А затем на меня вдруг навалился покой и я начал чётко понимать, что следует делать. Я вскарабкался на стол, уселся в позу лотоса и с невероятной лёгкостью погрузился в медитацию. Умиротворение накрыло разум, словно приливной волной. Окружающие звуки усилились, слились сплошным гулом, а затем растворились, обратившись звенящей тишиной… * * * Уже в который раз я очутился в теле воина с двумя короткими мечами. Теперь мы мчались через лес, пробивая себе путь сквозь густой кустарник. Позади раздавался топот множества лап, сопровождаемый тяжёлым дыханием. Нас преследовала стая чёрных псов. Мой пращур это знал, а соответственно, и я тоже. Очередная ветвь оцарапала лицо, и мы выскочили на широкую поляну, залитую ярким лунным светом. Блеснули мечи, и я наконец смог рассмотреть стаю. Более пяти десятков голов пялились на нас жадными глазами, а из оскаленных ртов капала слюна. Твари хотели жрать, но боялись. Голодные, страшные, смертоносные машины, созданные для одной лишь цели: рвать человеческую плоть — боялись нас. Однако голод оказался сильнее. Атака началась внезапно. Первая тень метнулась нам в спину и тут же рассыпалась прахом. Рунная вязь вдоль клинка засияла голубоватым свечением, словно оружие поглотило чёрную душу. А затем мы закрутили танец смерти. Стая бросилась на нас сплошным потоком, но ни одна пасть не смогла приблизиться на расстояние укуса. Мечи сверкающим куполом раскрылись вокруг нашего тела, обращая в пепел чёрные туши псов. Не знаю, сколько продлился бой: возможно, минуту, а может, и целый час. Однако воин оставался спокойным, а дыхание — ровным, будто не он только что размахивал мечами, круша врагов направо и налево. Сейчас они плотным слоем устилали пространство вокруг, но мы не спешили прятать оружие. Мы ждали их вожака. И он пришёл. Не издав ни звука, будто и нет вокруг бурелома, сквозь который невозможно пробраться без шума. Но мы знали, что он должен явиться, и почувствовали его появление за спиной. Его бледное лицо источало покой, а в глазах плясало адское пламя. Я был удивлён, потому как привык видеть в них тьму. Но мой пращур лишь усмехнулся. — Ты никогда его не получишь, — произнёс он. Мы поднесли к горлу меч и резким движением вскрыли артерию. Демон взревел. Он бросился к нам, но было уже слишком поздно. Кровь густым потоком хлестала в траву, а жизнь безвозвратно покидала наше тело. * * * Я открыл глаза и осмотрелся. В камере было темно, и зрение переключилось на ночной режим. Странно, ведь надзиратели должны были принести ужин. Вряд ли они позволили бы мне встретить их вот так, сидя на столе. И почему не опущены нары? Я напряг слух, вызывая состояние, которое позволяло мне слышать даже сквозь толстые стены. Но в мире царила полная тишина. Вот только это невозможно. Ведь ночью в СИЗО наступала другая жизнь, которая замирала лишь под самое утро. Нет и звуков машин, что без конца снуют по проспекту, радом с которым и выстроен изолятор. Змеиным движением я скользнул на пол и подошёл к двери. Может быть, я что-то сделал не так и слух меня просто подводит? Однако приложив ухо к холодному железу, я так и не смог ничего уловить. Мир будто умер, пока я спокойно сидел на столе. Стоило поймать себя на этой мысли, как внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия. Но не только. Внезапно я ощутил в себе кое-что ещё, будто открылся новый орган восприятия. Не слух, не зрение и даже не обоняние. И едва я прислушался, как мир вокруг засиял новыми красками. Описать это довольно сложно. Ближе всего подойдёт слово «настроение». Похоже на то, когда близкий тебе человек испытывает яркие эмоции, притом настолько, что они заражают, начинают казаться собственными. И то, что излучал мир, вызывало стойкое желание сдохнуть. Тоска, обречённость, смерть и страх. Настолько сильные, что я невольно отстранился и поспешил отключить внезапно открывшийся дар. Меня охватила паника. На всякий случай я толкнул дверь, в надежде, что она окажется не заперта. Но нет, надзиратели и не подумали открыть камеру. А может, даже и не вспомнили обо мне. Кто знает, что творилось там, за стенами, пока я путешествовал в сознании предка. Больше того, я не имел ни малейшего представления, сколько времени там провёл. Организм подсказывал, что много. Жрать хотелось невыносимо, а от жажды так першило в глотке, что аж язык прилипал к нёбу. Поворот крана на смесителе ничего не дал, даже шипения. А значит, водопровод успел пересохнуть. Желания позвать на помощь как-то не возникало, тем более я уже точно знал, что за дверью нет ни одной живой души. Очередной приступ паники удалось погасить каким-то невероятным усилием воли. Страх ледяной волной подкрался к сердцу, охватил мозг и адреналином взорвался в крови. Мысли захлестнуло ожидание неминуемой смерти. Ведь если не случится чуда, самостоятельно я отсюда не выйду. Пытаться вынести железную дверь, специально созданную для того, чтобы её невозможно было открыть изнутри… ну, то такое. Может быть, в кино, обладая невероятной силой супергероя, и возможно, но вот в реальности — нет. Даже несмотря на то, что я обладаю чем-то подобным сверхспособностям, это попросту невозможно. Железо в любом случае гораздо прочнее плоти. Средств связи нет, звать на помощь равнозначно смерти. А ещё я был на сто процентов уверен: достаточно издать хоть малейший шум, и то, что уничтожило жизнь снаружи, моментально ворвётся внутрь. Я это чувствовал. Словно мрачные тени блуждали где-то рядом. От них просто воняло ненавистью и злобой. А у меня нет даже палки, чтобы попытаться отбиться. Хотя… палка здесь вряд ли поможет. Я невольно сжал в руке нательный крест на тонкой верёвке. Возможно, лишь благодаря ему я всё ещё жив и нахожусь в недосягаемости для тварей снаружи. Жаль, ненадолго. Сколько ещё я продержусь без еды и воды? Сутки, может быть, двое, учитывая мою способность к восстановлению. Понять бы ещё, как долго я пребывал в медитативном состоянии. А что, если?.. Недолго думая, я вновь забрался на стол и попытался погрузиться в воспоминания. Но ничего не вышло, будто кто-то могущественный взял и перекрыл мне доступ к памяти предков. А может, я получил всё, что было необходимо? Ведь в момент пробуждения я точно знал, о чём говорили те двое. В смысле — мой пращур и демон высшего круга. Сейчас в сознании осталось лишь слово «ключ», но ни образа, ни места, где он спрятан, вспомнить не получалось. Хотя я был уверен, что знаю, где он. «Бах»! — что-то грохнуло в ночной тишине, застав меня вздрогнуть. Цокот когтей по бетонному полу рассыпался бисером эха, отражаясь в узких коридорах от стен. Я затаил дыхание. Новая волна страха охватила сознание и вновь наполнила кровь адреналином. Всё ещё оставаясь на столе, я поднялся на ноги и приготовился к схватке, хоть и понимал, что она будет проиграна. Но я не собирался покорно сидеть, пока чёрные псы будут рвать моё тело на части. Лучше сдохнуть в бою, чем молить о пощаде, словно трусливая сука. Липкое чувство страха сменилось боевым задором. Я почувствовал, как на лицо наползла кривая ухмылка. Я был готов. Однако цокот миновал мою дверь и постепенно растаял в звенящей ночной тишине. Успокоив сердцебиение, я вновь уселся на стол и сделал глубокий вдох, после чего едва не вывернул содержимое желудка. Вонь гниющей плоти была настолько густой, что казалось, её можно потрогать руками. А ведь ещё минуту назад я её не чувствовал. Возможно, её принесло сквозняком, который образовался из-за чёрного пса. Видимо, тварь открыла двери, позволив ветру ворваться в здание. И действительно, из-под двери потянулся слабый поток воздуха, точнее — смрада. Он наполнял камеру, становился всё гуще и отвратительнее. Сколько же времени прошло? * * * Так, сидя на столе, я встретил рассвет. Вначале слабый, серый, едва различимый. Он словно боялся войти в этот мир и скромно намекнул о себе бледной полоской под дверью. Плавно, нехотя, свет проникал сквозь щель, пока не превратился в золотое сияние. Я любовался им и думал о том, что, возможно, вижу его в последний раз. А затем на двери лязгнул замок. Я не сразу понял, что происходит. Дверь распахнулась, и яркий солнечный свет отразился болью в глазах, а в проёме возник тёмный человеческий силуэт. — Живой… — прозвучал чей-то до боли знакомый голос. — А я уж и не надеялся. — Ты кто? — Конь в пальто, — огрызнулся гость и шагнул внутрь. Я проморгался, смахнул выступившие слёзы и невольно улыбнулся, когда наконец смог рассмотреть того, ко пришёл мне на выручку. — Маркин, мать твою, ты чё так долго⁈ — Пожалуйста, — ухмыльнулся он и протянул мне фляжку. Я тут же присосался к горлышку и с жадностью пил, пока в рот не упала последняя капля. Рустам смотрел на меня с улыбкой, будто и в самом деле не верил, что увидит меня живым. — Что произошло? — спросил я и вернул фляжку. — Идти можешь? — Вполне. Так что случилось? — Давай потом, сваливать нужно, пока рассвет. — Принял. Веди. Маркин кивнул и выскользнул за дверь. Одет он был непривычно. Вместо строгого костюма влез в камуфляж, на спине рюкзак, судя по виду — забит до отказа. Руки сжимают обрез, а поведение такое, словно за каждым углом подстерегает опасность. Однако двигается нелепо, порой забывая об осторожности. Вот и сейчас он шёл по узкому коридору, не обращая никакого внимания на двери по обеим сторонам. Зато я не поленился и заглянул в один из открытых проёмов, чтобы тут же отпрянуть. Внутри натуральное месиво, невозможно было даже понять, сколько человек растерзали в этой камере. Сплошной фарш, который уже сделался бурым от времени и вонял так, что даже мой, привычный к виду смерти желудок в очередной раз подпрыгнул к горлу. Но я оказался сильнее и сдержал рвотный рефлекс. Жаль, воды больше нет. Не подумал оставить хотя бы глоток, чтобы протолкнуть ком, что сейчас застрял поперёк горла. — Не тупи, — донеслось от двери, и я вдруг понял, что сильно отстал от Рустама. Я быстро преодолел коридор, и мы вместе вышли на улицу. Быстрым шагом миновали площадку до ворот и выбрались на проспект. Интуитивно я ожидал увидеть пробку до горизонта, но нет, лишь редкие машины торчали в обочине. А значит, беда явилась внезапно и охватила сразу весь город. Хотелось поговорить, выяснить всё, разузнать о том, что случилось. Но губы отказывались шевелиться, а челюсти сжались так сильно, что это отдалось болью в зубах. Открытое пространство мы преодолели бегом. И я не сильно удивился, когда Маркин свернул к старой церкви, что располагалась неподалёку от СИЗО. Подбежав к двери, он постучался, явно условным сигналом. А через пару секунд створка распахнулась, и нас встретил священник с обрезом в руках. — Нашёл-таки? — усмехнулся в бороду он. — Ага, — сухо ответил Маркин и скинул рюкзак. — Здесь еда. Не много, но на пару дней хватит. Внутри, помимо нас, ещё были люди. Шесть женщин и четверо мужчин. Смотрят затравленно, хотя откровенного страха в глазах уже нет. Их вид скорее можно назвать обречённым. Они словно не верили, что настанет завтрашний день. — Что произошло? — Я вновь обратился к Рустаму. — А ты сам не заметил? — сухо ответил он. — Пиздец. Полный, окончательный и бесповоротный. — Как? — Ночью. Часть людей обратилась и порвала тех, кто спал. Мир превратился в могилу за сутки, никто даже отреагировать не успел. Ни полиция, ни армия, никто. Все сдохли, все, мать твою! Маркин едва не сорвался на панику, но вовремя взял себя в руки и замолчал. — Спасибо, что не бросил, — буркнул я и уселся прямо на пол. — Как ты выжил в этом дерьме? — Исполнял твою просьбу. Остался на ночь у отца Владимира, это меня и спасло. Он объяснил, как действовать дальше, и попросил вытащить тебя. Если бы не он, я бы туда даже не сунулся. Но он уверял, что ты жив. — Давно? — Что именно?