Колдмун отметил, что, несмотря на тепло в доме, Пендергаст не расстегнул куртку. – Давайте не будем тратить ваше время больше чем необходимо, и если вы не возражаете, то позовите остальных, и мы сразу же начнем. – Больше никого нет, – сказал Хорас. Пендергаст посмотрел на Колдмуна. На его безмолвный вопрос ответил сержант Уэйнтри: – Ваш напарник просил меня собрать всех, кто работал здесь, когда эта женщина, Бакстер, покончила с собой. – И вы собрали только Янгов? – спросил Пендергаст. – А персонал? Повара и официанты? – В то время поваром у нас работал Болтон, – ответила женщина. – Он давно уехал, нашел себе новую работу в гостинице в Северной Каролине. Донна и Матти – официантки – обе на пенсии. Уехали куда-то с детьми, больше я ничего о них не знаю. – Хозяйственный персонал? Мистер Янг переместил свой вес с одной ноги на другую. – Уилли умер в позапрошлом году. Рак его доконал. – Горничные? – Я была старшей горничной, – ответила женщина. – Потом вышла за мистера Янга. – Она кокетливо улыбнулась. Колдмун поймал себя на том, что смотрит на ее тощую шею. Почему-то ее шея навевала ему мысли о чайке. – Бизнес у нас процветает главным образом летом и осенью, – пояснил Янг. – Туристы, орнитологи, любители природы, собиратели гербариев. На зиму и весну мы закрываемся. Трудно держать в штате людей, которые работают только полгода. Мы обычно нанимаем студентов. Они неплохо работают, когда их подучишь. Некоторые работают всего одно лето, другие – по два. – Да и бизнес немного просел, – подхватила женщина. – Полеты в Европу стоят теперь гроши. Если Пендергаст и был разочарован тем, что свидетельские показания будут столь скудными, он никак этого не показал. – Понятно, – сказал он с едва заметной улыбкой. – Если вы не возражаете, давайте начнем с ваших книг. Янги переглянулись. – Мы не против. Но к несчастью, регистрационные журналы и бухгалтерские книги сгорели несколько лет назад во время пожара. У нас мало что сохранилось, кроме старых компьютерных файлов. – Он постучал по стопке распечаток. Пендергаст вскинул брови: – И что же это был за пожар? – В кухне загорелся жир на плите. Мы быстро погасили огонь, но старые папки хранились в сарае рядом с кухонной вентиляцией и сгорели. – А у вас? – обратился Пендергаст к полицейскому. Тот поднял свою папку: – Вот здесь все дело. Допросы, фотографии и остальное. В течение следующего получаса Пендергаст и Колдмун просматривали журналы отеля, какие уж остались, за период в два месяца – по месяцу назад и вперед от даты смерти Элизы Бакстер. Пендергаст снял все страницы на свой телефон. Янги ждали поблизости, отвечая на вопросы, когда возникала необходимость. На их лицах застыла смесь любопытства с легким смущением. Сержант Уэйнтри наблюдал с некоторого расстояния, сложив руки и помалкивая. Колдмуну он казался типичным жителем штата Мэн – островитянин по природе, независимый, неразговорчивый. А кроме всего прочего, он отличался подозрительностью и ершистостью, как ему и полагалось с учетом того, какую тощую папку он принес по делу о самоубийстве. Колдмун знал, что самоубийства расследуются спустя рукава, но даже и по этим меркам полиция сделала самый минимум того, что требовалось, пусть и в таком недоукомплектованном, маленьком отделении. Пендергаст начал задавать вопросы самим хозяевам. Оба помнили ту ночь, когда умерла Элиза Бакстер, правда лишь в общих чертах. Да и то потому, что случилось самоубийство. Агенты по продаже недвижимости из «Солнца и берега» собрались на обед с вечеринкой в небольшом банкетном зале гостиницы в самом конце сезона. Насколько помнили Янги, гости прекрасно проводили время. Ничего выходящего за рамки не происходило – ни споров, ни громких голосов, разве что случались взрывы хохота. Никто вроде бы не напился. Никто не помнил, чтобы Элиза Бакстер попалась ему на глаза; впрочем, у них не было причин обращать на нее внимание. А вот что касается следующего утра, то воспоминания о нем у Кэрол Янг остались очень ясные. Именно она, в то время горничная, нашла тело, висевшее на штанге для занавески в ванной. Женщина определенно была уже мертва: глаза открыты, язык высунут. Кэрол взвизгнула и упала в обморок. Ее крик услышали обитатели соседних номеров. Хорасу Янгу, когда он увидел, что Элиза Бакстер мертва, хватило здравого смысла закрыть дверь в номер покойной и ничего не трогать до приезда полиции. В этот момент в разговор вступил сержант Уэйнтри. Первым отреагировали патрульный полицейский – теперь уже отставник, живет в Аризоне – и водитель «скорой», который погиб в автокатастрофе несколько месяцев назад. Потом приехала небольшая группа криминалистов, они сняли тело, провели первоначальную судебно-медицинскую оценку, взяли образцы, сделали фотографии – те, что переданы Колдмуну, – а потом передали тело коронеру. Коронера можно увидеть, он больше не практикует, но живет на побережье в городе под названием Бристоль. – Вы служили в полиции в то время? – спросил Колдмун у Уэйнтри, когда тот открыл полицейскую папку. Коп кивнул: – Угу. – Принимали участие в расследовании? – Да там и расследовать-то было нечего. Но мы сделали все необходимое. – Например? – спросил Пендергаст, глядя на папку, которую просматривал Колдмун. – Никто не видел и не слышал ничего необычного. Мы допросили гостей из близлежащих номеров, персонал, дежуривший в тот день. И нескольких коллег покойной тоже допросили. – А где записи допросов? – спросил Пендергаст. – Допросы проводились неформально. Оснований для подозрений кого-либо в чем-либо не имелось. Тут есть резюме. Пендергаст вытащил листочек бумаги с двумя написанными на нем предложениями: – Вот такие? – Да. Пендергаст бросил листок назад в папку: – Записи с видеокамер? – Это ведь Мэн, агент Пендергаст, – сказал мистер Янг, словно это все объясняло. – Не поступало каких-либо сообщений о приезжих в городе? О чем-нибудь, что могло показаться необычным, не на своем месте? – Приезжие в городе в такое время года всегда есть, – ответил Уэйнтри. – Пока последний листик не опадет. Но никаких жалоб, драк, сообщений о происшествиях в ту неделю, когда она повесилась, не поступало. – А место смерти? Какие-нибудь свидетельства необычного или подозрительного характера? Хозяин и полицейский отрицательно покачали головой. – И никакой посмертной записки? – спросил Колдмун. – Никакой, – ответил Уэйнтри. – А доклад коронера? – Он в папке. – Вы имеете в виду ксерокопию текста, напечатанного на машинке? – спросил Колдмун. – Тут даже рентгеновских снимков нет. – Все как я вам вчера по телефону сказал, – ответил сержант. – По этому делу много чего не узнаешь. Мы могли бы выслать в Майами, не пришлось бы вам мерзнуть. Колдмун и Пендергаст просмотрели короткий отчет коронера. – «Обычные странгуляционные борозды, сопутствующие повешению, – прочел вслух Колдмун. – Смерть произошла вследствие удушения». – Она повесилась на штанге для занавески, – сказал Пендергаст. – Судя по моему опыту, штанги для занавесок, особенно в отелях, не самые прочные опоры. Зачастую они висят на присосках. – У нас не такие, – возразил Янг. – Наши крепятся с помощью скоб. По три шурупа на каждую. По самую шляпку. – Он гордо улыбнулся. Пендергаст еще раз оглядел вестибюль: – Ну что ж, пожалуй, нужно посмотреть, как выглядит комната. Янг кивнул: – Вам повезло. Тот номер мы нынче не ремонтируем. Номер, где Элиза Бакстер покончила с собой, выглядел как бессчетное количество других номеров, в которых побывал Колдмун. Плотный ковер, по твердости не уступающий металлу, с рисунком, предназначенным для того, чтобы скрывать грязь. Два ряда тяжелых занавесок, чтобы утреннее солнце не разбудило любителей поспать. Одеяло, не стиранное, вероятно, с начала прошлого сезона. Колдмун читал где-то, что самая грязная вещь в номере мотеля – пульт дистанционного управления, иногда загрязненный кишечной палочкой или даже заразным, стойким к антибиотикам золотистым стафилококком. Он огляделся. Пульт лежал на столе рядом с рекламками местных достопримечательностей. Ванная была маленькая, с фарфоровой ванной и желтой плиткой на полу. Штанга для занавески – как и сказал Янг, закрепленная с помощью скоб – висела на несколько дюймов ниже верхнего молдинга. Колдмун на глазок смерил расстояние от пола до слегка тронутого плесенью потолка: приблизительно стандартные восемь футов. Высота более чем достаточная, чтобы сделать то, что сделала эта женщина. – Позвольте мне посмотреть фотографии? – попросил у него Пендергаст. Колдмун снова открыл папку, и они вместе принялись разглядывать захватанные глянцевые отпечатки. По крайней мере, фотограф хорошо выполнил свою работу, сделал снимки под правильными углами, а также со всех ракурсов. Элиза Бакстер повесилась на штанге с помощью завязанной узлом простыни. На женщине был махровый халат, распахнувшийся наверху и обнаживший грудь. Она выглядела гораздо менее привлекательной, чем на портрете в гостиной родителей: сухой высунутый язык, остановившийся взгляд, точечное кровоизлияние, расходящееся от шеи, словно перезревшая черника, – все признаки асфиксии, словно взятые из учебника по криминалистике. Пендергаст указал на крупный план ног покойной. Несмотря на скопление крови в нижних конечностях, Колдмун увидел глянцевый блеск на ее ступнях и щиколотках, а также на верхнем крае ванны. – Она намылила себе ноги, – сказал Янг. – Чтобы не передумать? – спросил Колдмун.