– И часто он к тебе захаживает? – хитро прищурилась Луна, когда он ушел. – Чаще, чем хотелось бы. Я ему нравлюсь, а он мне ни капельки. То есть нравится, но как друг… Ну ты понимаешь. Сентария перелила раствор из колбы в высокий стакан, взяла с полки ядовито-розовый порошок и аккуратно отмерила его мерной ложкой. – Оникс очень обиделся на меня, что я пришла на награждение с вами, а его забыла в Смарагдиусе. Он, оказывается, ждал меня возле дома, чтобы добираться вместе, а я ускакала с Эгирином, даже не взглянув в его сторону. А почему я должна о нем думать? Я же не виновата, что мне нравится другой. Продолжая жаловаться, Сентария не заметила, что порошок заполнил мерную ложку и сыпется в раствор, который начал угрожающе вскипать. – Что ты делаешь?! – воскликнул Серафим. – Сама же говорила, – подхватила Луна, – что ядовито-розовые цвета сигнализируют об опасности и нужно добавлять их совсем чуть-чуть. А ты уже полстакана насыпала! Сентария, словно очнувшись, посмотрела на то, что натворила. Розовый порошок, вступив в реакцию с раствором, превратился в вязкую желеобразную массу, которая начала расти и надуваться, словно мыльный пузырь. Сообразив, что происходит, Сентария побледнела и закричала: – Бежим! Девушки с перепуганными хранителями бросились к выходу, но в ту же секунду раздался оглушительный хлопок. Пузырь лопнул, обдав их розовой массой, которая попала на волосы, одежду и кожу и тут же застыла, словно бетон. Фиччик опять затряс головой. К звону добавился противный писк, словно в барабанной перепонке засел комар. Отовсюду к ним уже спешили люди в лабораторных одеждах. Впереди всех гигантскими прыжками несся бледный Оникс. – Что случилось? Вы целы? – Все нормально. Кроме самолюбия, ничто не пострадало, – ответила расстроенная Сентария. – Ну и внешнего вида. Кошмар, на кого мы похожи! Застывшая масса свисала с волос розовыми сталактитами[8]. Такими же потеками была украшена одежда и обувь. У Фиччика под носом красовалась капля, которая раскачивалась от малейшего движения. Осознав, на что она похожа, хранитель попытался оторвать каплю и взвыл от боли. – Сентария, – взвизгнул он. – Как убрать эту дрянь? Я не желаю быть посмешищем всего Смарагдиуса! – Сейчас, Фиччик, – откликнулась та, с трудом сдерживая смех. Быстро посовещавшись с Ониксом, Сентария сказала, что нужно смочить вату специальным раствором и несколько минут подержать, чтобы застывшая масса стала мягкой, тогда ее можно будет снять. Но Фиччика уже понесло. – Ну все! Я останусь без носа! Без моего блестящего, гладкого, любознательного носа! – гнусаво причитал он. – Фиччик, перестань! Ничего с твоим носом не случится. Сейчас мы быстренько снимем это, – попыталась утешить его Луна. Невзирая на покрасневшие щеки и выступившие слезы, она все же умудрилась сохранить серьезный вид. Но в голосе ее не прозвучало должного сочувствия, что сразу заметил обиженный хранитель. – Конечно! Тебе легко говорить. Ты с носом, а я без. Препираться с Фиччиком можно было бесконечно. Поэтому Луна ограничилась тем, что погладила его по голове, ласково почесав за ушком. Капля на носу вновь закачалась, и девушка отошла, чтобы не расхохотаться в голос. Тем временем все разбрелись по своим местам, оставив Сентарию убирать все это безобразие. Таков закон лаборатории. Отвлекся, испортил опыт – исправляй сам. Девушки окинули взглядом комнату, украшенную розовыми потеками, и хором вздохнули. – Я никогда не выйду отсюда! – воскликнула Сентария, по трагичности превзойдя самого Фиччика. – Глупости! Я тебе помогу, – заверила Луна. – Но мы хотели провести этот день вместе. – Мы и проведем. – Совсем не так, как я себе представляла, – сокрушенно пробормотала Сентария и вдруг воодушевилась: – Знаешь что! Оставайся сегодня на ночь? Ты же ни разу не была у меня дома. У Эгирина была, у Аметрина была, даже у Кианита успела побывать, а у любимой подруги ни разу. Нужно это срочно исправить. И вообще, у меня еще никто не оставался с ночевкой, мы же сможем все-все обсудить! Луна тут же загорелась этой идеей. Воодушевленные подруги быстро привели в порядок себя, комнату и, конечно, нос Фиччика, который теперь украшал пластырь, придающий хранителю очаровательный хулиганский вид. Затем они зашли к Сардеру, который как раз собирался в Манибион, и попросили передать родителям, что Луна останется на ночь. Оставив Джемму под присмотром дворцовых конюших, они вприпрыжку, словно шестилетние девочки, побежали по зеленой мостовой, ведущей к деревеньке, где жила Сентария с родителями. – Не верится, что я иду к тебе в гости! Я никогда в жизни не гостила у подруг. Потому что у меня их попросту не было, – восторженно тараторила Луна, торопясь к дому-дереву. – Это праздник какой-то. Да еще не просто так, а с ночевкой. С ума сойти! Сентария тоже была в восторге. Она давно хотела предложить подруге прийти к ней в гости, но до этого все дни у Луны были расписаны. И вот наконец-то выдался перерыв. Сентария предвкушала, с каким удовольствием они обсудят всех приличных юношей и вредных девушек. Она обожала болтать. А уж о любви могла говорить вообще без остановки. 7 Радостно щебеча, подруги подошли к крохотной деревушке, в которой жили дворцовые работники, конюхи, повара, горничные и прочий люд, гордившийся близостью ко дворцу и правителю. Луну всегда привлекали дома-деревья, в которых обитали жители Смарагдиуса. Она частенько любовалась ими из окон школы. Поэтому возможность не просто побывать, а переночевать в таком доме очень ее обрадовала. К тому же Сентария сказала, что ее комната находится на самом верху. Подбежав к невысокому забору, украшенному веселыми рисунками, Сентария распахнула калитку и склонилась перед подругой в шутливом поклоне, едва не подметя дорожку своим пышным хвостом, собранным на макушке. – Мой самый дорогой и желанный гость! Пожалуйте в мои скромные владения! Смиренно надеюсь, что вам понравится. – Да ну тебя, – отмахнулась Луна. Не успели они дойти до двери, как сверху раздался чей-то ГОЛОС: – Не верю своим глазам! Кто к нам пожаловал! Пóлинг[9], скорей сюда! Плавно слетев на землю с открытой террасы, находившейся в густых ветвях, к ним неторопливо подошла, точнее, подплыла воздушная женщина с пышным облаком нежно-голубых волос. Она была ниже Сентарии, но по вздернутому носу и форме лица Луна сразу поняла, что перед ней мама ее лучшей подруги. Одетая в платье с длинной белой бахромой, хозяйка дома походила на ангела, спустившегося с небес. – Добро пожаловать, Луна. Мы столько слышали о тебе, что оставаться незнакомыми уже просто неприлично. Луна покраснела. Действительно, столько времени они дружат с Сентарией, та знает ее родных и друзей, а сама она не нашла времени, чтобы познакомиться с семьей лучшей подруги. – Ну-ну. Не смущайся, я все понимаю. После возвращения в Драгомир у тебя дел невпроворот. Меня зовут Чароита[10]. – Здравствуйте, – прошептала Луна, чувствуя, как пылают ее щеки. – Чароита уже успела тебя повоспитывать? Можешь не отвечать, сам вижу. К ним широкими шагами приблизился крепкий мужчина с растрепанной гривой, расчесать которую сумел бы лишь гребень с железными зубьями. Луна с трудом удержалась от смеха. Видимо, мучения с волосами достались Сентарии от обоих родителей. – Здравствуй, Луна, – он схватил ее руку и сильно тряхнул. – Я Полинг, отец этого растрепанного чуда. Он притянул к себе дочь и потрепал по голове, отчего ее волосы тут же стали похожи на воронье гнездо. – Ну папа! С ними и так никакого сладу! – Ха! Мне-то можешь не рассказывать! – Здравствуйте, господин Полинг, – вежливо поздоровалась Луна. – Вот еще придумала, – пробасил Полинг. – Никаких господ и госпожов, ой, госпож, госпожей… Ну ты поняла, имени достаточно. – Хорошо, спасибо, – пробормотала Луна. – Ну вот! Цвет лица в норме! Наконец-то можно разглядеть тебя. А то я подумал, что ты похожа на устаревший помидор. – Почему устаревший? – не поняла девушка. – Я таких лет тридцать не видел. Лиловые – да, синие – да, но чтобы красные? Это давно не модно! – хитро улыбнулся Полинг. – А на Чароиту не обращай внимания. Если она никого не повоспитывала, то день прошел зря. – Скажешь тоже, – фыркнула мама Сентарии. – Я всегда говорю правду. Девочке уже давно пора было с нами познакомиться. – Если Луна будет ходить и со всеми знакомиться, то ей целой жизни не хватит. – Крайне некрасиво критиковать мать в присутствии ребенка, – поджала губы Чароита. – Ну вот! Я же говорил. Не может моя обожаемая жена без критики. А себя критиковать запрещает. Ладно, пройдемте в дом, – Полинг гостеприимно распахнул дверь. – Кланяться, как Сентария, нам уже возраст не позволяет, поэтому мы по-простому, без церемоний, – не удержалась Чароита. – Мама, – возмутилась Сентария.