— В холодильник, говорю, поставь. — Там пюрешка с котлеточками… — словно не слыша, продолжил перечислять прелести ужина шеф. — Не то что это твоё, магазинное. Всё своё, огородное. — Котлеты тоже из теплицы? — Тьфу ты, ёж твою мать! Не хочешь — не жри! Я к нему как к человеку… — Да не бузи ты, Валерич, щас отведаю я вашу стряпню… попозже. — Вот и правильно. Ладно, я чё приходил-то… Завтра тебе на десятом секторе, у Илюшкиных, подселение будет. — Отмучилась бабка? — Да, Витька звонил. Только что в морг положили. — Сделаем. — Ага… — Валерич замер в дверях, словно что-то забыл. — Ладно, давай ещё по одной и побегу. — Она же палёная? — с ухмылкой спросил я. — Ты мне клювом здесь не торгуй, а то вмиг у меня это… — снова погрозил пальцем он. — Да мне не жалко, — пожал плечами я и наполнил рюмку. Мы без тоста чокнулись, Валерич снова схрумкал магазинный огурец, несмотря на то, что буквально минуту назад критиковал продукты из супермаркета. Подхватил шапку, натянул на уши и подался к выходу. — Всё, давай! — махнул он рукой на прощание. — И смотри мне здесь! Чтоб я не волновался. Дверь хлопнула, и я снова остался в гордом одиночестве. Вскоре с улицы донёсся звук двигателя: Валерич поехал домой. Нет, «с выхлопом», в смысле под градусом, он ездить не боялся. Все местные полицейские знали его машину, и хоть великим авторитетом мой шеф не являлся, его всё равно никогда не трогали. Потому как рано или поздно все придут к нему на поклон за крохотным земельным наделом. Да и не только. Люди, наделённые властью, больше остальных не любят работать руками, а большинство их родственников всё же лежит здесь. Это ещё одна моя нештатная обязанность: ухаживать за могилами местной элиты. Да и насрать, с меня не убудет. Тем более что деньги их подручные завозят регулярно. Глупые люди. Не понимают, что за предками ухаживать нужно, тогда и счастье будет, и настроение хорошее. А они откупаются… Ну да бог им судья. Я поднял пульт и вдавил на нём кнопку с нарисованным поверх динамиком. У старенького телевизора с кинескопом тут же прорезался звук. Я не вслушивался в то, о чём там говорят, да и включал его больше для фона, чтобы не так явно ощущать одиночество в давящей кладбищенской тишине. Однако очередной бред, что несли с экрана, всё равно попадал в уши. —…тому недавняя пандемия. Что касается войны, или второго всадника. Думаю, не нужно вам объяснять, что в последнее время происходит в мире. Впрочем, и голодающих на Земле достаточно. Треть населения планеты страдает от нехватки чистой воды и нормального питания. Судя по всему, явление третьего всадника мы тоже давно пропустили. Как и бледного, чьё имя Смерть. Она окружает нас повсюду. Животные вымирают целыми видами, а уж сколько жизней унесла недавняя пандемия известного вируса… — Так что же вы хотите сказать? Мир на краю гибели? Грядёт апокалипсис, и скоро мы все умрём? — Вы зря смеётесь, потому как все семь печатей уже сняты и ангелы давно трубят в свои горны. — Похоже, вы намекаете на такое явление, как «Гул земли», который слышат и записывают люди по всему миру? — Да, именно об этом я вам и говорю. Этот гул появился относительно недавно, и он как раз связан с тем, о чём я упомянул выше. Печати сняты, и грядёт страшная кара… — Пиздец! — выругался я и переключил канал. Из телевизора донеслась музыка. Не та новомодная попса, где порой даже не понимаешь, о чём поют. Старый добрый русский рок, от которого сразу сменилось настроение. Я даже поднял взгляд на экран, где в очередной раз показывали картину «Брат-2». Хоть фильм и загоняли настолько, что от него у многих уже оскомина образовалась, но за последние годы ничего лучше так и не сняли. А может, я просто старею и не понимаю, что происходит? Отстал от жизни и теперь кажется, будто раньше трава была зеленее, а девки — сисястее. Но ведь мне всего тридцать три. Кстати, именно сегодня исполнилось. Я поднял бутылку и вылил остатки водки в рюмку. Покрутил в руках пустую посуду и поставил рядом на пол. Странная примета. Как вообще связана пустая бутылка на столе и бедность? Работать нужно — и всё будет в порядке. Но вот какая штука это общественное сознание: я вроде и не суеверный, а пустую посуду на столе тоже не терплю. Видимо, уже что-то на подкорке отпечаталось. Опрокинув рюмку в рот, я с тоской посмотрел на пустой стакан, а затем перевёл взгляд на бутылку. — Вот ведь… Валерич, блин! — ухмыльнулся я. — Как раз тех самых трёх рюмок и не хватило. Я немного посидел в раздумьях, идти в магазин за ещё одной или ну его на фиг? Желание надраться в слюни так никуда и не исчезло, но шлёпать по апрельским лужам — лень. Может, в такси позвонить, попросить, чтоб привезли? Как вариант, можно ещё Коляна набрать. Он и бутылку принесёт, и компанию составит. Тем более что давно уговаривает меня посидеть. Нет. Никого видеть не хочу, проще самому дойти. Куртка послушно легла на плечи, кепка — на голову. Я похлопал себя по карманам и, усмехнувшись, вытянул из правого рваные перчатки, которые сразу полетели в ведро. Чертыхнувшись, прямо в ботинках прошёл до стола, подхватил пульт, выключил телевизор и сунул в карман телефон. Затем снял с гвоздя у двери ключ и выбрался на улицу. Накинув навесной замок, защёлкнул его и снова выругался, потому как оставил на столе сигареты. Однако возвращаться тоже плохая примета, а потому делать этого я не стал. И да, после такого я с полной уверенностью заявляю, что не считаю себя суеверным. Просто так повелось, а я зачем-то это всё соблюдаю. Приподняв воротник, чтоб не продуло шею, я зашагал в сторону магазина, периодически перепрыгивая через грязные лужи. В супермаркет тащиться лень, хоть там и бухло подешевле. Здесь неподалёку есть районный магазинчик, в котором кроме пива, майонеза и двух видов колбасы вечно ничего не бывает. Вряд ли он приносит хоть какой-нибудь доход, но Надька всё равно его держит, может быть, потому, что больше ничего не умеет. Да и жалко, наверное, столько сил и времени на него потратить, чтобы впоследствии всё бросить. Колокольчик над дверью звякнул, оповещая хозяйку о появлении покупателя. Впрочем, сейчас это было не нужно, ведь она находилась за прилавком и отпускала какой-то пенсионерке колбасу. — И конфеточек мне вон тех завесь, граммов сто. — Старушка указала скрюченным пальцем за спину продавщицы. — Привет, Надюх! — Я махнул ей рукой. — Ты чё это? — усмехнулась та. — Никак, отмечаешь чего? — Да какое там, — поморщился я. — Так, от скуки для… Бабка окинула меня нехорошим взглядом, будто я ей денег задолжал. «Ну да, выгляжу я помято, не Ален Делон, да ты и сама не первой свежести уже. Того и гляди, моей клиенткой станешь», — промелькнуло в голове, но вслух я сказал совсем другое. — Здрас-сь, — состроив ехидную рожу, произнёс я и слегка поклонился. — Здрасьте, забор покрасьте, — огрызнулась старушка. — Отойдите подальше, от вас вином пахнет. — А мертвечинкой не несёт? — продолжил ехидничать я. — Серёж! — строгим голосом одёрнула меня продавщица. — Триста шестьдесят два рубля с вас. Бабка молча протянула ей пятьсот рублей и снова недобро на меня покосилась. Надюха быстро нащёлкала ей мелочь из кассы, старушка аккуратно ссыпала её в кошелёк, и вскоре над дверью звякнул колокольчик. — Ты чё мне покупателей кошмаришь? — Да она сама кого хочешь напугает, — хмыкнул я. — Вон как зыркает, небось, ведьма какая. — Чего тебе? — Дай щеночка. — Что за повод-то? — Тем не менее она обернулась и сняла с полки чекушку водки. — Пойдёт такая? — Да мне лишь бы горела. — Давно тебя что-то не видно было. — Дела, — важно ответил я. — Сколько с меня? — Сто девяносто. — На, — припечатал я к прилавку двести рублей. — Сдачу себе оставь. — Ну спасибо, вот ува́жил так ува́жил. — Красивая ты баба, Надюх, — с придыхом произнёс я. — Ага, красивая, только вот замуж никто не берёт, — захохотала в ответ она. — А твой-то чего? — А ничего. Живём вроде, но хочется-то семьи, порядка. — Могу с ним поговорить, если уж так приспичило? — Да ты что⁈ Совсем сбрендил⁈ Иди уже, говорун. У меня сейчас люди пойдут, а я ещё товар не разложила. Заговариваешь тут меня. — Ну как знаешь, — ухмыльнулся я и подался на выход. Отойдя на пару метров, вновь похлопал себя по карманам и матерно выругался. Вот ведь дурная голова, хотел же сигарет взять… И да, возвращаться я не стал и, задрав воротник, направился к кладбищу. То ли день сегодня не задался, то ли всё же стоило вернуться за сигаретами к Надьке. Может, не такая уж и плохая это примета? В общем, неприятности нашли меня там, где я их меньше всего ожидал. Какие-то два пьяных подростка ошивались неподалёку от сторожки. И что они забыли поздним вечером у кладбищенских ворот — непонятно. Скорее всего, проблем на свои дурные головы. Других объяснений у меня не нашлось. Даже издалека было видно, что они неадекватны: движения неуклюжие, а хохот стоит — аж от магазина слышно. — Э, мужик, закурить есть? — нагло поинтересовался один из них. Одного взгляда в его глаза мне хватило, чтобы понять: они не пьяные. Эти двое под чем-то более крепким, чем алкоголь. Зрачки настолько крохотные, что их едва видно, а на улице уже поздние сумерки. Ещё минут десять, и без фонаря здесь можно натурально ноги переломать. Хотя наш фонарь, похоже, починили. Уважают в городе Валерича, даже пресловутая «горе-сеть», от которой вечно дела не дождёшься. — В сторожке, — кивнул я на дверь. — Ну открывай тогда, хули замер, — подключился разговору второй.