Тем не менее в его руке вдруг откуда-то появилась пробирка, Пендергаст положил в нее что-то невидимое и встал. Он продолжил свой путь вокруг склепа, словно идя по следу, – этому индейскому умению Колдмун научился в детстве. – Я был бы очень признателен за вторую пару глаз для осмотра земли, – сказал Пендергаст. – Я ищу место, где преступник вошел и вышел. – Поскольку прошлой ночью было полнолуние и безоблачное небо, вы предположили, что он пришел сюда не по главной дороге. – Именно. Они описали мучительно медленную петлю, изучая каждый след, какой им попадался. Когда они в конце концов вернулись туда, откуда начали, – похоже, без какого-либо успеха, – Пендергаст, прищурившись, посмотрел на склеп: – Так. Комната мертвых уже готова. Криминалисты под бдительным присмотром лейтенанта Сандовала собирали свои инструменты, снимали рабочую одежду. Колдмун следом за Пендергастом поднырнул под желтую ленту и вошел внутрь. Вдоль правой и левой стен склепа тянулись ниши в три ряда, по пять штук в каждом, что в целом составляло тридцать погребальных камер; все камеры были заделаны, кроме одной – в дальнем конце слева. Над каждой из камер имелась мраморная табличка с высеченным именем и датами, но у некоторых камер закладные камни растрескались и высыпались, и внутри виднелись сгнившие гробы. Пол был покрыт слоем пыли и следами присутствия крыс; вода, протекшая с крыши, оставила разводы на стенах. Пока Пендергаст безмолвно расхаживал по склепу, Колдмун сосредоточился на нише, которая и представляла для них интерес – одна из последних. АГАТА БРОДЕР ФЛЕЙЛИ 3 СЕНТЯБРЯ 1975 12 МАРТА 2007 Снятая мраморная табличка лежала в стороне. Перед гробом на бечевке, как рождественское украшение, висело человеческое сердце, оно чуть раскачивалось в сеточке, сплетенной из колбасного шпагата. Капелька свернувшейся крови застыла внизу, как маленькая сосулька. На полу образовалась липкая лужица. К сердцу была приколота булавкой записка. Колдмун подошел и осторожно сфотографировал ее смартфоном, потом отступил немного, чтобы прочесть. Моя красавица Агата, твоя кончина была самой ужасной из всех, и за это я приношу свои извинения. Цветок нежнейший, схваченный морозом ранним. Поскольку я человек Действия, а не слов, приношу тебе дар в качестве искупления. С нежными пожеланиями, мистер Брокенхартс. – Брокенхартс воображает себя человеком с литературным талантом, – сказал Пендергаст, подойдя сзади. – Вы про цитату из «Ромео и Джульетты»?[22] К удовольствию Колдмуна, брови Пендергаста чуть приподнялись. – Верно. Эти слова можно добавить к строке из Т. С. Элиота в предыдущей записке. – «Давай пойдем с тобою вместе – я и ты, когда тоска вечерней немоты закроет небеса…»[23] – продекламировал Колдмун. – На первом курсе я слушал лекции по английской литературе, – объяснил он. – Да-да. Хотя я не могу себе представить, какое отношение Альфред Пруфрок имеет к этому… – Пендергаст показал на огромную булавку с зеленой пластмассовой головкой в форме черепашки-ниндзя. – Разве что указывает на странное чувство юмора у нашего убийцы. Пока Колдмун делал фотографии, Пендергаст снова опустился на колени и принялся разглядывать пол, подбирая своим пинцетом еще что-то невидимое. Он был погружен в свое занятие, когда до Колдмуна снаружи донесся возбужденный голос с густым флоридским акцентом наряду с более размеренными тонами лейтенанта Сандовала. – А, человек, нашедший сердце, – заметил Пендергаст, поднявшись. – Поговорим с ним? Человек пересказывал историю своей находки Сандовалу. Колдмун включил диктофон и сунул его в передний карман. – Мой добрый друг, – сказал Пендергаст, – мы еще не слышали вашу историю. Позвольте поприсутствовать? – Да ради бога. Я тут рассказывал полицейскому… – Ваше имя? – вмешался Колдмун. – Джо Марти. Я дневной сторож. Так вот, я, когда приступаю к работе, всегда делаю обход. А тут смотрю – медные двери раскрыты. Я про себя думаю: нет, вчера так не было. Нет, сэр. Я, джентльмены, внимательно приглядываю за этими надгробиями. Тут много лежит знаменитостей, и мы не хотим, чтобы кто-то их тревожил или разбирал на сувениры. И вот вижу я, двери открыты, и заглядываю внутрь. Ничего не вижу. Тогда я открываю дверь побольше, вхожу внутрь – тоже ничего. Голос его становился все звонче, усиливался. – Но тут чую какой-то запах странный. Необычный. Я поворачиваюсь, натыкаюсь головой на эту штуку, и она начинает раскачиваться туда-сюда, вы понимаете? И я себе говорю, что здесь ничего такого не должно висеть. Хватаю его рукой, а оно все мокрое и липкое, и к нему клочок бумаги приколот, и тогда я беру ноги в руки и бегу на свет, и вижу вроде как кровь на руках, и тут я начинаю кричать. Да, сэр, я орал так, что вы и не поверите. Потом я звоню управляющему, он звонит в полицию – и пожалуйста! Позвольте, я вам скажу… Пендергаст ловко вставил вопрос в этот поток слов: – В какое время вы пришли на работу? – В семь. Я всегда в семь начинаю. Ничего такого ни разу еще тут не случалось… – Когда вы прикоснулись к сердцу, вы почувствовали, что оно еще теплое? – Черт возьми, я как-то об этом не подумал. Но когда вы спросили… да, оно еще тепленькое было. – Его пробрала дрожь. – Не знаете, как убийца мог пройти на кладбище? – Да тут ограда невысокая, никого не задержит. Сюда приходят дети, пиво пьют, писают – неуважительно. – Часто? – Чертовски часто. – Спасибо. Агент Колдмун, у вас есть вопросы? Колдмун увидел, как Марти обратил на него маленькие влажные глаза. – Кто-нибудь приходит на эту могилу? Цветы положить? – Нет, к этой, кажись, никто не приходит. – А кто отвечает за уход? – Мы убираем общую территорию. А участки принадлежат семьям, они и должны ухаживать за всем. Многие ничего не делают, и это стыд, черт его… – Вы знаете семью Флейли? – Ничего про них не знаю. Не такие знаменитые, как некоторые из здешних. Может, вымерли все. Или живут далеко. Так бывает. Я от вас не скрываю: я когда увидел, как сердце качается туда-сюда, у меня кровь в жилах застыла. – Да и у кого бы не застыла, – поддержал его Колдмун. – Спасибо. Джо Марти пошел прочь, вертя головой в поисках еще кого-нибудь, кому бы рассказать историю. Колдмун видел, что у входа на кладбище начала собираться пресса, но репортеров сдерживала полиция. К ним подошел детектив криминальной полиции в костюме из легкой ткани в клетку. Он помахал двумя листочками и протянул их Сандовалу, который быстро просмотрел один и передал Пендергасту: – Это предварительные сведения об Агате Флейли. Еще одно самоубийство. Ее тело нашли повешенным на мосту в Итаке, штат Нью-Йорк. – Спасибо. Когда Пендергаст взял лист, Колдмун краем глаза заметил быстрое движение: к ним резво приближался долговязый худой мужчина в гавайской рубашке и джинсах в обтяжку, с хипстерской широкополой шляпой на голове. Увидев, что они смотрят в его сторону, он крикнул: – Джентльмены, можно пару слов?.. Репортер. Лицо Сандовала покраснело от раздражения. – Глядите-ка, кто сюда пожаловал. Вы что, не знаете, что кладбище закрыто? Долговязый помахал какой-то карточкой: – Да бросьте, лейтенант, вспомните, сколько я услуг вам оказал! Пожалуйста, один-два вопроса, и больше ничего. – Выйдите за ограждение. – Послушайте, всего… – Репортер вдруг замер, уставившись на Пендергаста. – Вы! Колдмун посмотрел на напарника. На лице агента, обычно непроницаемом, появилось редкое для него удивление. – Что вы здесь делаете? – спросил репортер. Сандовал раздраженно вздохнул: