– Но при чем же здесь поэт? – решилась я подать голос. И тут же пожалела об этом: все сразу посмотрели на меня, словно я была в чем-то виновата. – Я просто хотела сказать, что в письме о нем нет ни одного худого слова. Это же не его вина, как кто к нему относился, – смутилась я, – а тот офицер, его убийца, ведь на самом деле был гомосексуалист. Я читала. Не надо было мне этого говорить! Аннушка взглянула на меня так, что я тут же вспомнила, как однажды в школе вывела бедную учительницу из себя. Сгоряча она даже дала мне подзатыльник… Нехорошо получилось. Вот и теперь: кто меня за язык тянул? Я смущенно замолчала, надеясь, что этим все и закончится. Но не тут-то было: встряла энтузиастка Галочка. Какой же она все-таки еще ребенок! – Тогда это станет сенсацией! – воскликнула она и с деловым видом отобрала у Ольги письмо. – Похоже на подлинник, – произнесла она. – Бумага с водяными знаками. Мы точно такую в делах разбирали, когда в архиве занимались. – Если письмо окажется подлинным, в чем я не совсем уверен, – тихо заметил антиквар, – его стоимость и цена самого столика возрастут неимоверно. – Это не имеет значения, – отрезала Анна Федоровна. – Ни на какую экспертизу я письмо не отправлю. Какая мерзость! Грязь! Я – баба злая. И уже упоминала, что особой симпатии к Анне Федоровне не испытываю, но в этот момент я ее зауважала: не каждый способен вот так легко отказаться от баснословных барышей исключительно ради своих идеалов. – Хочу заметить, – отчетливо выговорила Анна Федоровна, – что этот столик был подарен моей дочери. Значит, письмо принадлежит ей. А стало быть, я буду решать, что с ним делать! Я еле сдержалась: ну надо же! Оговорочка по Фрейду: «Столик принадлежит ей – значит, решать буду я». А Наде даже не пришло в голову возразить! Анна Федоровна взяла документ и стала подниматься к себе. Уже на лестнице обернулась: – Будьте любезны, поставьте вышивку на место. А то столик вид потерял. Володя с Артемом Сергеевичем принялись возвращать столешнице первоначальный вид. Я обвела всех взглядом. Надя робко улыбалась и щебетала что-то насчет обеда. Карина стояла рядом с ней, но даже не старалась делать вид, что прислушивается к ее словам. Галочка выглядела разочарованной, словно у нее отобрали игрушку. Майя Ивановна улыбалась, как кошка, наевшаяся сметаны. Оля с мужем переглядывались и пожимали плечами. Я услышала, как, обернувшись к Андрею, Дима тихо произнес: – Злая у тебя теща! Ну подумаешь – грязь, зато каких бабок стоить может! – А ей-то что? Она давно уже забыла, почем килограмм картошки. Живет здесь, как за каменной стеной… – Андрей сделал успокаивающий жест: мол, ничего, разберемся. Вечер прошел нервно и напряженно. Всем хотелось поговорить о таинственной находке. Но Анна Федоровна жестко пресекала любые попытки, поэтому гости шептались по углам. – Ну да… Он был гомосексуалист, тот офицер, убийца, любовник посланника Шарля-Луи, – блестя глазами, говорила Галочка. – Но всегда считалось, что он любил его жену – жену Поэта. Ее и винили во всем случившемся. Однако сам Поэт ее оправдывал. И теперь понятно почему! – Галя, – резко оборвала ее Анна Федоровна, – хватит болтать ерунду! – Она деланно улыбнулась. – Зови всех к столу, гости, наверное, голодные. Тут она была полностью права. Я на самом деле страшно проголодалась. Галя, едва сдерживая возмущение, вздохнула: – Но ведь это же история! За столом Анна Федоровна изо всех сил делала вид, что ничего не произошло. Она старательно поддерживала беседу, расспрашивала Ольгу о том, как она отдыхала на Кипре. Я готова была поклясться, что ей до фонаря все эти пятизвездочные отели и дорогие рестораны, но хозяйка дома мужественно изображала интерес, лишь бы разговор не коснулся находки. Это у нее не слишком получалось: все равно то и дело кто-нибудь упоминал о письме. Это же намного интереснее, чем болтать о всякой ерунде! Я больше слушала и рассматривала гостей. Карина казалась задумчивой. Верочка, которую покормили отдельно и усадили смотреть мультики, то и дело подбегала к ней, но мать отвечала рассеянно и без интереса. Надя выглядела растерянной и подавленной. Н-да… попала девушка меж двух огней: с одной стороны, Андрей, с другой – мама. Мужа заботит стоимость письма, мамашу – репутация давно умерших людей. Дмитрий вполголоса обсуждал с Андреем возможную стоимость письма. В разговоре участвовал и Артем Сергеевич. Они старались говорить тише, чтобы не услышала Аннушка. Но та все равно время от времени бросала на них недовольные взгляды. – Без экспертизы ни о чем нельзя говорить… – донеслось до меня. – Эта ведьма ни за что не отдаст… – Как я вам завидую! – призналась Ольга, наклонившись к мужу. – Вам обязательно нужно ее убедить. Такая историческая находка. – Там нет имен, – напомнил антиквар. Сидевший рядом со мной Володя хихикнул. Мне показалось, что он немножко нервничает. Дмитрий поднялся с места и произнес тост за хозяина дома. Возможно, чтобы отвлечь всех от мыслей о письме. Он говорил довольно долго. По его словам, Андрей был прекрасным деловым партнером. – В бизнесе он что танк. Раз увидев цель, ни за что не свернет с выбранного пути. Я слушала вполуха, думая о своем. Надо же! Как везет людям: находят в столиках всякие тайны… Хотя… Что-то мне здесь чудилось фальшивое. Но это вряд ли: письмо ведь достали на моих глазах, и еще несколько свидетелей будут готовы подтвердить, как не сразу поддалась вышивка, какой она казалась ветхой… – О чем запечалилась? – прервал мои размышления Володя. – Эх, Володя, – вздохнула я, – как обидно: такие тайны кругом! А у меня только стенка. – Стенка? – Он ошарашенно посмотрел на меня. – Это ставят к стенке… – Да нет, – отмахнулась я. – Стенка в смысле стена с обоями. Их клеили слой на слой лет сто уже, наверное. Вот я и думала расчистить кусочек, чтоб модерном полюбоваться. Это, конечно, не столик с вышивкой… Володя почему-то хмыкнул и дальше разговаривал, не глядя мне в глаза. – Так за чем же дело стало? Что мешает в твоих начинаниях? – Я попробовала – они рвутся, – пожаловалась я. – Найми специалиста. Меня, например. – Дорого возьмешь? – Не-а, недорого. А что у тебя за дом? Я принялась рассказывать, какой у меня чудесный участок, что он совсем недалеко от воды и там дивные старые яблони… – Сколько там комнат? – перебил Володя. – Две, коридор, рядом с кухней еще чулан. Я там планирую «удобства» оборудовать. Ну и еще пристройка. Но она холодная. – Если ты мне выделишь только на летние выходные койко-место, – заявил он, – то я вообще тебе все дешево-дешево сделаю. Почти задаром. За кормежку. Я подумала и согласилась. – Оки, – кивнул Володя. – Тогда, если ничего не стрясется, буду у тебя… Как насчет послезавтра? Воспользовавшись переменой блюд, я подошла к девочке: – Привет. Меня зовут Катя. – Я села на корточки, как это рекомендуют книжки, чтобы лица оказались на одном уровне. – Покажешь мне свои игрушки? Вера заулыбалась и, взяв меня за руку, повела наверх. Чужого ребенка Надя баловала: в комнате девочки стояли две яркие корзины, битком набитые куклами и плюшевыми зверушками. Мы строили замок из конструктора, когда в комнату вошла Карина. – Ты что тут делаешь? – удивилась она. – Зашла на запретную территорию? – Да нет… – пожала она плечами. – Просто не думала, что здесь тебе может быть интересно. – А мне интересно, – ответила я. – Это потому, что своих нет. Я вздрогнула. Нет, она и не думала намеренно говорить гадость, просто была искренней. – Вера, пора ванну принимать и спать, – скомандовала Карина. Вера сразу погрустнела, но ей и в голову не пришло возразить. – У тебя драконы есть среди игрушек? – спросила я. Вера отрицательно помотала головой. – Я тебе принесу. Настоящего, – пообещала я. – Он большой… настоящий? – Вера недоверчиво посмотрела на меня. – Нет, это специальная порода, маленькие. Спокойной ночи! Когда я спустилась из детской, оказалось, что Татьяна Романовна уже ушла. Она где-то в деревне сняла комнату. – Почему она у нас не остановилась? – возмущалась Аннушка. – Не хочет быть в тягость, – объясняла Майя Ивановна. – Знаешь, мы же с ней вместе сняли комнату. Это удобно: сел на автобус – и через полчаса тут. Я так… наездами стану бывать. А она все лето здесь пожить хочет. Нет, нет, даже не просите. Я уже ей объясняла, но она предпочитает жить одна.