– Как видите, журналистов сегодня у нас нет, – обвел император рукой стол, за которым тесно расселись инженеры и моряки, – зато много других специалистов. Привыкайте к кооперации со смежниками. Прошу прощения за то, что заставил вас сегодня помахать лопатами, но это было важно, чтобы убедить всех в необходимости наводить порядок. И он касается не только уборки строительного мусора. Нам везде требуется Большая Приборка. Представляю вам Александра Шершова и Владимира Лаврова из контрразведки. Они в течение недели внимательно наблюдали за верфями, ведущими строительство военных кораблей, и обнаружили прискорбное состояние как с допуском на режимные объекты, так и с хранением проектной документации. Резюме: сегодня наши заводы – открытая книга для агентов иностранных государств. Вывод: будем повышать бдительность. Все, соприкасающиеся с военными секретами, уже сегодня должны сделать выбор – или подыскать для себя более спокойное место службы, или согласиться с некоторыми ограничениями при работе с секретной и служебной информацией. Режим на военных объектах, доступ к технической документации, кадровые вопросы – все это уже сейчас подлежит кардинальным реформам. И это касается не только самого специалиста! Надо привыкать к тому, что члены ваших семей и ваши друзья уже являются объектом внимания агентов иностранных государств. Поэтому прошу отнестись с пониманием, что вашей служебной и даже личной жизнью будет интересоваться также и наша контрразведка. Это необходимо для безопасности. Три раза подумайте, нужны ли вам эти хлопоты? Пока еще можно просто встать и уйти… Император еще раз обвел взглядом присутствующих. «Товарищи не понимают, – с грустью подумал он, вглядываясь в глаза, горящие любопытством, азартом, но никак не тревогой, – никто из них еще ни разу не сталкивался с работой силовых структур, которым поставлена задача – кровь из носу – добыть нужные сведения, не считаясь ни с затратами, ни с нормами общепринятой морали». – Вам сейчас раздадут правила работы и поведения для носителя секретной информации, – произнес он вслух. – Обращаю внимание на такие нюансы, как карточные и иные долги, а также отношения с нашими прекрасными женщинами, которых совершенно бессовестно используют разведки иностранных государств… По залу прошел тихий ропот. Такие особенности работы спецслужб в самом начале XX века были за пределами понимания, а потому тихие слова монарха вполне походили на гром среди ясного неба. – Да-да, понимаю ваше удивление и возмущение, но из песни слов не выкинешь. Западные «охотники за головами» весьма искусно расставляют силки для ловли интересующих их кандидатов на вербовку, жестоко принуждая их к «добровольному» сотрудничеству. Попав в их сети, даже не пытайтесь справиться в одиночку – переждать, пересидеть и тем более – перехитрить. Не получится. Только работая вместе, у нас появится шанс сражаться с ними на равных, а может быть, – император улыбнулся в усы, – иногда даже обыгрывать. «Слава богу! Хоть немного тронулось с места, – удовлетворенно отметил про себя монарх, наблюдая, с каким интересом обсуждают инженеры инструкции о ведении служебной переписки, хранении записей и документов. Люди они инициативные и творческие, может даже предложат какие-то свои варианты охраны государственных секретов или сконструируют что-то полезное нашим разведчикам для работы на территории противника…» – Ну что ж, – поднялся он со своего стула, когда все подписи были собраны, все инструкции прочитаны и жандармы удалились, – а теперь поговорим всерьез о стратегии в нашем кораблестроении и начнем с результатов штабной игры. Напомню, безбронная эскадра нашего уважаемого Степана Осиповича противостояла германскому флоту под руководством адмирала Дикова. – Контрольный обстрел броневых плит Круппа, – адмирал Макаров был явно смущен, – продемонстрировал, что восьмидюймовые орудия могут уверенно пробивать броню немецких крейсеров только с расстояния в двадцать, а шестидюймовки – десять кабельтовых. Для того чтобы сблизиться на расстояние эффективного боя, наши корабли должны пройти больше тридцати кабельтовых под воздействием заградительного огня из фугасных и шрапнельных снарядов… Одним словом… Расчетные потери только во время сближения составили сорок процентов от кораблей линии и еще половину – во время перестрелки… Среди немецких броненосцев безвозвратных потерь нет, все бои моим флотом проиграны с явным преимуществом противника. Таким образом, я готов признать ошибочность моих взглядов на безбронное судно… – Не горячитесь, Степан Осипович, – остановил адмирала император, – штабная игра и контрольный обстрел броневых плит – это необходимые условия проверки на практике любой теории. И если что-то пошло не так, это совсем не значит, что она плоха… Быть может, тактика применения безбронных кораблей должна коренным образом отличаться от тактики броненосного флота. Что представляет собой любой военный корабль? Это средство доставки к кораблям противника необходимого количества взрывчатки самым быстрым и эффективным способом, где артиллерия – самый привычный, но далеко не единственный из существующих. – А что еще? Самодвижущиеся мины? Но ареал их применения крайне узок, а минная атака будет неэффективна из-за необходимости сближения под огнем противника на расстояние пистолетного выстрела, – зашумели моряки. – Да, – согласился император, – так оно и есть. Мины Уайтхеда и Шварцкопфа сегодня позволяют доставлять заряд весом четыре пуда на расстояние всего пять кабельтовых. На такой дистанции атакующий безбронный корабль практически обречен, а доставленная масса взрывчатки сопоставима всего с двумя двенадцатидюймовыми снарядами. А вот теперь представьте, что у нас есть мина, доставляющая сразу десять пудов взрывчатки на расстояние двадцать и даже сорок кабельтовых? Император усмехнулся, увидев, как вздернулись брови кораблестроителей, как недоверчивые улыбки расчеркнули их лица. – Двигатели Уайтхеда и Шварцкопфа не позволяют достичь такой дальности. Но наши отечественные инженеры Шухов и Бари изготовили паровую турбину, способную разогнать снаряд массой в сто пудов до скорости в сорок пять узлов. Правда, из-за несовершенства металла двигатель работает всего семь минут, но этого достаточно, чтобы покрыть расстояние почти в пять морских миль… Сейчас целая делегация наших инженеров гостит во Франции у Огюста Рато. Будем надеяться, что в результате сотрудничества с ним у нас появится новый двигатель, пригодный для установки на любые корабли, включая крейсеры и броненосцы… Собрание оживилось и зашумело. Про «Турбинию» инженера Парсонса, продемонстрировавшую невероятную скорость в тридцать пять узлов, уже все были наслышаны. Но все же небольшое суденышко водоизмещением в сорок четыре тонны и линейный корабль в тринадцать тысяч тонн – совершенно разные величины. Свежо, оригинально и фантастично! – Как думаете, Степан Осипович, – обратился император к Макарову, – по-другому сложилась бы игра, если бы ваши корабли развивали скорость в тридцать пять узлов и имели на вооружении несколько таких дальнобойных «сувениров»? – Я скажу, ваше величество, – поглаживая бороду, задумчиво произнес адмирал, – что такие корабли вообще перевернули бы всю современную морскую тактику. – Так давайте ее быстрее переворачивать! Потому что это наш единственный шанс выжить в обществе «цивилизованных государств», – улыбнулся император, – записывайте тактико-технические характеристики корабля, который нам надлежит создать. Назовем его «корвет», потому что он будет полностью отличаться от того, что строится сейчас на европейских и наших верфях. Итак, водоизмещение – полторы тысячи тонн, высокий полубак, обеспечивающий всхожесть на шестибальную волну, двигатель турбинный, нефтяной, с максимальной скоростью хода тридцать пять узлов, вооружение – от трех до пяти скорострелок калибром 120 миллиметров, и наше новое оружие… Давайте его тоже назовем по-новому, чтобы не путать с изделиями Уайтхеда… Например, «торпеда» – как зовут морского электрического ската отряда Torpediniformes. И это еще не все… Император задумался, вспоминая, все ли существенные параметры эсминца «Новик» он сообщил. Прошел вдоль стола, заглядывая в лица инженеров. Удивительные люди эти изобретатели и энтузиасты. Для них что-то новое и неизведанное – вызов, на который они обязательно будут искать ответ. – Степан Осипович, а как насчет того, чтобы управлять погодой? Помнится, во время штабной игры вы ворчали: «Вот сейчас бы нырнуть в туман!..» Предлагаю вам вместе с многоуважаемым Дмитрием Ивановичем Менделеевым подумать насчет химреактивов, с помощью которых можно создавать искусственный туман и ставить с корабля завесу, скрывающую от противника то, на что ему смотреть не полагается. Опять вздох и перешептывание… Ну что ж, идеи все интуитивно понятные и нужные. Любой, кто хоть раз побывал под обстрелом, знает, как мучительно хочется спрятаться от глаз врага, нырнув в непроглядную тьму. – Это не единственное задание присутствующим здесь химикам и оружейникам. Прошу вас обратить пристальное внимание на изобретение немецкого химика и инженера Ленце – гексогена, близкого по своему составу к лекарству уротропин, но при этом превосходящего по скорости детонации все известные взрывчатые вещества. Изучить, испытать, подобрать оптимальные пропорции, наладить промышленное производство. Далее. От химиков мы очень ждем воздухонезависимый генератор пара, необходимый не только для торпед, но и для турбин бестопочных двигателей подводных лодок, проектируемых Кутейниковым, Бубновым, Горюновым и Беклемишевым. Этим кораблям мы посвятим отдельное собрание, а пока хотел бы вернуться на грешную землю. Император вздохнул и мысленно представил себе зоопарк из разнокалиберных морально устаревших кораблей, называющийся в 1901 году военно-морским флотом России. – Алексею Николаевичу Крылову поручаю провести полную ревизию стоящих на вооружении и строящихся кораблей, разделив их на три категории: способные развивать скорость двадцать узлов и выше, не способные, и третья – способные сделать это после доступной реконструкции. В строю останутся первые и третьи. Решать судьбу второй группы будем отдельно. Прошедших отбор по скорости будем изучать более тщательно – мореходность, живучесть, обитаемость, бронирование, рациональность вооружения и так далее, вплоть до усилия на штурвале и систем вентиляции. Собрание враз притихло: заданные императором параметры выводили за скобки четыре пятых всего военного флота. «А чем тогда воевать?» – читался немой вопрос на лицах офицеров. – Воевать будут только корабли, превосходящие врага в скорости движения, дальности стрельбы и мощности залпа, чтобы не стать мальчиками для битья и безответными мишенями. Мы не имеем никакого права загонять моряков в морально устаревшие лоханки, если они при первом же боестолкновении станут братской могилой без всякой надежды нанести урон неприятелю. Войны двадцатого века будут высокоманевренными. Подвижность – один из главных факторов победы. Так что давайте договоримся: эскадренная скорость русского флота в бою будет двадцать узлов и ни узла меньше. Но узнать это противник должен не раньше, чем прогремит первый выстрел. Великое переселение народов Алексей Кириллович Алчевский, вскарабкавшись на верхушку горы Ларионова на острове Елены, удовлетворенно хмыкнул и полной грудью вдохнул студеный воздух. Даже ему, далекому от воинской службы, с первого взгляда было понятно: пушки, установленные здесь, наглухо перекроют подходы к Владивостоку. Ехать в такую даль и подниматься на гору было, конечно, не обязательно, но уж очень хотелось посмотреть, куда пойдет металл с завода, который ему еще только предстояло построить. Собственные предприятия промышленника – Юрьевское металлургическое и Алексеевское горнопромышленное – лежали на боку, попав под рейдерский наезд братьев Рябушинских, поддержанных всемогущим Витте. Поэтому Алексей Кириллович почел за счастье бросить все и уехать подальше, приняв предложение возглавить Кузбасстрой – товарищество на паях с самим императором. Привлекла грандиозность проекта с огромным по любым меркам капиталом в миллиард рублей и не менее фантастическими задачами по освоению месторождений и индустриальному строительству. – Ничего-ничего, – напутствовала его супруга, дражайшая Христина Даниловна. – Там, наверху, наверняка лучше знают, как распорядиться твоей головушкой. Директором казенного предприятия, может, и поспокойнее будет, чем с волками в соседней подворотне. Ты же, Алеша, последние три года больше от этих нехристей отбивался, чем был занят делом. Вот пусть теперь их Савва пощипает, а ты Отечеству послужи. Ревизоры Саввы Мамонтова появились на предприятиях Алчевского сразу, как только Алексей Кириллович убыл на новое место работы. Новоявленные хозяева из Бельгии и Франции, расхаживающие вальяжно по цехам и заводоуправлениям, премного удивились, когда их активы неожиданно оказались арестованы и изъяты в казну, а сами участники рейдерского захвата превратились из потенциальных инвесторов в кинетических подследственных. Установка, полученная государственными ревизорами с самого верха, – «копать до Витте и еще чуть-чуть глубже» – лишала возможности «договориться по-хорошему» и придавала чиновникам ОБХС энтузиазма. Уж очень много личного накопилось у Саввы Ивановича по отношению к Сергею Юльевичу. Дело Алчевского в списке госконтроля было хоть и видным, но далеко не единственным. С началом кризиса, используя местные банки как отмычку, «наши западные партнеры» успели отобрать и присвоить больше тысячи наиболее успешных предприятий, подмяв под себя целые отрасли только-только нарождающейся российской промышленности. Теперь все дела о «неожиданных банкротствах» отечественных предпринимателей со стремительным переходом активов в руки «правильных иностранных инвесторов» и с последующим волшебным воскрешением этих же заводов и фабрик без каких-либо затрат покупателя лежали на столах хмурых ревизоров управления по борьбе с хищениями собственности. На первые допросы большие и малые сошки деловых махинаций, равно как и покрывающие их чиновники, приходили с чувством собственного достоинства и превосходства, предполагая замотать дело в инстанциях и судах. Но когда привычные коррупционные связи не срабатывали, а вежливый до приторности следователь информировал подозреваемых, что их «невинные шалости» присоединены к делу, расследуемому по статье 99 Уголовного уложения «О бунте против верховной власти и о преступных деяниях против священной особы императора» и статье 100 «Насильственное посягательство на изменение в России или в отдельной ее части образа правления…», настроение подследственных менялось кардинально. Дело в том, что маячивший в таких случаях на горизонте военно-полевой суд был крайне плохо осведомлен в вопросах свободы торговли и неприкосновенности частной собственности, зато удивительно скор и постоянен в формулировках приговоров. Поэтому возмущенные возгласы «Да какое вы имеете право!» и «Я буду жаловаться!» быстро переходили в жалобное попискивание и покорное подписание бумаг о полном и добровольном сотрудничестве со следствием в обмен на снисхождение. Впрочем, для главных распасовщиков «проектов» задушевные беседы с ревизорами и полицейскими иногда заканчивались и вовсе неожиданно. Например, семья банкиров Рябушинских, получив неожиданное приглашение «заехать на огонек» к его императорскому величеству, была препровождена туда усиленным нарядом жандармов и обратно не вернулась, породив самые нелепые слухи и сплетни. Ну, этих хоть понятно, куда и когда увезли. А вот представитель «ДжиПиМорган» и закадычный друг Витте – Адольф Юльевич Рот-штейн – вообще бесследно исчез в неизвестном направлении из своей закрытой квартиры на Галерной улице. Впрочем, когда все это происходило, Алчевский ехал уже по Транссибирской магистрали, с удивлением отмечая, что на Дальний Восток держит путь не он один. В поезде присутствовали практически все московские купеческие фамилии, и к ним по мере продвижения присоединялись все новые и новые – нижегородские, пермские, екатеринбургские, читинские, иркутские. После памятного совещания в Москве каждый получил «нижайшую просьбу» от самого императора посодействовать освоению сибирских и дальневосточных земель на паях с ним. Каждому была нарезана своя зона ответственности, указаны сроки и ожидаемый результат, всем обещано величайшее покровительство в случае выполнения поставленной задачи. Никто не мог припомнить ни самого факта подобного обращения монарха к третьему сословию, ни масштабов задуманного строительства. «Великое переселение народов», – думал Алчевский, слушая про казенные заказы и подряды, пролившиеся щедрым дождем на измученные кризисом и засохшие от безденежья отечественные предприятия, перемещающие свою деятельность в суровые арестантские края. Оживление начиналось прямо у вокзалов – бригады долбили мерзлую землю и готовили фундамент для расширения железнодорожной насыпи. Транссиб на глазах превращался в двухпутную магистраль. Несмотря на трескучий мороз, на каждой станции и полустанке строили новые платформы, поднимали стены казенных складов, подстанций, депо и еще каких-то сооружений, назначение коих Алчевский так и не смог угадать. По дороге высаживались целые караваны бакинских нефтяников и уходили в непривычную для себя татарскую Бугульму и на башкирскую реку Усень. Вместе с ними поспешали строители железной дороги «Симбирск—Уфа», геологические партии по поиску бокситов в Алапаевске и Кукшике. Ну а ему, Алчевскому, всего-то предстояло повторить свой донбасский опыт на кабинетных землях императора – освоить подземную добычу на Бакальских рудниках, поднять Кузнецкий угольный бассейн, построить металлургические комбинаты и «уже вчера» обеспечить выпуск миллиона пудов стали в год! Только приехав во Владивосток, он понял, для чего нужна такая прорва металла – город представлял собой одну большую строительную площадку. Выкапывались котлованы сразу под четыре огромных дока, по размерам – на два крейсера каждый. Спешно возводились мастерские и эллинги – Алексей Кириллович насчитал их больше десяти, монтировалась строительная узкоколейка, примыкающая к новой железнодорожной ветке, уходящей к Сучанским угольным копям, строились подъездные пути под еще не существующие причалы, а по льду бухты Золотой Рог одни за другими уходили вереницы саней со строительными материалами для батарей на островах, причудливо разбросанных среди залива Петра Великого. * * * Гррррах! Прокатился утробный звук над ледяной пустыней, и стоящий на рейде крейсер окутался сизым облаком. – «Россия» главным калибром лупит, – прокомментировал сопровождающий Алчевского мичман и, порыскав биноклем по заливу, разочарованно махнул рукой. – Вот мазилы! – А куда они стреляют? – удивленно спросил Алчевский, беспомощно шаря глазами по акватории. – А воо-о-он там третьего дня щиты выставляли, – протянул офицер руку куда-то к горизонту, – от нас шестьдесят кабельтовых, а от них все семьдесят будет. – Так не видно же ничего, – удивился промышленник. – А дальномер на что? – усмехнулся мичман, но сразу же потупил глаза. – Правда, их у нас на всю эскадру две штуки и только один человек, который умеет с ними обращаться… Ну, ничего, – подмигнул он Алчевскому, – говорят, скоро из Либавы десятидюймовки придут с новой оптикой. Тогда мы и постреляем, и с дальномерами, и с прицелами поучимся работать! В то же время в Зимнем дворце. Санкт-Петербург – Ты решил разукомплектовать Либавскую крепость! Это неслыханно, – гудел, как главный соборный колокол, великий князь Алексей Александрович, решив, что лучшая защита – это нападение. – И не только это, – вторил ему брат Владимир. – Запирать нас под замок, как каких-то каторжников, Никки, c’ettait complètement detplacet[33]. – Qui sème le vent retcoltet la tempête[34], – пискнула из-за спины мужа «тетушка Михень». Император обвел глазами великокняжеское собрание. Ни одного союзника. Ни единого хотя бы понимающего взгляда. Даже Михайловичи надулись, как мыши на крупу… Ах, ну да! Третий брат – Сергей – уж очень активно проталкивает в русские войска французскую артиллерию, а потому оказался в числе тех, чьей персоной так активно интересуются ревизоры Мамонтова. Как справедливо и правильно было бы собрать все это августейшее кубло и сделать из него образцово-показательный трудовой лагерь с подъемом в пять утра и оздоровительной заготовкой леса до восьми вечера… Но нет, нельзя. У товарищей князей только на заграничных счетах лежит стоимость пары сотен больших, хорошо оснащенных заводов. Их еще доить и доить. А поэтому пока придется наступить своей песне на горло и создать у этих мироедов ощущение, будто они могут отделаться малой кровью. – Предлагаю не спешить с обвинениями в неадекватном поведении и решать вопросы в порядке поступления, первый из них – о моем сумасшествии. Он до сих пор актуален? Великокняжеское семейство потупилось. Конечно, для них он был более чем актуален, и князья искренне считали, что их родственник слетел с катушек. Однако имелось вполне авторитетное заключение отечественных психиатров и совсем непонятная ситуация со срочно отъехавшим в мир иной немецким профессором. Как быть? Оставалось сидеть опустив очи долу и притворяться столовой утварью. – Ну что ж, понятно, – император небрежно подтянул к себе стул и сел, блаженно вытянув ноги. – Весь день на ногах, устал, – объяснил он свою непротокольную позу. – Если вопрос о моем сумасшествии снят, то тогда давайте решим, что нам делать с попыткой вооруженного мятежа… – Никки! – Владимир Александрович понял, что ждать дальше нельзя и надо брать ситуацию под контроль. – Не было никакого мятежа! Каждый на своем месте выполнял свой долг! Я обязан был объявить о незыблемости власти в империи, как только получил известие о твоей… о твоем плохом самочувствии. Витте взвалил на себя все вопросы текущего управления… – Да? А прямое игнорирование моих письменных приказов? А ваши приватные встречи с послами Англии и Франции, замешанными в организации беспорядков? А непосредственная связь Витте с эсерами? Этого всего тоже требовал долг? Опять молчание… – Ситуация может иметь два варианта развития. Первый – я отдаю распоряжение, и против каждого из здесь присутствующих начинается следствие по обвинению в комплоте. Заодно проверим слухи о расходовании казенных средств на личные нужды, слухи о поступках и образе жизни, неподобающем православному человеку и представителю правящей династии, а закончим освидетельствованием у психиатра, чтобы никому не было обидно. А есть второй вариант – путь компромисса. Мы договариваемся, что конкретно вы будете делать во благо Отечества, а я – заботливо оберегать вас от излишнего внимания правосудия. Какой вариант предпочтете? – И что ты, Никки, считаешь благом для Отечества? – криво усмехнулся генерал-адмирал. После сообщения о расходовании казенных средств на личные нужды его лицо свела судорога, поэтому слова приходилось буквально выталкивать изо рта, как выбитые зубы. Император неторопливо подошел к великому князю, встал за спиной и прошептал на ухо так, чтобы, тем не менее, слышали все присутствующие: – Сегодня утром арестованы Чихачев, Авелан, Верховский и еще два десятка «орлов под шпицем», дядя. Выявлены неопровержимые факты халатности, вредительства и недостача казенных средств, равная стоимости десяти броненосцев. И я хочу их видеть – или броненосцы, или деньги, даже если для этого придется прогуляться в гости к мадемуазель Балетте… Произнося эти слова, император не сообщил, что именно в это время прима-балерина Элиза Балетта уже сидела перед следователем вся в слезах и соплях, усердно давая показания, а ревизоры Государственного контроля деловито и буднично составляли опись изымаемых драгоценностей, ценных бумаг, свидетельств на право владения недвижимостью в Петербурге и Париже. Алексей Александрович дернулся, попытался встать, лицо его сделалось свекольным, и, коротко захрипев, он повалился на бок, цепляя пальцами-сосисками скатерть с приборами. – Пригласите доктора, пусть поможет дядюшке справиться с волнением, – бесстрастным голосом произнес император, возвращаясь на свое место.