– А твой муж? – Ему все равно. Хочешь посмотреть, как я живу? – предложила Надя. – Будем друг к другу в гости ходить. – С удовольствием! Я вручила Надежде ее бидончик, и мы пошли. До сих пор я никогда не прогуливалась в ту сторону: мне не нравилась их улица из одинаковых красно-кирпичных особняков за высокими заборами. Не понимала и не понимаю: какой смысл возводить величественное здание по индивидуальному проекту, чтобы спрятать его за уродливым забором? Дом слишком велик, чтобы любоваться им с участка, а с улицы его тоже не видно… Абсурд! – С кем вы тут общаетесь? – Я посмотрела по сторонам. – Вот с Кудриловыми… – Надя указала на следующий участок. – А еще с кем? Надя растерянно огляделась вокруг: – Да ни с кем, наверное. Заборы! Что с ними поделаешь?! Дом у Нади был роскошный. Впервые моя уютная дачка показалась мне простой хибарой. Я быстро сообразила, кого имела в виду тетя Нюра, когда говорила о дамочке, скупавшей старину. – Мне говорили, что ты стариной интересовалась и вещи покупала, – сказала я, рассматривая упоминавшийся тетей Нюрой сервант. – А еще мне говорили, что ты какой-то столик приобрела, замечательный. Покажи! – Столика пока нет. – Надя смущенно пожала плечами. – Он у реставратора. Привезут через неделю. Навстречу Наде выбежала девочка лет четырех: чумазое дитя с перепачканной клубникой мордашкой. В левой руке у нее была растерзанная Барби. – Твоя? – спросила я. – Чего ж ты молчала? – Нет, – вздохнула Надя, обнимая девочку. – Поздоровайся с тетей. Катя, это Верочка, дочка Карины. У меня родить не получается, – грустно закончила она. Верочка выпалила невнятно: «Здравствуй» – и понеслась в кусты. Оттуда на нас затявкала крошечная собачка. – Это Ундина, наша чихуахуа, – объяснила Надя. Мне стало ее жаль: у Карины – дочка, у нее – собачка. Каждому – свое. Мы прошли в дом. – Карина такая прелесть! – восклицала Надя. – Что бы я без нее делала? Видела бы ты, в каком состоянии был тот столик! Весь исцарапанный, в выбоинах. Хорошо, хоть вышивка не пострадала: ее догадались стеклом прикрыть. Карина нашла реставратора, сама столик туда отвезла, сама обо всем договорилась. – А как она реставратора выбрала? – поинтересовалась я. – А ей тетя Майя посоветовала, – ответила Надя. – Помнишь такую? Как не помнить! Это была наша учительница рисования. Женщина яркая и юморная. – Она сюда часто приезжает. И еще другая бывает… Татьяна Романовна. Я хорошо помнила всех троих. Они дружили еще в школе: Анна Федоровна – Надина мама, Майя Ивановна и Татьяна Романовна. Хотя, если честно, Аннушка с Романовной друг другу подходили – обе метрессы. А Майя Ивановна как-то не вписывалась. Слишком она была для этого трио… нормальная. Житейская. Без зауми. Да и предмет не вышел – рисование и черчение. Это ж не физика какая-нибудь! Или биология. Зато ученики тетю Майю любили. Я это знаю точно, хоть и имела по ее предмету одни трояки. Ну не дано мне прочертить ровную линию! Зачем заставлять? Никогда этого не понимала. Кто-то аккуратист, кому-то это легко дается, а у меня руки не из того места растут. Что ж тут поделаешь? Тетя Майя это тоже понимала и, закрывая глаза на многое, вытягивала мне тройку. Зато я ходила к ней в кружок рисования. Там было интересно. Там я могла воплощать свои сумасшедшие идеи и рисовать фантастические пейзажи с фиолетовыми или розовыми деревьями. И драконов: они прятались между деревьев или сидели, сложив крылья, на скалах. – Ты задержалась, Надя, – услышала я строгий голос учительницы. – Я начала волноваться. – Прости, пожалуйста, мамочка, – виновато пролепетала Надя. – Просто… Посмотри, кого я встретила. Это Катя Тулякова. Помнишь ее? – Помню. – Анна Федоровна явно колебалась: не в ее стиле было просто так спустить своей сорокалетней девочке лишние пятнадцать минут отсутствия, но и устраивать сцену при мне не хотелось. – Здравствуй, Катенька, – дружелюбно улыбнулась она. – Уверена, Катя не заставляет свою маму так переживать. – Моя мама умерла, – отрезала я. – Ах! – Педагогические брови знакомым трагическим движением сошлись на переносице, совсем как тогда, когда мы учили наизусть «Послание декабристам». – Да, не так давно, – принялась я в подробностях расписывать болезнь мамы. Зачем я это делала? Как говорили в детстве, «из вредности». Я давно обратила внимание, что пожилые люди неохотно говорят о смерти. Она их пугает. Упоминание о чужой кончине расстраивает их намного сильнее, чем молодых. Это странно: дожив до сороковника, я сама стала намного спокойнее относиться к проблеме перехода в вечный мир, чем, скажем, в двадцать лет. Мы с Надей прошли на кухню. Аннушка за нами не последовала: мне-таки удалось ее укоротить. – А где Карина? – спросила я, осматривая дорогую мебель. – Поехала в город, – ответила Надя. – Она такая деловая… – А как вы встретились? Ты говорила, на улице… – Да, просто на улице. – Надя отчего-то смутилась, она вообще очень часто краснела и смущалась. – Я ехала по крайней правой полосе, и вдруг сбоку поперек дороги другая машина вылетела. Я в нее врезалась. А Карина, оказывается, все видела. И она, такая прелесть, подошла и выступила как свидетель, сказала, что все видела, что у самой есть права, что у меня времени не было затормозить… – Она замолчала. – А то я не знаю, чем там все могло закончиться. – А что, жертвы были? – спросила я. Надя испуганно посмотрела на меня: – Да нет, мы с Галкой вообще целые. А тот мужик только в больницу попал… И то ненадолго. Права у меня тоже есть. Машина была. Недавно продала на запчасти, потому что совсем развалилась. Коли за городом решила жить, придется новую покупать. Я, конечно, не юрист. Но если Надя ехала по прямой, по своей полосе, а тот выскочил наперерез – то он и виноват. Что тут могли изменить Каринины показания? Эх, Надежда, когда ж ты повзрослеешь? – Знаешь, Кать, ты только поосторожнее там будь, ладно? – попросила она. – В каком смысле поосторожнее? – В смысле не ходи на ту лестницу… Ну днем, когда народ, можешь, а вечером не надо. Там призраки! – произнесла она страшным театральным шепотом. – Ну какие призраки! – рассмеялась я. – Взрослая женщина, а во всякие глупости веришь. Надя округлила глаза, а мне вспомнились тети Нюрины пересуды насчет того, что у богатой дамочки с головой не в порядке. – Нет, я тебе точно говорю… Там двое: мужчина и девушка… Совсем молодая. Ты разве не знаешь, что тут сто лет назад случилось?! Тебе еще не рассказали? – Я не стану это слушать! – объявила я. – Ты еще в школе вечно придумывала всякие истории, а потом сама же в них начинала верить. Громкий уверенный голос прервал нашу беседу: – Катька Тулякова! Ты почти не изменилась! Я обернулась и увидела Карину. Есть женщины, о которых говорят: «Ведьма!» Карина была именно из таких. И ведьма не в смысле чаровница… колдунья… А просто – ведьма, которая сглазить может. Я ее никогда не любила и считала дурой. Впрочем, Карина была наделена в избытке: она довольно хорошо проявляла себя в математике и других точных науках, зато совсем не любила читать. Нет, я не сказала, что у нее были плохие оценки по литературе: она могла прочесть и запомнить текст, выучить правильные ответы по учебнику. Но придумать что-то свое… увы, на это ее никогда не хватало. Она искренне не могла понять, о чем и зачем вообще написаны все эти книги. Шутки ее были крайне примитивными и пошлыми, вкусы – грубыми. Впрочем, она умело мимикрировала, и Анна Федоровна оставалась вполне удовлетворенной ее хрестоматийными высказываниями. Хорошенькой Карина тоже никогда не была. Но сейчас, благодаря Надиным деньгам, выглядела вполне прилично: седина закрашена, одежда – по фигуре. Правда, выражение лица было какое-то… щучье, но тут уж ничего не поделаешь! – Вот вечно ты, Надька, такая! – упрекнула она хозяйку. – И чаю гостье не предложишь. – Да я только пришла, а потом, мы тебя ждали. – Да ладно… – недоверчиво ухмыльнулась она. – Я ж только так, Надьку жучу. Мои подозрения подтверждались: Карина отнюдь не выглядела приживалкой. Скорее наоборот: Надя не являлась хозяйкой в собственном доме. Бесхарактерная Надежда позволила сесть себе на голову жесткой и самоуверенной Карине. Прибежала Верочка. Карина погладила ее по голове и сунула пакетик с конфетами. – К чаю будут пирожные, – сообщила она, – только Вера их не ест. Этим современным детям подавай леденцы и чипсы. Чай был вкусный. Я такого сорта и не пробовала: необычный, слегка отдушенный корицей и немножко лимоном. Мы разговорились. Карина ограничивалась короткими замечаниями. Надя рассказывала мне о своих походах по деревне, она оказалась весьма искушенным знатоком наших мест. Надька всегда была гуманитарием, «витала в облаках», как выражалась ее мать. Как и предупредила Карина, девочка не выказала никакого интереса ни к конфетам, ни к пирожным. Вскоре Анна Федоровна спустилась к нам и тоже вступила в беседу. Она констатировала, что я стала «совсем взрослой девочкой», и мне пришлось изобразить радостную улыбку. Последовали расспросы. Ох, как я их не люблю! Мне пришлось рассказать, что замуж я так и не вышла. Институт окончила, но специальность непрестижная, работа неденежная. – Просидела десять лет в архиве, справки выдавала, – поведала я, – а тут вдруг наследство получила, совсем неожиданно от… дальнего родственника. Вот на эти деньги и купила полдома здесь. Конечно, не так роскошно, как у вас, зато у самой воды, – позволила я себе эту шпильку. Анна Федоровна поджала губы. – Не знаю, хорошо ли это, что у самой воды, – нахмурилась она, – там ведь… Это место с богатой историей! Хотите узнать больше, возьмите в местной библиотеке книгу. Ее выдают на руки, я даже заказала ксерокопию. – А здесь есть библиотека? – удивилась я. Анна Федоровна посмотрела на меня так, словно сама строила библиотеку. – А что за книга, интересная? – поинтересовалась я.