Судя по виду Роя, он хотел возразить, но потом передумал. – Хорошо, тогда давай вернемся к делу. Ты каким-нибудь образом связывался с мистером Карлайлом, мистером Лоуренсом или мистером Нэшем? – Нет, – ответил я. Это тоже было правдой. Никто из парней, которые участвовали в том грабеже, не пытался со мной связаться. А сам я уж точно не собирался искать с ними встреч. – Хорошо. – Я думал, Нэша отправили обратно в «Райкерс»[2], – сказал я. Рой нахмурил брови. – Где ты это слышал? – Дарлин говорила, – ответил я. – О таких вещах она знает больше, чем желтая пресса о жизни знаменитостей. – Будь с ней поосторожнее, – предостерег меня Рой. – Торчки похожи на черные дыры – рано или поздно затягивают в свою тьму всех подряд. Я бы не хотел, чтобы ты общался с ней или с парнем, который продает ей наркоту. – Она ни у кого не покупает наркоту, – возразил я. – Она уже несколько месяцев ничего не принимает. Я не стал добавлять, что, несмотря на всю свою долбанутость, Дарлин Монтгомери была моей подругой. Хорошей подругой. У меня не было привычки выбрасывать друзей из жизни, если они делали ошибки. Я сам совершил ошибку. Причем огромную. Но Дарлин и наша маленькая компания друзей не осуждали меня за это. Я не мог не отплатить им как минимум тем же. Рой сделал пометку, задал еще несколько стандартных вопросов, а потом окончательно опустил свой планшет. – Так что у тебя нового, Бекетт? Расскажи мне что-нибудь хорошее. Я встретил девушку… – Да говорить особенно не о чем, – ответил я. – Ты с кем-то встречаешься? Как он это делает, черт его побери? Я опустил взгляд, чтобы не видеть улыбку Роя, которая призывала по-мужски пообсуждать личные темы. – Да не, особо ни с кем. К тому же парней с судимостью обычно пролистывают влево, и до свиданий дело не доходит. – Пролистывают влево? – В приложении для свиданий. – Я махнул рукой. – Не обращайте внимания. Просто дурацкая шутка. Рой кивнул и задал еще один вопрос: – Есть какие-нибудь планы на праздники? – В его голосе прозвучала смесь надежды и сомнения. – Конечно, Рой. Полечу на Ямайку, – отозвался я. – Буду лежать на пляже, пить ром и не вернусь сюда, пока не наступит весна. – Я криво ему улыбнулся. – Еще не поздно сделать запрос, чтобы меня выпустили? Рой невесело усмехнулся. – Слегка поздновато. Первый год моего условно-досрочного освобождения закончился, оставалось еще два. До этого времени я не мог выехать из штата без разрешения комиссии, и даже при его наличии мог отсутствовать лишь в течение месяца – и то, только если Рой даст мне рекомендацию. Возможность покинуть страну даже не рассматривалась. – Я тут подумал… – медленно начал Рой, нагнувшись ко мне и сложив руки домиком. – Моя святая супруга готовит потрясающую рождественскую ветчину. Обкладывает ее кружочками ананаса, а в середину каждого просовывает коктейльную вишню. Видел такой рецепт? И украшает все это головками гвоздики. Ты даже не представляешь, какой ровный получается узор! Он хлопнул ладонью по моему колену. – Если ты откажешься попробовать ее в этом году, я приму это за оскорбление насчет моей жены! Он сказал это несерьезным тоном. Как и в прошлом году. Мой дедушка умер через месяц после того, как я погрузился в преступный мир, и теперь семейное древо Коуплэндов состояло из меня, еще раз меня и моего я. Мне было страшно неприятно, что Рой об этом знал. Неприятно, что моя жизнь была для него файлом, который можно открыть и прочесть в любой момент. Но таковы последствия, если ты совершил преступление третьего класса. Я оставался осужденным. Даже когда закончатся два оставшихся года условного заключения, моя судимость будет и дальше меня преследовать. Это цена, которую необходимо заплатить… Я выдавил улыбку. – Может, и заскочу к вам. Мы оба понимали, что на самом деле я имел в виду другое: «Ни за что на свете». С тех пор как меня оставили родители, у меня не было привычки сближаться с людьми. Рой оставался моим инспектором по надзору. Как только выйдет срок, он исчезнет из моей жизни. Я не видел смысла усложнять ситуацию. Рой смотрел мне в глаза еще секунд десять, и все это время я не моргал. Наконец он сдался и нарушил давившую на нас тишину, хлопнув ладонями по коленям. – Ладно, Бекетт. Но это разобьет Мэри сердце! Он мягко улыбнулся, и мы оба поднялись на ноги. Он пошел к двери. Я сделал три шага к столику у окна, взял конверт с подписью «Миссис Джей» и протянул его Рою. – Передадите это ей? В улыбке Роя по-прежнему читалась теплота. – Конечно. Рой прекрасно знал, что делать. Я писал миссис Джей по письму в месяц с тех пор, как попал в тюрьму. Он передал ей уже тридцать семь писем и сейчас держал в руке тридцать восьмое. – А она… – я откашлялся и опустил взгляд на пол. – Она ничего не отвечала? Хотя бы пару слов? – Нет, – тихо ответил Рой. Я кивнул. – Возможно, она выбрасывает их, не читая. Я не виню ее, но… Я осекся, когда Рой открыл конверт и начал читать то, что я написал. Он был обязан это сделать. Он не мог ничего передавать жене человека, которого мы убили, не проверив содержимое заранее. Но отсутствие права на личные тайны снова ранило меня, будто ножом. Рой поднял на меня взгляд. На его лице играла странная улыбка. – Зельда. Как жена Фицджеральда. – Вот и я так сказал, – радостно ответил я и только потом вспомнил, что не хотел об этом говорить. Наши глаза снова встретились, и пространство между нами наполнилось словами, которые Рой хотел мне сказать: о том, что чувство вины отравляло и разрушало все то, что я пытался построить, выйдя из тюрьмы. Я почти слышал его молчаливую просьбу, чтобы я простил себя, и чувствовал на языке отказ, готовый пулей вырваться наружу. Когда мистер Джей умер, меня не осудили за убийство, потому что у него было больное сердце. Но, на мой взгляд, это ничего не меняло. Его проблемы со здоровьем ни черта для меня не значили. Я не сказал этого Рою. Мы уже все это обсуждали. В другой жизни я мог бы полюбить Роя Гудвина. Мог бы проводить праздники с ним и его святой женой, пробуя ветчину, украшенную кружочками ананаса и коктейльной вишней. Но Рой ошибался насчет прощения. Мистер Джей умер, и единственным человеком, который мог меня за это простить, была его жена. У двери Рой натянул куртку и помахал пальцем перед моим лицом. – Скажи уже хозяину квартиры починить чертово отопление, понял? Здесь холодно. – Починить? – переспросил я с усмешкой, чтобы его успокоить. – Я специально снижаю температуру обогрева. Это бодрит. – Ха, конечно! Держа в одной руке мое письмо для миссис Джей, Рой протянул другую к моему лицу и потрепал меня по щеке. Точно так же, как когда-то делал дедушка. Слишком личный жест для инспектора по отношению к своему подопечному, но он все равно его сделал, и я позволил ему. Его рука оказалась теплой и какой-то отеческой. Я отстранился. – Береги себя, Бекетт. Звони, если что-нибудь понадобится. Увидимся в следующем месяце. Я кивнул, мысленно благодаря его за то, что он больше ничего не сказал и не предложил. Потом я закрыл за ним дверь. Сняв с проигрывателя пластинку Чикаго, я поменял ее на Фрэнка Синатру, установив иголку на третий трек. Квартиру заполнили звуки песни «My way». Песни, которую так любил дедушка. 4. Зельда 30 ноября Сон, как всегда, состоял из обрывков воспоминаний. Из видений, которые быстро менялись и перемещались во времени, притягивая меня к одному-единственному моменту. «Где твоя сестра?» Желтая плитка на полу супермаркета. Полки с супами – ряды консервных банок с синими, красными и коричневыми этикетками.