– А знаешь, почему у меня получилось? Потому что я тебе доверяю, – и она поцеловала меня около рта. Тут меня что-то словно кольнуло. Она мне доверяет. Конечно, эти дурацкие мои страхи не могли исчезнуть так быстро, и вот они снова на горизонте. Я опять стал думать, что вдруг я обману ее доверие и всё такое. Но потом мы снова поцеловались, и я уже стал забывать обо всём. Рассветало очень медленно, а мы лежали на моей рубашке и смотрели в небо. Спускаться было еще смешнее. Конечно, быстрее, чем подниматься, но час точно прошел. Я проводил Женю и домой вернулся, когда было уже совсем светло. Остаться с ней она снова не позволила, и я не особо настаивал, потому что сам еще был не готов. У меня еще было с чем разобраться, и торопиться не хотелось. Хотя по вечерам уже появилась какая-то тоска. Неужели я нашел свое спасение? Я заснул совершенно счастливый. Проспал бы еще целый день, если бы не мощный стук маминого кулака в мою дверь. – И как это называется?! – мама кричала, а я не мог понять, что происходит. Ее волосы были растрепаны, а на теле мято висел халат, из-под которого виднелись пижамные штаны с собачками. – В смысле? – Не ожидала, что ты можешь сделать это за моей спиной, совсем не ожидала, – в ее голосе было столько отчаяния, что мне стало плохо. Я подумал, что она всё узнала насчет письма, ведь я не успел ей вчера всё рассказать. Я зашел в гостиную и увидел, что там стоит какой-то мужчина. По-видимому, это был мой отец. Высокий. С неопрятными волосами до плеч и совершенно усталый. – Кто это? – на всякий случай спросил я у мамы, стоя перед ней и мужчиной в одних боксерках. – А ты как думаешь?! Твой отец! Еще скажи, что ты не писал ему письмо! – А что ты тут делаешь, пап? – Привет, Саш, – его жестикуляция была какой-то ускоренной. – Ты же написал, что хотел бы поговорить со мной. Вот я и прилетел. Знаешь, по-моему, это неправильно, что мама не дает нам поговорить. Иди оденься, поговорим. – Иди оденься, – передразнила его мама. – Приехал тут и распоряжается чужими детьми! Вы посмотрите на него! А ты, – повернулась она ко мне, – ты чего молчишь? Как ты мог отправить письмо за моей спиной? – Вы мне дадите одеться или нет? – я вернулся в комнату, напялил майку, шорты и пошел в ванную. Мне было неприятно, что отец застал меня врасплох. Не предупредив. Когда я был в одних трусах. Но еще неприятнее было то, что я не успел сказать маман про письмо. Я чистил зубы и нервничал. Даже задел десну, и из нее появилась кровь, которая потом стекла в раковину вместе с зубной пастой. Когда вернулся в гостиную, отец сидел в кресле, а мать – на своей монументальной софе. Ее лицо совсем раскраснелось. Я сел в другое кресло и уставился на отца. – Давай куда-нибудь сходим, поговорим, Саш. Я думаю, нам есть что сказать друг другу, – отец говорил осторожно, как будто боялся меня спугнуть. – Я даже не знаю. Почему ты не предупредил, что приедешь? – я задавал вопросы, чтобы выиграть время и решить, о чем вообще я буду с ним разговаривать и надо ли мне это. – Мам, ты как? Отпускаешь меня? – Почему-то, когда ты писал ему письмо, тебя не интересовало мое мнение! Катитесь вы куда хотите, оба одинаковые. Что один, что другой! – она ушла в комнату и хлопнула дверью. – Ну что, пойдем? – спросил отец. – Мама как раз успокоится пока. Я наспех оделся, и мы вышли из дома. Я даже не знал, как вести себя с отцом, ведь у меня его никогда не было. То есть он был теоретически, а практически мне некого было подержать за руку. И из детского сада меня забирали какие-то мамины друзья, а не отец, если мама не успевала с работы. – Куда пойдем? – Не знаю. Да какая разница, – я всё еще тянул время. – Есть тут у вас какой-нибудь хороший ресторанчик, м? – его «тут у вас» меня совсем разозлило. Это значило, что он совсем разделяет нас с мамой и себя. – «Тут у нас» хорошие ресторанчики есть. – Ну, тогда веди меня туда, – улыбнулся он. На самом деле мне было всё равно, куда идти. Но раз ему хочется в ресторан, пусть будет ресторан. Надо дать ему шанс искупить свою вину, хотя бы в виде оплаты счета в приличном месте. Мне почему-то хотелось язвить и язвить. Мы зашли в итальянский ресторан и сели у окна. Когда-то давно я водил сюда одну из своих девушек, и мы сидели на этом самом месте. Я люблю сидеть в кафе у окна. В этом что-то есть. Это похоже на шпионство какое-то. Наверное, поэтому я люблю фотографировать из окна, когда меня никто не видит. Отец заказал красного вина и пасту. Я не мог даже думать о еде. Решил, что просто выпью вина, хотя он пытался навязать мне какие-то вкусные, по его мнению, штуки. – Ты писал, что у тебя проблемы с девушками, – начал он, когда официантка принесла нам вина. – Да, проблемы. И ты прекрасно знаешь почему, – я хотел бы говорить с ним на более приятных тонах, но у меня не получалось. Честно говоря, я был немного рад его видеть, но меня не отпускало чувство обиды за нас с мамой. Мы сидели в дорогом ресторане, а мама раньше в таких по ночам посуду мыла, чтобы нас прокормить. Когда я раньше представлял нашу встречу с отцом, думал, это будет более драматично, что ли. Человеку всегда представляется всё страшнее, чем оно есть. Воображаем мы хорошо, а вот режиссеры мы фиговые. – Давай, не упрямься, объясни. – А что объяснять? Я всё уже тебе написал. Мне психолог сказал, что наш разговор должен как-то помочь мне, вот только я не вижу, чем именно. – Честно говоря, я тоже. Но раз он так сказал, значит, что-то в этом есть. Может, нам вместе к психологу сходить? – он разливал вино по бокалам, а я никак не мог привыкнуть к его лицу, поэтому уставился в окно. Есть ли что-то похожее в наших лицах? Пока я ничего такого не находил. – Нет, я думаю, мы и без него справимся. Зачем нам кого-то третьего вмешивать? Ты меня боишься, что ли? – Нет, не боюсь. Я просто хочу, чтобы мы нормально поговорили. А вот ты продолжаешь язвить. Вино было действительно хорошим, жаль, что его приходилось пить в такой обстановке. Надо будет запомнить название и купить такое домой. – Может, всё-таки закажешь что-нибудь поесть? Ты же ничего не ел с утра. Почему родители так стремятся накормить своих детей? Когда им звонишь, они первым делом спрашивают, поел ли ты, как будто других проблем больше нет. На самом деле суть совсем не в еде. Это, наверное, тоже что-то первобытное, как и жить у моря. Раньше же было так – накормишь детенышей, и вроде всё в порядке. Вот и кормят. – Значит, как я понял, ты боишься начинать серьезные отношения с девушками, потому что думаешь, что ты их бросишь? – рассуждал отец, становясь всё более добродушным от поглощения пасты. – Да. И что-то мне подсказывает, что в этом есть и твоя вина. – Вина, конечно, есть, но, знаешь, я вот что тебе скажу. Каждый сам в ответе за свою жизнь. Твой дед, мой отец, ты его не помнишь… Так вот. Он был алкоголиком. Он даже один раз грабил магазин. Ты видишь, чтобы я пил и грабил магазины? Честно говоря, по темным кругам под глазами отца можно было заметить, что он периодически выпивает, но вот насчет грабить – это он прав. – Наверное, дед не бросал бабушку. – Он гулял только так. – Значит, мои гены вконец испорчены, – сказал я с усмешкой и допил первый бокал. – И не говори. Ты вон уже пьешь с утра. Пошел по накатанной. А если серьезно, то я хочу тебе помочь, только не знаю как. Твоя мать говорит, что я выставляю себя героем и приехал на всё готовое. Что-то в этом есть, но ведь лучше поздно, чем никогда, разве нет? – Вот откуда у меня эта дурацкая привычка – повторять всё время «разве нет?», – рассмеялся я. – Нет, мои гены точно испорчены. – Я правда хочу тебе помочь. – Почему ты нас тогда бросил? – Я был молод. Знаешь, я всегда думал, что буду известным. Когда мы с твоей мамой встретились, я играл в довольно популярной группе. Хорошо играл, меня всегда приглашали. В Софию я влюбился сразу. Я был очень счастлив эти два года с ней. Потом родился ты. Я очень хорошо запомнил этот момент. Я был рад, правда рад. Только мне стало страшно. Понимаешь, когда я видел, как София целыми днями занимается тобой, во мне появилась какая-то ревность. Она совсем не обращала на меня внимания. Но это я сейчас так говорю. Тогда я этого не понимал, что ребенку мать нужна постоянно, да и матери ребенок тоже. Мне казалась, что она потеряла ко мне интерес. Я подумал, что так будет всегда. Ну и… На одном из концертов я познакомился с Машей. Маша была фанаткой нашей группы, и она мной просто восхищалась. А мне тогда того и надо было. Твоя мать всё узнала. Она даже слушать меня не хотела. Я несколько раз пытался ее вернуть, но бесполезно. Честно говоря, к тому времени я, наверное, уже не любил ее. Я хотел видеть тебя, но она мне не разрешала. После Маши были и другие девушки. Я тогда был избалован вниманием. Хотел вам помочь, но у меня не было денег. Играл в группе, надеялся стать знаменитым. Известность всё не приходила, я был от тебя всё дальше. Отец ненадолго замолчал и выпил вина. – Ну а потом я просто взял и уехал, – продолжил он. – Мне здесь уже нечего было делать, понимаешь? К тебе было нельзя, а здесь всё напоминало о моих неудачах. – Ты просто сбежал, – вставил вдруг я. – Да. Наверное, ты прав. Я сбежал. Был тогда очень молод и не совсем понимал, что происходит. Ребенок, группа, расставание с Софией. Это тяжело мне далось. Я написал Софии письмо, где объяснил, что уезжаю, и дал свой адрес. Я сказал, что скоро стану известным в Москве и буду присылать ей и тебе какие-то деньги. Но особо известным я не стал. Денег не присылал. Тогда меня в Москве так закрутило, что я вообще забыл, кто я такой. – То есть, когда ты ушел, ты уже не любил маму? – мне не хотелось в это верить. Честно говоря, я думал, что отец все эти годы хоть немного страдал по маме и даже мечтал к ней вернуться, но оказалось, это только мои фантазии. – Нет, я уже разлюбил. У меня автоматически проскочила мысль, что если я не разлюблю Женю, то я ее не брошу. Не разлюблю – не брошу. Не разлюблю = не брошу. Я пытался выстроить равенство, чтобы доказать самому себе, что я не такой, как отец. – А сейчас кто-то есть у мамы? – А почему ты спрашиваешь? – Просто так. Ей нужна сильная рука. Не такая, как моя. – Периодически появляются какие-то хлыщи, но надолго не задерживаются. Вообще, я бы хотел, чтобы они с моим другом Максом подружились, но пока как-то так. Непонятно, что там у них. – Кто такой Макс? – Мой друг. Очень хороший. Он мне как отец. – Вот как. – Да, так.