— Хорошо, — задумался Вадим. — А эта твоя знакомая случайно не работала еще и учителем? — спросил он. — Да, но… откуда ты узнал? — Максим замер. — Ее имя Марина Евсеева? — задал вопрос Вадим. Но Максим, видимо, был ошарашен вопросом и ничего не сказал, а просто медленно кивнул головой. И Вадим решил не тянуть с этим. — У меня очень плохие новости. Недавно, был убит Илья Евсеев, а затем и Марина Евсеева, но их дочь жива. — Максим не подавал признаков движения, он сидел и смотрел широко раскрытыми глазами на Вадима. — Но, если я сейчас ничего не предприму, то Марк убьет меня, и что еще хуже, он убьет пока еще живую Риту Хогину, подругу Марины Евсеевой, а потом и тебя, как только ты отсюда выйдешь… Максим, я не знаю, что мне делать. Но радует одно, что Джед вышел из игры, Марк сказал, что он разбился этой ночью на машине, хотя я уверен, что его убил Ковлинский. — Блин. Тогда все пропало. Оригинал пленки был как раз был у Марины и Ильи. Я принес им эту пленку, значит, я виноват в том, что их дочь теперь сирота. Вот я дебил… Я тогда перестраховался и встретился перед тем, как нести пленку Джеду, с Ильей Евсеевым, типа если что-либо со мной случится, чтобы он обнародовал эту запись. Марина тоже знала об этом. Правда подробности я им не рассказал… — Теперь то мне все ясно, что к чему. Помню, когда я допрашивал Марину, она сказала, что все в нашем участке заговорщики, вот что она имела ввиду… Но она ведь не знала ничего про Марка, так? — Я же говорю, что я не рассказывал подробностей. Я лишь сказал им обоим, чтобы они сохранили у себя видео, так как у меня проблемы в полиции. Могу поспорить, что Марина даже и не подозревала из-за чего убили ее мужа, а потом и ее саму. — Да… Но что же теперь мне делать? Да, и почему ты мне эту историю не рассказал? — Подумай сам, кому ты поверишь: сводному брату, которого ты знаешь уже давно или напарнику-наркоману? — Конечно же я поверю напарнику-наркоману! — сказал Вадим, и они рассмеялись, несмотря на ситуацию. — Ладно, спасибо тебе за то, что не забыл про меня… А каким боком все это тебя задело? — еще не отойдя от смеха, потирая средним пальцем уголок глаза, спросил Максим. — Меня назначили вести дело Ильи. Кстати, у меня вот такой вопрос, просто Марк работает на Анатолия Евсеева, он тоже, может быть, как-то с этим связан? — Нет, не думаю. Зато мне кажется, если Марк и Ковлинский начали устранять людей, которые хоть немного могут знать об этом деле про Донна, то это значит, что ту оригинальную запись они все-таки не нашли. — Я ее найду. Тогда, до скорой встречи, а то я еще должен успеть в одно место. А когда ты выйдешь — все уже должно закончится. Не знаешь, где именно может быть видео с камер? — Без понятия, если честно. Даже идей нет. Но раз Марк не нашел, значит придется очень сильно постараться найти ее. Вадим попрощался, встал со стула и вышел, не дождавшись ответа Максима, он же в свою очередь надеялся, что у следователя все получится, хоть и не был в этом до конца уверен. Потому, что ему очень уж хотелось засадить за решетку того, кто отнял у него целый год жизни. IV. В гостях «Как же все сложно… Нужно найти запись с видеокамер, поэтому надо ехать срочно в новокупленный дом Евсеевых и все там обыскать. Хоть я в этом и сильно сомневаюсь, но я уверен, что Марку не удалось найти то видео, так как он все продолжает «чистить» свидетелей, которые могли бы что-нибудь знать. Марк, как же ты мог до такого опуститься? Зачем же ты послушал этого больного психопата Ковлинского? Я теперь, если бы даже и мог, то не смог бы тебе помочь. Я до сих пор не уверен в том, что у тебя с Сашей такое могло произойти. Ты был всегда для меня нормальным. Что же теперь с тобой стало, Марк? Надеюсь, что Максим прав, и ты не убивал никого, а лишь руководил Ковлинским. Да, о чем я думаю? Ковлинский терроризировал Марка, а теперь Марк руководит Ковлинским? Что за бред? Почему бы Марку просто не сдать его? Я ничего не понимаю. Ладно, будь что будет». Вадим вышел на улицу. На его лице уже не было того расслабленного выражения. По дороге со средней скоростью пронеслись три машины, одна из которой как раз была такси. Следователь Игнатьев, думая о своем, пропустил ее, за что потом себя долго корил, почти целых пять минут, пока стоял и ждал следующую машину. Из его рта выходил горячий пар, который на холоде казался почти сигаретным дымом. Его нос из-за холодного воздуха часто закладывало и приходилось использовать для дыхания рот. Но вот, наконец, он и дождался. Медлить было нельзя. Такси подъехало на его сигнал руки. Вадим быстро сказал куда нужно ехать и, уже сидя в теплом салоне машины, он продолжил прорабатывать свой план дальнейших действий: «Сейчас сначала нужно навестить дом Евсеевых, потом нужно забрать письмо, которое я оставил дома. Хотя нет, Марк наверняка в том доме все перерыл, нужно искать в другом месте. А письмо, которое я оставил дома… Почему я раньше об этом не подумал? Надо было его сразу брать… А если я найду это видео, а потом встречу Марка, и если что-то пойдет не так, он его обнаружит и заберет запись? Так ведь тоже может быть, значит, если я все-таки что-то и найду, то нужно это где-нибудь у кого-нибудь пока спрятать. А главное укрыть запись там, куда Марк уж точно не доберется. Их осталось двое, хоть мне и будет трудно, но я думаю, это будет легче, чем было сначала». В это время в квартиру, где жил Вадим Игнатьев, проник кое-кто другой. Какая бы состоялась встреча, если бы следователь и взломщик встретились? Тем более если в лице преступника Вадим узнал бы Сашу Ковлинского. Тяжело было бы обоим. Но они все-таки немного разминулись, хотя может и нет. Следователь попросил водителя такси развернуться и ехать по другому адресу, а Ковлинский в это время копался в вещах Вадима, чтобы найти то, что не смог обнаружить в доме, где убил сначала Илью, а потом и Марину. В его планах сейчас стояла только одна задача. — Да где же она? — рылся в стенном шкафу Саша. — Запись, запись, запись… Но кто бы мог подумать, что мое лицо так отчетливо запечалиться на той сьемке. Ведь запись должна была быть у Марины. Когда она поехала ни с того ни с сего в свой дом, я был просто уверен, что она поехала перепрятывать это видео в другое место. Зачем же я ее убил так рано? Хотя она все говорила мне: «Какая запись? У меня ее нет, и не было». Это выглядело глупо с ее стороны, если бы она мне отдала то, что я просил, то я бы сохранил ей жизнь. Хотя вряд ли. А может быть она и вправду не знала, где находится та запись, ведь копию записи я изъял именно у Максима тогда. Может быть, только он знал, где оригинальная версия. Я перерыл тогда у них весь дом и ничего не нашел. Хотя я больше чем уверен, что запись с камеры видеонаблюдения окажется именно здесь, в квартире ничего не подразумевающего Вадима, — Ковлинский понял, что в шкафу с одеждой ничего нет, и направился искать под подушками и под матрацем, на постели следователя. — У меня есть немного времени, я ведь не знаю где сейчас Вадим. Марк обещал следить за ним, но он почему-то вышел из-под контроля. Вадим может приехать в любую секунду. Но все равно я торопиться не буду, если он все-таки приедет, то я его встречу прямым и точным выстрелом в лоб. Сколько времени не прошло, я все равно стреляю так же хорошо, как и раньше. Поработаешь с психами и сам вскоре становишься психопатом. Марк, ты думаешь, что взял все под свой контроль? Да, ты мне лишь нужен на некоторое время. Ты скоро присоединишься к Джеду, когда не станешь мне нужен. Вот только интересно кто умрет первым: Марк или Вадим? Мне уже, честно, все равно. Разделяй и властвуй. Как легко, оказывается, можно испортить жизнь людям, которые могли бы добиться чего-нибудь по-настоящему стоящего… Еще один шкаф и мои руки отвалятся. Еще ящик и я отдохну чуть-чуть. Все равно этот олух Вадим ни о чем сейчас и не подозревает, поэтому я сомневаюсь, что найду запись именно здесь, — и, немного отчаивавшийся Саша, от безысходности начал неаккуратно переворачивать вещи, находящиеся в шкафу с бельем. — Что это? Хм… Конверт. Это то письмо, о котором мне недавно рассказывал Марк? Ну надо же… Я хотя бы его прочитаю, а то они мне его так и не показали, — Саша читал про себя, только выводя губами беззвучные слова, которые были написаны в письме. Они у него побудили неоднозначные эмоции. — И кто это писал? Теперь понятно, почему Марк так волнуется о том, что Вадим обо всем догадался. Да тут же любой смог бы догадаться, кто это писал! Глупый Джед, хотя бы поменял стиль написания, что ли… Могу поспорить, что Марк этого письма не видел, но слышал его от слов Джеда, потому что если бы он увидел бы это письмо, то оно было бы сразу же сожжено или уничтожено каким-нибудь другим способом. Ооо… Как же Марк обрадуется, когда я покажу ему письмо… А еще некоторые говорили, что я не умею радовать людей. Ковлинский с растянувшейся улыбкой на лице отошел от шкафа с бельем и уже позабыл про ту вещь, ради которой он здесь был. Он не нашел запись с видеокамер на автостоянке. Его состояние, которое ни разу не проверялось у психиатра, было довольно специфичным. Шизофрения налицо. Стоило его внимание отвлечь на более интересную для него вещь, и он сразу же переключался на нее, забыв о предыдущей. То же самое происходило и сейчас. Ковлинский отошел от шкафа и сел на кровать, все еще не выпуская письмо и конверт из рук, он даже не сразу заметил, что на конверте были написаны телефон и электронная почта Маргариты. Он, казалось, потерял счет времени, потому что сидел, не шевельнувшись, и перечитывал письмо по нескольку раз. Неизвестно что сейчас творилось у него в голове. И тут Ковлинский замер, в его голову пришла какая-то навязчивая идея, которая привлекла все его внимание к себе. Он уставился куда-то в стену и смотрел туда очень долгое время, время пролетело на кровати для него незаметно. Он не просто не торопился с уходом. Он хотел дождаться Вадима. Он зарядил пистолет и положил его рядом с собой. Стояла полнейшая тишина, был слышен стук настенных часов из гостиной, какие-то дальние разговоры через стенку, и звук поворачивания ключа в квартиру. Ковлинский не сразу понял, что дверь через мгновение будет открыта. Он сидел и прислушивался, но когда уже услышал, как дверь закрылась, то сразу же вскочил и замер, не издавая никаких звуков. Правой рукой он расстегнул кобуру и медленным движением, чтобы не произвести ни звука, попытался достать пистолет, но вспомнив, что он лежит на постели, тут же незамедлительно схватил его. Дверь в спальню была чуточку приоткрыта, поэтому Ковлинский издалека увидел силуэт, который кинул ключи с размаха на диван и прошел на кухню. Он знал, что будет делать, если попадет в такую ситуацию. Он представил Вадима, которого придется сначала пытать, чтобы тот сообщил, где находится запись с видеокамер на стоянке, а потом он убил бы его. Вадим Игнатьев, который в данный момент чем-то гремел на кухне, тоже затих. Ковлинский это услышал и понял, что тот, кто находится за стеной, кажется, обо всем уже догадался. И он не ошибся. Наступило затишье перед бурей. Саша думал, что Вадим находится на кухне, но он уже дошел до второй двери, которая разделяла гостиную и спальню. Ковлинский подошел к ней и услышал, как раздался щелчок спуска предохранителя на пистолете Вадима с той стороны. Саша, не выдержав такого тихого давления на его голову, спустил курок своего пистолета и выстрелил в дверь. Он не ошибся, пуля, насквозь пронзившая светлое дерево, остановилась в теле человека, который стоял за дверью. Вдруг что-то упало. Ковлинский понял, что цель поражена и уже наперед зная, что опасность миновала, сделал два осторожных шага вперед. Подойдя вплотную к двери, он, не докасаясь до нее, попытался еще раз прислушаться на наличие любого движения, но ничего не услышал. Ковлинский начал медленно открывать дверь и заметил кровавые пятна на полу, которые заворачивали на кухню из гостиной в другую дверь. Значит, в гостиной его нет, поэтому уже без той осторожности Саша завершил открытие двери, полностью уставившись на открытую дверь кухни справа, которая находилась на той же стороне стены, как и эта дверь. Он приготовился, добить Вадима. Раздался прямой и точный выстрел. Неизвестно почувствовал что-либо Ковлинский или же нет, но сквозная дыра в правом виске начала выпускать первые капли крови, и тело бездыханного маньяка Донна рухнуло на землю. На стене от сквозной дырки в голове Саши остались разбрызгавшиеся пятна темной крови, которые теперь всегда будут напоминать следователю об этой встрече. Вадим Игнатьев, спрятавшийся за штору, которая была слева спальни и кухни, что ему в какой-то степени помогло, стоял и сжимал рану на руке, которую сделала пуля, выпущенная Ковлинским. Кровь было не остановить. Пулю доставать из раны не нужно было, так как рана оказалась тоже сквозной. Сейчас надо было просто остановить кровь, закрепить рану, и все хорошо забинтовать. Рана выглядела как большая царапина, видимо пуля только задела руку. Все происходило очень быстро, он даже и не обратил внимание на труп Ковлинского, ему было не до него. Вадим устремился поскорее в ванную, там лежала аптечка. Перескочив через истекший кровью труп, он добежал до места назначения. Главное, что кость и мышца были не задеты, но появилась еще одна проблема: из-за двух громких выстрелов сюда скоро должна была подъехать полиция, чего Вадиму совсем не хотелось, поэтому он и побежал как можно скорее в ванную. «Может лучше будет, если я возьму все нужное и убегу отсюда? Заделаю ее где-нибудь в другом месте, а то не хотелось бы мне встретиться сейчас с Марком. Странно, но похоже у меня шок. Я не чувствую свою руку, она будто бы онемела, ни боли и никаких других признаков», — проносилось у него в голове. Первым делом, он схватил полотенце и обмотал руку, чтобы не потерять слишком много крови. Он открыл висячий над умывальником шкаф-зеркало, чтобы достать аптечку, но стоило попытаться дотянуться до нее, Вадим понял, что силы стремительно покидают его тело. Белая коробочка с лекарствами и прочими вещами упала из ящика в раковину. Следователь Игнатьев попытался найти в этой куче что-нибудь, но в его глазах потемнело. Больше он ничего не помнил. Он рухнул на кафельный пол, разбив об него голову. V. Тюремный обед — Кто бы знал, как убивают меня мои же мысли… — Но это ведь еще не конец, — с койки снизу говорил сокамерник Максима. — Да, это не конец, поэтому я тебе и рассказываю это все, — Гришин лежал на верхней постели, прикрывая глаза рукой. — Я боюсь, что Вадим не справится. Я не могу сидеть здесь и ничего не делать, когда мой напарник рискует своей жизнью. Хотя я на его месте поступил бы также. Я боюсь выйти отсюда через шесть дней и узнать, что все кончилось. Хорошо, если все кончиться положительно, а если нет? А если я выйду и окажется, что Вадим мертв? Что тогда я буду делать? — Я не знаю Макс, тут возможны два варианта, если будет плохой исход. Первый вариант самый простой, выйти отсюда и продолжать жить дальше, как ни в чем не бывало. Второй вариант — это сбежать отсюда как можно дальше. — Я думал, что ты скажешь мне продолжить борьбу, — сказал Максим. — Если выпадет плохой вариант и Вадим проиграет, то тебе уж точно победы не видать. И ты остаешься последним человеком, который был хорошо знаком с делом Донна. И тогда они и тебя просто убьют. — Ты никогда отсюда не выйдешь, и ты знаешь, чего я хочу. Расскажи всем об этой истории, когда меня отсюда выпустят. Даже если меня и убьют, то я оставлю после себя хоть какой-то след. Максим Гришин больше не хотел говорить. Он пытался в своей голове построить цепочку из того, что бы он первым делом сделал, если бы отсюда вышел. За решеткой было видно, как один из надзирателей поднимается по лестнице, ведущей на второй этаж. Хотя это нельзя было назвать вторым этажом, это был такой большой балкон, очень большой. Максиму ничего не приходило на ум, он лежал и просто смотрел то в потолок, то через решетку. Этот надзиратель все шел и шел. Он не торопился. И тут он совсем пропал из вида. Можно было подумать, что что-то случилось, но как оказалось это не так, он просто зашел в другую камеру и поспешил оттуда выйти, что-то кому-то при этом сказав. Максим теперь не боялся говорить правду, для него наступил такой момент, что теперь некуда было отступать. Это когда у тебя хорошая комбинация в покере, и ты остался один на один с другим игроком, ты поднимаешь ставку почти на семьдесят пять процентов от своих денег, а твой соперник поднимает на все, и тебе уже некуда уходить, и ты просто уже обязан поднять свою ставку до предела. Потому что на кон ты поставил раньше еще больше, чем у тебя было. Максим чувствовал себя именно так, он слишком много тогда поставил, и сейчас ему было необходимо после выхода на свободу поставить еще чуть-чуть и ждать, когда откроются все карты. Охранник, проходя мимо камеры, посмотрел на Максима, и чуть было не прошел мимо, но все-таки остановился. — Вы у нас Максим Гришин? — сказал угрожающим тоном мужчина, одетый в форму. Его усы немного мешали ему, как заметил Максим, поэтому он так плохо выговорил первую букву его имени. Гришин спрыгнул с верхней койки, чтобы показать, что он весь во внимании. — Собирайтесь на выход, — добавил надзиратель. Создавалось ощущение, что усы, находившиеся над его верхней губой, лезли ему в рот, и когда он говорил, надзиратель будто бы пытался выплюнуть с каждой произносящей буквой то, что ему мешало. Смотрелось это довольно забавно. Максим был немного в шоке, он не понимал, куда его снова ведут. Первая мысль, что возникла в его голове это то, что его ведут к Марку или еще к кому-нибудь, кто сообщит ему ужасные новости. Был и второй вариант, который более всего подходил для сегодняшнего второго к нему визита: Вадим принес какую-нибудь важную информацию. Максим шел мимо других камер и замечал взгляды преступников на себе, сидящих за решетками. Хорошо, что он просидел почти год с человеком, который никогда не убивал и не делал ничего плохого. По его словам, его посадили за то, что он не совершал, как и Максима. Только вот ему не повезло больше, его осудили на пожизненное за более тяжкое преступление, в отличие от Гришина. А вот за другими решетками сидели настоящие убийцы, маньяки, насильники, педофилы и другие душевно уродливые личности. Максиму и в страшном сне не могло такое присниться, что тех, кого он ловил, могут оказаться с ним же под одной крышей. Но он справился, все время скрывая ото всех, что он полицейский, и только сегодня он решил об этом поведать сокамернику, и только сегодня он узнал, что его сосед тоже сидит не за что. Гришину удалось пропустить сегодня завтрак, а теперь он пропустит еще и обед. И снова перед ним нарисовалась та же дорога, по которой Максим шел сегодня утром на встречу к Вадиму. Те же коридоры и двери. Теперь он был уверен, что ведут его либо к Вадиму, либо к Марку, но в один прекрасный момент они с надзирателем свернули с намеченной дороги и стали подниматься вверх по лестнице. Теперь у Максима не было мыслей насчет того, куда его ведут. Это был кабинет самого главного человека в этой тюрьме, но то, что он увидел, Гришин, конечно же, не ожидал. Дверь открылась и Максим, все еще стоящий в наручниках, осмотрел быстрым взглядом кабинет, немного не понимая в чем дело. Перед ним стояли два мужчины, один из них, как Максим и думал, был тот, кто поддерживал порядок в этой тюрьме на протяжении многих лет, второго он тоже знал, но не ожидал увидеть здесь. Он был в сером костюме и в очках с белой оправой. Не узнать его было трудно. — Максим Гришин, мы, наверное, не знакомы, хотя я уверен, что вы знаете меня, — протянул он руку. — Вы Анатолий Евсеев, вы начальник Южного банка, — Максим знал кто он такой из рассказов Марины, но также он знал, кто держит один из самых больших банков неподалеку от его дома. — Но я не понимаю, что вы здесь делаете.