– Прости, милый, я знала, что кто-нибудь да проговорится. Бедняжка Нед, мне так жаль! – Разве у ее отца есть право указывать ей, за кого идти замуж? – Отцы ждут, что их будут слушаться. Нам с твоим отцом не пришлось о таком беспокоиться. Будь у нас дочка… которая бы выжила… Нед понял, что она имела в виду. До Барни матушка родила двоих девочек. На кладбище с северной стороны собора имелись два крохотных надгробия, и Неду доводилось там бывать. – Женщина должна любить своего мужа, – убежденно сказал он. – Ты бы не заставляла свою дочь выходить за животное вроде Барта. – Может быть, сынок, может быть. – Что не так с этими людьми? – Сэр Реджинальд верит во власть и силу. Он мэр и думает, что дело олдермена[3] – принимать решения и требовать их исполнения. А когда мэром был твой отец, он говорил, что дело олдермена – править городом и служить городу. – Это одно и то же! – воскликнул Нед раздраженно. – Только разными словами! – Нет, – возразила матушка. – Это значит по-разному смотреть на мир. 2 – Я не выйду за Барта Ширинга! – сказала Марджери Фицджеральд своей матери. Марджери злилась и пребывала в расстроенных чувствах. Двенадцать долгих месяцев она ждала возвращения Неда, думала о нем каждый день, ей не терпелось снова увидеть его кривоватую улыбку и золотистые глаза; а сегодня она узнала от слуг, что Нед вернулся в Кингсбридж и даже заходил к ним домой, но никто ей не сообщил, и он ушел. Она злилась на свою семью за этот жестокий обман и плакала, давая выход бессильной ярости. – Я не прошу тебя стать женой виконта Ширинга прямо сегодня, – ответила леди Джейн. – Но прошу, чтобы ты с ним поговорила. Мать и дочь сидели в спальне Марджери. В уголке комнаты стоял prie-dieu, маленький складной алтарь, перед которым девушка преклоняла колени дважды день, лицом к распятию на стене, и считала молитвы по нитке резных бус слоновой кости. Прочая обстановка кричала о достатке семьи – широкая кровать под балдахином, с периной и богато расшитыми занавесями, большой, украшенный резьбой дубовый сундук для многочисленных платьев, гобелен, изображавший лес… Эта комната повидала за многие годы немало споров с матерью. Но теперь Марджери стала взрослой. Она не отличалась высоким ростом, но была все же выше и крепче своей крохотной, пусть и обладавшей неукротимым норовом родительницы, а потому никто не взялся бы утверждать, что выяснение отношений, дойди оно до рукоприкладства, непременно завершится победой леди Джейн и унижением Марджери. – Зачем? – кисло осведомилась дочь. – Он явится сюда ухаживать за мной. Если я заговорю с ним, он примет это за поощрение. А потом взбеленится пуще прежнего, когда узнает правду. – Ты могла бы проявить вежливость. Марджери окончательно расхотелось говорить о Барте. – Почему вы не сказали мне, что Нед вернулся? Вы меня обманули! – Я сама узнала, только когда он ушел. Один Ролло его видел. – Ну да! Значит, не ты велела ему перехватить Неда? – Дети должны поступать так, как велят им родители, – изрекла леди Джейн. – В Писании сказано: почитай отца твоего и мать твою, так заповедано Господом[4]. Всю жизнь, с самого детства, Марджери приходилось с этим бороться. Она знала, что Бог ждет от нее послушания, но росла своевольной бунтаркой, как часто говорили ей родители, и обнаружила, что быть праведной и послушной чрезвычайно тяжело. Однако если кто-либо указывал ей на недопустимость такого поведения, она признавала свою вину и каялась, ибо Божья воля была важнее всего на свете, и Марджери о том не забывала. – Прости, мама, – сказала она. – Ступай и поговори с Бартом, – повторила леди Джейн. – Хорошо. – Но прежде причешись, милая. Это замечание вновь заставило девушку взбрыкнуть. – С моей прической все в порядке! – бросила она и, прежде чем мать успела возразить, выскочила из комнаты. Барт ждал внизу, щеголяя новыми рейтузами соломенного оттенка. Он развлекался тем, что дразнил собаку – протягивал той кусок ветчины и отнимал руку в самый последний миг. Леди Джейн, спустившаяся следом за Марджери, распорядилась: – Отведи лорда Ширинга в библиотеку и покажи ему книги. – Книги? Он их терпеть не может! – Марджери! – Я с удовольствием посмотрю книги, – вмешался Барт. Марджери пожала плечами. – Тогда прошу. Вдвоем они двинулись в соседнюю комнату. Марджери нарочно оставила дверь открытой, но леди Джейн не торопилась присоединиться к дочери. Книги ее отца занимали три полки. – Господи боже, сколько их у вас! – восхитился Барт. – Целую жизнь придется потратить, чтобы прочесть. Книг в доме было около пяти десятков, куда больше, чем обычно встречалось за пределами университетов или храмовых библиотек. Они вдобавок служили свидетельством семейного достатка, и некоторые из них были на французском и на латыни. Марджери попыталась проявить радушие. – Вот «Стезя увеселений»[5], – сказала она, беря книгу на английском с полки. – Тебе может понравиться. Барт ухмыльнулся и придвинулся ближе. – Повеселиться я всегда не прочь, – поведал он, довольный собственным остроумием. Марджери отступила на шаг. – Это длинная поэма о рыцаре, который много учился. – А. – Барт мгновенно утратил интерес к книге. Поглядев на полку, он вытащил «Книгу о еде». – Вот это дело. Жена должна заботиться о том, чтобы муж хорошо ел, согласна? – Разумеется. – Марджери отчаянно старалась подыскать тему для разговора. Что вообще интересует Барта? Может, это? – Люди винят королеву в нашей войне с Францией. – А она-то чем провинилась? – Ну, болтают, что Испания с Францией сцепились из-за владений в Италии, Англия тут вообще ни при чем, а мы вмешались только потому, что королева Мария приходится женой королю Фелипе Испанскому[6] и вынуждена его поддерживать. Барт кивнул. – Жена во всем и всегда следует за мужем. – Потому-то девушкам надо быть разборчивее. – Увы, этот откровенный намек остался без внимания, и Марджери продолжила: – Поговаривают, что нашей королеве не стоило выходить замуж за чужеземного государя. – Довольно политики, – сказал Барт, очевидно уставший от этой темы. – Женщинам следует оставить эти дела своим мужьям. – У женщин столько обязанностей перед мужьями, – проговорила Марджери, понимая, что Барт не ощутит иронии в ее фразе. – Мы должны их кормить, подчиняться им, оставить им политику… Я рада, что у меня нет мужа. Так намного проще жить. – Но каждой женщине нужен мужчина. – Знаешь, давай поговорим о чем-нибудь еще. – Я серьезно. – Он зажмурился, словно сосредотачиваясь, а затем выдал короткую, заранее отрепетированную речь: – Ты самая красивая женщина на свете, и я люблю тебя. Пожалуйста, будь моей женой. – Нет! – воскликнула она, не сумев сдержаться. У Барта был озадаченный вид. Он не понимал, как ему теперь себя вести, потому что готовился, похоже, к совершенно другому ответу. Помолчав, он сказал: – Моя жена когда-нибудь станет графиней! – Тогда женись на той, кто жаждет этого всем сердцем. – А ты не хочешь? – Нет. – Марджери мысленно укорила себя за резкость. Придется говорить прямо, намеков он попросту не понимает. – Барт, ты сильный и привлекательный и очень храбрый, я уверена, но я никогда не смогу полюбить тебя. – На память снова пришел Нед; уж с ним-то ей ни разу не случалось мучиться в поисках повода для разговора. – Я выйду замуж за того, кто умен и заботлив и кто хочет, чтобы его жена была не просто старшей над служанками.