на дно. Ей казалось, что это был ее единственный шанс хоть как-то облегчить последние минуты жизни разбойника. Облегчить его одиночество. Спустя несколько минут Жан-Антуан, Питер и Эйлин стали выбираться из этого места. Дневной свет, падающий через разбитое окно в крыше над атриумом, подчеркивал разрушение, учиненное в доме. Доставал из тьмы ту болезненную тщательность, с которой джентльмен с красными конвертами месяцами работал над переоборудованием здания в ловушку, покоящуюся в затопленной шахте, подобно смертной ране, блестящей в самом сердце дома. Дневной свет приоткрывал тайну о жизни Чарли и Аделины в неизвестности минувшего. Жан-Антуан верил, что эта тайна всегда будет связывать его с Эйлин. Но не таким образом, как желал бы его романтичный ум. По пути к выходу мошенница с отторжением и ненавистью к инженеру осматривала вертикальные рельсы, проложенные для лифта по восточной и западной стене, места, где лестничные пролеты были отделены от этажей и помещены в клетку, отверстия в полах для протяжки цепей и тросов с противовесами. Его полные жажды мести труды стерли остатки прошлого, сохранившегося со времен, когда Чарли был счастлив. И за это она ненавидела его, даже не понимая до конца, кем он был и почему хотел убить Чарли, почему хотел умереть сам. Какое бы зло ни жгло его внутри, он забрал у нее Чарли. Поэтому она надеялась, что он умер первый. Глядя на порождение кошмара, в который превратился этот дом волей инженера, она поняла, что желает, чтобы джентльмен с красными конвертами умер раньше Чарли. Чтобы разбойник увидел это. Тогда бы Чарли победил. Пусть и большой ценой, тогда бы справедливость победила. Уходя, Питер хмуро оглянулся посмотреть на брешь в южной стене. В стремлении одеть что-нибудь сухое, сам того не зная, он взял теплый сюртук и цилиндр, когда-то принадлежавшие Чарли, и оттого выглядел нелепо. Сюртук обтянул его как пингвина, шов на широкой спине Питера разошелся, рукава наоборот были длинноваты, а цилиндр хоть Питер и натянул его поглубже, все равно качался из стороны в сторону. В руке он держал полотенце, которое недавно стащил с головы. Потянув носом и, в последний раз окинув взглядом дыру в столовой, он осторожно зашагал по кованым прутьям крыши клетки, в нескольких дюймах под которыми плескалась толща воды глубиной в три этажа. Жан-Антуан, пробиваясь сквозь толпу, старался не смотреть на лица людей, столпившихся вокруг в оцепенении от вида вдавившегося, откинувшегося назад дома. Он замечал только темные богатые одежды, да обрывки фраз, произнесенных с глубочайшим потрясением. Ему сложно было представить их удивление, когда жители Стрэнда увидели его, Питера и Эйлин, выбирающихся из парадной двери. Одно он знал точно, этот дом либо навсегда изменит облик улицы, заставляя лондонцев вспоминать о своем старом владельце, либо в скорости здесь построят новый дом, и со временем о сегодняшней диковине забудут. Но даже если это случится, Жан-Антуан не забудет ни Чарли, ни событий, которые здесь произошли. В этом он себе поклялся. К Нгао Энгу они пришли первые. Погода быстро портилась. Ветер трепал навесы и лотки китайского рынка. Капитана и их друзей у Нгао еще не было. Сам Нгао Энг как всегда был молчалив в унисон со спокойной и размеренной обстановкой в его жилище. Он поджигал какие-то благовония в одной из дымящихся розовато-серым дымом курильниц с драконами, развешанных по комнате. Курильницы были единственными предметами, не соответствовавшими интерьеру обычного английского дома, в котором жил Нгао. Очевидно из-за Эйлин, он оказал им более теплый прием, чем в прошлый раз. Питера он усадил в кресло возле старого кривого камина и вскоре принес ему дымящуюся кружку чая. Питер принюхался и с недоверием заглянул в кружку. – Что это такое? – буркнул он. – Специальный чай, чтобы согреться. И не заболеть, – протягивая кружку, объяснил Нгао. – Чтоб согреться? Тащи сюда что-нибудь покрепче кипятка и трав. – А я, пожалуй, не откажусь от чая, – вызвался Жан-Антуан, потянувшись за кружкой. Уставший и сонный, он вцепился пальцами в теплые стенки кружки и сделал несколько глотков, отстраненно переводя взгляд с Питера, зябко потирающего руками, на Эйлин, молча стоящую у окна и глядящую в одну точку во внутреннем дворе, и на Нгао Энга, доставшего темную бутылку из шкафчика, заполненного всевозможными банками и свертками неизвестного назначения. Лишь в очередной раз сделав глоток, Жан-Антуан вырвался из размытого круговорота своих мыслей и обратил внимание на странный пряный вкус и жжение во рту. Он закашлялся и с сомнением опустил глаза к светлой жидкости в своих руках. Тем временем китаец готовил напиток для Питера. На дне темной бутылки, из которой Нгао наливал напиток, явно что-то плавало. Сначала Жан-Антуан принял это за ветку. Питер ничего не заметил, он просто одобрительно покивал, когда отпил глоток и тут же побагровел, будто хватил огня. Отпив еще немного, Питер плеснул спиртного себе на руку и стал растирать шею и грудь. Когда Нгао Энг убирал темную бутылку, на просвете огня в камине, как показалось Жану-Антуану, он увидел голову змеи в бутылке, но осмыслить или хотя бы удивиться этому не смог. Он просто нахмурил брови и уставился на беззаботно попивающего Питера. Разговаривали мало. В основном Эйлин и Нгао. Понимавший, что в городе произошло что-то значимое и неизвестное ему, заметно было, что Нгао крайне любопытны события минувшей ночи, но вопросов он почти не задавал, а если и спрашивал о чем-то, то не впрямую. Эйлин рассказала ему только о гибели Щенка и Чарли, не вдаваясь в подробности. Понять, сочувствует Нгао или остается равнодушным, представлялось невозможным. Пространную витиеватую фразу, которую он произнес в утешение Эйлин, мошенница приняла с благодарностью, а Питер переварил с трудом и угрюмо переглянулся с французом. Они прождали Лихих Малых до позднего вечера. Солнце скрылось так же быстро, как и появилось, ему на смену пришла ревущая в переулках Восточного Лондона вьюга. Постепенно дымка от курильниц становилась все гуще. В комнате были слышны отголоски криков с закрывающегося рынка, треск огня в камине и прерывистый храп Питера. – Однажды я слышал фамилию Сканлан, но не счел их опасными людьми, – сказал Нгао. – В этом городе водятся собаки и покрупнее. Жан-Антуан часто думал о том, что Эйлин надеется увидеть не только воров, но и Чарли. Однако никто уже не знал, кого они увидят. Ни Капитан, ни Десять Кулаков, ни Рыжий с Крысой не появились. Предчувствия закрадывались самые плохие. У Сканлана могло быть много друзей под стать ему с самыми низменными наклонностями, на какие не способны даже животные. По сравнению с высоким риском кровавого исхода, чем для Лихих Малых могла обернуться их месть, исчезновение Чарли в водах Темзы впервые за этот день показалось Жану-Антуану почти мирным концом. И все же противоестественным. Почти таким же противоестественным, как его странное отрешение и неспособность дать своему эмоциональному состоянию трезвую оценку. За все время француз ни разу не вклинился в короткие разговоры Эйлин и Нгао. Он просто прислушивался к ее голосу, чарующему произношению, потому как знал, что вскорости больше не услышит и не увидит Эйлин. Постепенно сползая в своем кресле и погружаясь в смутное состояние дремоты на грани сна и бодрствования, Жан-Антуан переживал сменяющие друг друга легкость и беспокойство. Груз пережитого то забывался, то вновь наваливался на него и он отчаянно силился решить неразрешимые задачи, спасти кого-то, до кого не мог добраться, а потом его что-то разбудило. Очнулся он в полумраке из-за ссоры в комнате, а когда открыл глаза, понял, что это и не ссора вовсе. Один из людей Нгао на китайском о чем-то докладывал своему покровителю. Нгао слушал внимательно и неудовлетворенно хмурился. Когда тот закончил рассказывать, Нгао кивнул и в задумчивости отвернулся, а незнакомый китаец вышел. Все еще обдумывая услышанное, Нгао острыми глазами обвел комнату и затем повернул голову к Эйлин, словно оценивая ее реакцию на то, что она сейчас узнает. – Весьма неопределенная история с твоими друзьями, Эйлин, – произнес Нгао. – Где они? – спокойно спросила мошенница. – Что там произошло? – Имен нет. Есть только цифры. – В каком смысле, цифры? – вырвалось у Жана-Антуана. Нгао не ответил, он продолжил обращаться к Эйлин: – По всему восточному Лондону расходятся слухи о немалой драке. Говорят, бойня была. Да такая, что завтра о ней в газетах напишут на диву богачам. Участвовало человек двадцать. Нескольких зарубили. Точное количество убитых неизвестно. Оставшихся полицейские разнимали не меньше часа. Их всех бросили гнить в тюрьме, но один сбежал сразу, как началась полицейская облава. Кажется, теперь понятно, почему, несмотря на ваш уговор, твои друзья так и не пришли сюда, Эйлин. – Так что же, они в тюрьме? – возмутился Жан-Антуан. – Они же всего лишь… всего лишь… – Отомстить за Щенка хотели, да, – подал голос проснувшийся Питер и почесал затылок, сдвинув цилиндр. – Что-то совсем скверным образом все обернулось. – Они в лучшем случае в тюрьме, – подтвердила Эйлин. – Но ведь кто-то с кем-то дрался, когда подоспели полицейские, – сказал Жан-Антуан. – Значит, кто-то выжил. – Для полицейских это значит совсем другое, – пробурчал Питер. – Значит, есть кого вешать. – Не обязательно, – возразил Нгао Энг. – Это откуда ж такие радостные перспективы? – осведомился Питер. – Задайтесь вопросом, а часто ли вы наблюдали висельников в последнее время, мистер? – вопросительно поднял брови Нгао. Питер выпрямился в кресле и сел удобнее. – Ну, это… нет, наверное. Ну, теперь-то уж точно будет на что… Нгао выставил указательный палец: – Пусть и не столь масштабные, подобные случаи происходят здесь постоянно. Убивают, грабят. Гораздо чаще, чем в петлю закона пролазит очередная голова. – И что это значит? – спросил Жан-Антуан. Глаза Нгао таинственно блеснули в полумраке задымленной комнаты. Друзья в напряжении ждали, когда он заговорит. – Ходят кое-какие слухи, – медленно произнес он. – Что за слухи? – спросил Питер. – О заключенных. Якобы с недавних пор из тюрем в больших количествах стали пропадать свежие и еще не изморившиеся от неволи заключенные, в своих преступлениях отличившиеся особой силой, жестокостью или выносливостью. – В каком смысле, пропадать? – почуяв подтекст, насторожилась Эйлин. Подобное никак не укладывалось в ее привычные понимания всего, что касается тюрем. А уж в этом она немного разбиралась. – Кто-то забирает их оттуда. Неизвестно, кто. Неизвестно, как и по какой причине. Но факт в том, что кому-то понадобились крепкие сильные люди и, кем бы ни был этот «кто-то», он не хочет, чтобы об этом знал народ, поэтому не ходит по улицам, нанимая людей и оставляя после себя много следов. А кроме того, совершенно очевидно, что тюремщики знают о происходящем и тревогу не бьют. Ни среди своих, ни перед начальством. Следовательно, к этому причастен кто-то, наделенный властью. Известный всем тюремщикам. – Дивные слухи. И кто же их распускает? – голос Эйлин наполнился прежним азартом. Рассказ Нгао зародил искру любопытства в цепком уме мошенницы. – А если, допустим, сами заключенные? Видевшие и слышавшие нечто странное в темных стенах своих узилищ самолично. Это заставило бы нас прислушаться к ним или разувериться в их правдивости? – ответил Нгао, притворно улыбнувшись. – Хорошо, допустим, это правда, – предположила Эйлин и вопросительно взглянула на Нгао, давая ему возможность продолжить свою мысль. – Если все правда, это означает, что если хотя бы половина из того, что согласно рассказам очевидцев, произошло сегодня во время бойни ваших друзей с этим Сканланом и его шайкой, то участники этой бойни вряд ли надолго задержатся под присмотром тюремщиков. – И что? Мы должны радоваться, думая, что наши друзья теперь совсем исчезнут? – проворчал Питер. – А если их в рабство продадут? Нгао Энг покачал головой: – Даже если и так, в чем я лично сомневаюсь, это в любом случае указывает на то, что они останутся в живых, в относительной степени окажутся на свободе и при желании их можно будет найти. Питер сначала нахмурился, себе под нос, повторяя только что прозвучавшие преимущества, появляющиеся при подобных обстоятельствах, потом, хмуро хмыкнул. – Но, поскольку, как я уже сказал, я сомневаюсь, что дело здесь в простой торговле людьми, попытка найти ваших друзей окажется намного более непростым и неожиданным предприятием. Если, разумеется, вы надумаете их искать, – предупредил Нгао. – Время позднее. Сегодня вам нужно отдохнуть и все обдумать. – Их дом сожгли, – сказала Эйлин, глянув в сторону Жана-Антуана и Питера. – Думаю, я найду, где их временно разместить, – заверил Нгао и позвал свою сестру. Девушка с длинными черными волосами, с которой Жан-Антуан уже виделся, когда они были у Нгао в прошлый раз, бесшумно появилась на пороге.