– Иди гуляй, пионер! – прогудел из кустов голос сержанта Валуева. – Дело молодое… Жду тебя в шесть ноль-ноль у штабной палатки! И чтобы как штык, понял?! – Так точно! – прихуев от такой заботы, ответил я. – А мы спать пойдем! – вылезая на свет божий, добавил Петя. Рядом с ним возник очень серьезный Хуршед, молча кивнувший мне. Улыбнувшись ребятам, я позволил Марине увести меня куда-то… ну, пока просто «куда-то в том направлении». Под гул очередного садящегося самолета. – А куда мы идем-то, Марин? – запоздало спросил я, когда мы прошагали добрых пятьсот метров. – В госпиталь, Игорек! – с непонятным мне вызовом в голосе ответила девушка. – В смысле – в госпиталь? А мы там никому не помешаем? Раненым? – удивился я. – А нет там никого! – задорно ответила Марина. – Всех «тяжелых» вывезли. Их и было-то немного – большинство «тяжелых» умерло по пути в этот лес, да и здесь мы за неделю тринадцать человек похоронили – лекарства ведь давно кончились. Вот и получилось, что оставшиеся в живых поместились в нескольких самолетах. А легкораненые отказались эвакуироваться – сказали, что вернутся в свои подразделения и пойдут на прорыв вместе с товарищами. Так что… пусто сейчас в госпитале. Полевое медицинское учреждение расположилось в хорошем месте – в сосновой роще, где сам воздух был целебным, наполненным запахом смолы и хвои. Просторные зеленые палатки, выстроившиеся под деревьями, сверху не заметишь, а тонкий столбик дыма от небольшой печки, на которой, похоже, кипятили белье в оцинкованных ведрах, рассеивался между краснокорыми стволами без следа. – Сюда! – Девушка показала на палатку, размером меньше прочих – видимо, для проживания медперсонала. И хотя небо на востоке уже начало светлеть, внутри была кромешная темень. Сильно пахло хвоей – под ногами шуршали еловые лапы, которые использовали вместо матрасов. Схватив мою руку, Марина с силой, которую я не ожидал от столь хрупкой девушки, потянула меня вниз. Я едва не упал от неожиданности, а ствол висевшей за спиной винтовки мощно приложился об затылок – из глаз буквально искры посыпались, чуть не подпалив хвойную подстилку. Мне показалось, что на секунду я потерял сознание, да, наверное, так и было – потому как очнулся уже лежа на полу. И холодные женские руки (снаружи сейчас примерно градусов пятнадцать – осенняя ночь, как-никак!) шарили по моему телу в безуспешной попытке снять РПС[42] с боеприпасами, ножом и пистолетом. Безуспешно – для избавления от всего, что на меня было навьючено, определенный навык нужен! А тут еще и верная «АВС-36» под боком лежит, упираясь магазином в ребра. – Погоди, солнышко, погоди! Не так быстро! – взмолился я. – Дай мне хотя бы оружие снять, а то стрельнёт ненароком! Марина тут же пугливо убрала руки. В темноте было слышно, как она прерывисто дышит. Блин, хорош кавалер! Возбужденная девушка рядом, а я о какой-то ерунде думаю! Другой бы на моем месте, не снимая винтовки и сапог… Нет, всё же правильно меня третья жена перед разводом «сопливым интеллигентом» называла! Я начал быстро снимать с себя снарягу, машинально складывая ее аккуратной кучкой. Глаза привыкли к темноте, а сквозь палаточную ткань уже сочился слабый серый свет, поэтому я, не путаясь в ремнях, завязках и пуговицах, избавился и от одежды сразу. Марина всё это время (минуты три – я торопился!) покорно сидела рядом, и я видел на фоне стены ее профиль с часто-часто вздымающейся грудью. Она сидела так близко, что, раздевшись, я уловил на коже ее дыхание и жар ее тела. Мой пульс участился, а член встал дыбом. Тише, тише, Игорёк, не торопись! Ты ведь не школьник, умерь свой отроческий пыл, сделай всё красиво! Я осторожно взял Марину за плечи и потянул к себе, она податливо приникла, прижалась всем телом, холодные ручки обняли за шею. Понятно, что никакого лифчика девушка не носила – я почувствовал, как в мою грудь уперлись отвердевшие соски – во рту мигом пересохло, и дыбом встал уже не только член, но и волосы по всему телу. Похоже, что нечто подобное – сверхсильное возбуждение – испытывала в данный момент и Марина: я слышал, как в бешеном темпе колотится ее сердце, а дышала она так, словно бежала стометровку. Сначала осторожно, потом все быстрее и нетерпеливее я начал ее раздевать. Снял солдатский ремень, потянул через голову гимнастерку, под которой оказалась нательная бязевая рубаха армейского образца. Девушка пыталась мне помочь, но в какой-то момент вдруг хрипло вскрикнула и обмякла. Оргазм? Да, Игорь, ты определенно прогрессируешь в качестве секспартнера – девушки кончают от одного твоего присутствия! Иронично хмыкнув про себя, я продолжил «разоблачение» – попытался стянуть юбку, но это оказалось таким непростым делом, что, не нащупав никаких застёжек (естественно, что никакой застёжки-«молнии» там не было, но не было и пуговиц!), кроме каких-то веревочек, я мысленно плюнул на это дело и занялся сапогами. О, разматывать с нежных женских ног несвежие портянки – это новое слово в эротических играх! Пока я занимался разуванием, Марина пришла в себя и попыталась снять юбку. Но эта «крепость» не поддалась и хозяйке – подол перекрутился, завязки запутались. Девушка целую минуту дергала эти несчастные веревочки и даже пыталась их порвать, но своими неловкими торопливыми движениями только усугубила ситуацию. Поняв, что все усилия бесполезны, Марина нервно хихикнула и, схватив меня за руку, решительно скомандовала: – Режь! Режь к чертовой матери!!! С трудом сдержав смех, настолько ее клич напоминал фразу из популярного советского фильма, я выхватил трофейный нож и, нащупав подол, быстро вспорол ткань. Но когда лезвие дошло до верха юбки, где ткань максимально близко прилегала к телу и где были пришиты эти самые запутанные завязки, я немного растерялся – резать вот так, в темноте, практически на ощупь, чревато ранениями средней тяжести. Поняв моё затруднение, Марина выхватила у меня оружие, вставила под верхнюю планку и резанула, едва не отхватив себе палец. Но результат был достигнут – юбка распахнулась, открыв мне… хотелось бы сказать «влажное женское лоно», но нет: под юбкой обнаружились трусы. Именно так: не трусики, а трусы! Из того же синего сатина, что солдатские, но немного другого «фасона» – не прямоугольные, а… черт возьми – круглые!!! Наконец, избавившись от этой последней преграды, мы вытянулись рядышком, прижавшись друг к другу. Марина неумело ткнулась губами мне в подбородок, потом попала носом в нос, потом… испуганно отпрянула, случайно коснувшись эрегированного члена. Блин, да у любого юноши после сеанса «разоблачения» и вот таких «бурных» предварительных ласк уже пропало бы всякое желание, но у меня всё работало в прежнем режиме – охренительный стояк не проходил! А когда девушка опомнилась и снова приникла ко мне своими прелестными упругими выпуклостями, когда я провел рукой по ее спине и положил ладонь на ягодицу… мне вдруг показалось, что кончик члена светится в темноте и слегка дымится! Наконец-то наши губы нашли друг друга, и мы принялись с упоением целоваться. При этом я умело поглаживал обнаженное женское тело в разных интересных местах, не забывая о главной эротической зоне – спине! Изначально сильно зажатая, Марина постепенно расслаблялась, а потом и вовсе – раздвинула свои стройные ножки, чтобы мне было удобнее добираться до самых «дальних уголков». И пары минут не прошло, как ее упругое тело сотрясли конвульсии нового оргазма. Оторвавшись от моих губ, девушка гортанно зарычала, как тигрица, и обмякла. Впрочем, ненадолго: в полумраке палатки (а снаружи уже рассвело) блеснули ее глаза, руки сплелись на моей шее, а вспухшие губы прошептали в самое ухо: – Ну давай, Игорек, милый, войди же в меня! Я вошел в неё максимально нежно, что, в общем, не составило особого труда – настолько ее вагина была влажной от предварительных ласк. Я даже никаких препятствий не почувствовал… Ну, до определенного предела – всё же Марина была девственницей Я сдерживался, как мог, старался, чтобы мои движения были медленными и плавными, постепенно наращивал темп. Но в какой-то момент сознание взрослого мужика не сумело удержать отроческий «порыв» – я бурно кончил, «выстрелил» мощно и обильно. Такого оргазма я не испытывал лет двадцать – настолько остро и глубоко я чувствовал каждую клеточку своего и чужого тела, настолько яркими были эмоции – всё-таки получить молодое здоровое тело – очень большой и приятный бонус! Упругое горячее женское тело подо мной тоже забилось в конвульсиях. Но тут же сильные женские ноги сошлись за спиной и меня буквально вдавили внутрь, требуя немедленного продолжения. И я продолжил, опять поначалу медленно и плавно, но постепенно наращивая темп. И (о, давно не виданное чудо!!!) эрекция восстановилась «в процессе» всего за десять секунд. И мы продолжили, благо теперь мне не нужно было жестко контролировать свой организм. Второй «залп» произошел только минут через пять, причем опять совместный. В сознание мы приходили чуть ли не в два раза дольше, чем занимались сексом – столько умудрились потратить энергии. Лежали, унимали дыхание… И сердцебиение. И то сладкое «послевкусие», которое приходит после близости и теплыми волнами расходится по телу от низа живота. – Я такая счастливая… – невнятно проговорила Марина. – Я тоже! – Не-а… Я счастливей. Мне совершенно не было больно. Ну, ни капельки! – Я старался, – с видом обожравшегося сметаны кота сказал я. – Ты так меня, так… у меня даже какие-то конвульсии несколько раз начинались, а потом словно волны горячие по всему телу, а потом истома, да так, что корни зубов сводило… – Это называется оргазм! – Я знаю это слово, всё-таки в медицинском учусь! – с вызовом в голосе сказала Марина, но закончила фразу гораздо тише: – Так вот он какой, оказывается… Марина привстала надо мной, потерлась о грудь щекой, снова замерла, а затем тихо и медленно сказала: – Знаешь, а ведь я еще хочу! Это было так приятно… Я что – шлюха какая-то, да? – С ума сошла, милая! – улыбнулся я. – Испытывать удовольствие от секса – нормальное состояние для любой женщины! Сейчас передохну немного, и мы продолжим! – Откуда ты все знаешь? – с опаской спросила Марина, осторожно трогая член. От чего он снова начал набухать. – Ой! Что это? – Это МПХ! Ты же в медицинском учишься, должна знать! – подъебнул я. – Чего? – удивилась девушка. – Что за МПХ? Этот… гм… орган называется… гм… пенис! И я не про… него спросила, а про его состояние! – Снова эрекция! – обрадовал я подругу. – Слова знаю, значение знаю… Но чтобы вот так всё вживую видеть и испытывать… – задумчиво проговорила Марина, продолжая трогать этот самый МПХ, от чего тот становился всё крепче и крепче. – Жаль, что не выйдет ничего! – Почему? – удивился я такому странному переходу. – Что не выйдет? Ты о чем? – Второго раза у нас сейчас не выйдет! – смущенно сказала девушка и, перестав играться с членом, посмотрела мне в глаза. – Половина шестого уже! Тебе пора на службу. Да и мне… Мои сослуживцы сейчас вернутся с аэродрома. Но мне и так хорошо… Я люблю тебя! – Я тоже тебя люблю! – Правда?!! – подалась ко мне всем телом Марина. – Честное комсомольское! Удивительно… Я так просто, совершенно не напрягаясь, признался в любви. Никогда у меня такого не было. Женщин было много, даже три официальных жены, но настоящих глубоких чувств я никогда не испытывал. Впрочем… Я старая циничная сволочь – даже теперь я не был уверен, что то чувство, которое возникло у меня к Марине, называется любовью. Да и как ее узнать, любовь эту? Это с болью не запутаешься – как резанет, так сразу все ясно. А тут – «сердечный укол», как французы говаривают. И уж, будь добр, ставь диагноз лично… – Я бы так и лежала! – грустно сказала девушка. – До полудня, до вечера, до понедельника, до конца месяца… – Нельзя! – ответил я, обуреваемый аналогичным желанием. – Служба! – Да, – вздохнула Марина. За стенами палатки стало совсем светло, и внутри всё было прекрасно видно. Мы начали неторопливо одеваться, иногда обмениваясь поцелуями и легким поглаживанием, подсознательно стараясь затянуть расставание. Ведь неизвестно, где мы окажемся сегодня днем, что уж говорить про завтрашний день. Марина будет в самом защищаемом месте группы Глеймана, но мне ли не знать, что на войне случается всякое и беззащитные госпитали вырезаются врагом полностью: и раненые, и медперсонал. А мне, похоже, вообще предстоит идти на самом острие прорыва… Одевшись и выбравшись из палатки на свежий, бодрящий прохладой утренний воздух, мы больше не говорили, просто обнялись и долго стояли. В реальность нас вернуло деликатное покашливание. Мы разомкнули объятия и посмотрели в сторону звука: неподалеку хмурил брови давешний лысый дядька – главврач. – Простите, ребятки! – виновато сказал он. – Пора! Молча посмотрев Марине в глаза, я деликатно чмокнул ее в щечку и побрел к штабу. Руки до сих пор пахли женским телом… Часть 4 9 сентября 1941 года День четвертый Глава 1 Всю ночь кипела невидимая работа – танкисты заправляли «Климов» и «тридцатьчетверки», укладывали снаряды, меняли или доливали масло. Пулеметчики набивали диски патронами, красноармейцы чистили оружие, артиллеристы цепляли свои орудия на буксир к тягачам или дожидались грузовиков, мотавшихся между аэродромом и позициями. После восхода аэродром поутих, но самолеты продолжали прибывать с завидной регулярностью. Сейчас, в зоревых лучах, «ТБ-3» выглядели парившими гигантами. Они казались невесомыми, легкими как пух – так плавно опускались эти огромные аппараты. Похоже, что, невзирая на существенно возросший риск, «воздушный мост» решили днем не разбирать. И это, в принципе, было правильно – ведь немцы наверняка засекли активность советской авиации в этом районе и сейчас полная блокировка «большого схрона» – всего лишь вопрос времени. Скорее всего – пары суток. И за это время нужно полностью вывести отсюда весь сборный отряд. Ждать в этих условиях следующей ночи для возобновления воздушного снабжения – несусветная глупость. Но был и второй момент… Количество уже доставленного груза и номинальная потребность в нем. Не знаю уж, сколько «туберкулезов» село этой ночью, сорок или пятьдесят, а может, и больше. И каждый привозил около двух тонн полезного груза. Вроде бы много, но… Для полной заправки топливом всей техники группы Глеймана требовалось около пятидесяти тонн солярки и ста тонн бензина. А для обеспечения хотя бы одним боекомплектом на каждый ствол, артиллерийский или ружейный, необходимо двести тонн боеприпасов. И всё это не считая продуктов питания на пять тысяч человек – еще тонн двадцать-тридцать! Очень сомневаюсь, что привезенного за ночь хватит на удовлетворение потребностей хотя бы половины группы. И я не ошибся в расчете, о чем узнал уже через десять минут… Подойдя к штабу, я был остановлен часовыми, но после проверки пароля пропущен. Неподалеку от штабной палатки меня уже ждали Валуев и Альбиков. Алькорты поблизости не было.