Кстати, вы знали, что первый спектакль по «Чайке» провалился? Прям конкретный дисгрейс был. Но доктор Че, за что ему респект и уважуха, не сдался, а написал еще «Дядю Ваню», «Трех сестер» и «Вишневый сад», которые до сих пор, говорят, самые кассовые хитяры во всех театрах мира. – «Вишневый сад»: мотив Лопахина вообще понятен, без вопросов: кто был ничем, тот станет всем. Но он же не м…к, добро помнит, вот и предлагал этой ку-ку Любови Андреевне вариант решения финансовых проблем. Но у них же бабушка богатая в Ярославле! В итоге – прощай, родовое имение, а мы валим в Париж! А в Париже продолжим свои мучения, ибо едем к некоему негодяю, который, как я понял, и стал причиной долгов Раневской. Кого жалко, так это Фирса – забыли, как шкаф. Зато как по деревьям своим убивались. Лайки, лайки, подписчики, подписчики, какие-то незнакомые люди пришли. Комменты их не пишу, там типа одно: класс, жги, ацтой, как ты мог. Я в прениях и терках ток со своими, сорян, а вас не знаю, идите лесом. О. Л.: Захар, это не «бомбануло», это творческий принцип Чехова в драматургии: «Если вы говорите в первой главе, что на стене висит ружье, во второй или третьей главе оно должно непременно выстрелить. А если не будет стрелять, не должно и висеть». Я: Но в «Вишневом саде» никто вроде не стреляет… О. Л.: Ну, вот ты мне и объясни, что там, по-твоему, «бомбануло»? Я: Аукцион, не? Им говорят про аукцион, а они отмахиваются, ну вот он и состоялся. Не в их пользу. Их этим известием и бомбануло. Симашова: Сейчас, мне кажется, у всех другая мантра – отдыхать! Отдыхать! Особенно у родителей. Мать на трех работах пашет, я ей говорю: «Давай ты на дачу не поедешь в выходные?» А она: «Ты чо, а картошку полоть? А помидоры?» Я говорю: «Давай газонкой засеем, поставим бассейн и барбекю». А она: «С ума сошла, земля же работать должна». Короче, как взяли эту дачу бабушка с дедом в девяностые, так все мы на ней и вкалываем до сих пор. Тоже в некотором роде вишневый сад – бросить жалко, а возделывать сил больше нет. Хоть в Горный в этом году съездили. Печень: Симыч, ты тоже в Москву сдернешь, как школу окончишь? Симашова: Тут-то чо делать? В Москве – жизнь, туса, шоубиз… Пирожникова: Я-то точно сдерну – Бауманка ток в Москве. Печень: Чо за дела? Какого пешего ты тогда в наш технический ходишь и я, неумный человек, с тобой? Пирожникова: Это мой план Б. Запасной аэродром. Печень: Слушай, Пирожникова, я только себе, можно сказать, автотранспортный факультет присмотрел. Всё из-за тебя! Я думал, после школы в шарагу, а потом к бате в мастерскую. Я бы после девятого ушел, но батя сказал: одиннадцать, и без вариантов. Пирожникова: Хочешь сказать, что мы в ответе за тех, кого приручили? Печень: А чо, нет??? Симашова: А Стас запал на Ирку! А Стас запал на Ирку! Пирожникова: Стас, не тупи. Табаш тебе на примере Чехова разложил, что бывает с людьми, которые не пользуются своим мозгом, а только страдают. Печень: И чо, мне теперь с тобой вместе в Бауманку готовиться, что ли??? Пирожникова: Почему бы и нет (смайл в черных очках). Но ты, канешн, сам решай. Печень: А если я не поступлю??? Пирожникова: Мне кажется, надо ставить перед собой изначально завышенные цели, строить себе лестницу или батут, а там уж куда допрыгнешь. Печень: А если звезданусь с батута? Пирожникова: У жизни, бро, для тебя есть два сценария: 1) идешь за мечтой и радуешься, что стал еще на один пункт ближе к ней, 2) думаешь, что ты рано или поздно звезданешься, и ты звезданешься и будешь радоваться, что не сильно. Печень: Типа я должен выбрать? Пирожникова: Ну как бы да. Печень: И лучше бы первый вариант, да? Пирожникова: Ага. О. Л.: (смайл «аплодисменты»). * * * Итак, май френдз. Добрались до самого хардкора, тяжелой артиллерии русской литературы. «Идиот», Достоевский. Князь Мышкин-Норушкин, а еще и Лев Николаевич. Великая книга о том, как плохо быть хорошим человеком. В общем, там четыре части, но если бы я был Федором Михалычем, то написал бы только первую и на том бы закончил. Самый экшн как раз уместился в первой части. А, ну и в конце четвертой Настасью Филипповну убили, а князь Мышкин снова вернулся в свое вегетативное состояние. Ну, типа снова дурак, или как там – блаженный, а по факту эпилептик. Только у него типа была ремиссия, а потом после всех этих трех частей мексиканских страстей болезнь наносит по его и так расшатанной психике сокрушительный удар. Ну, там реально в трех частях вялотекущий мыльный сериал и только, имхо, пара бодрых моментов. Мутный тип Бурдовский (ну вот снова вам говорящая фамилия – все, что ли, великие русские писатели этот ход использовали?) решил отжать у князя немного денег, задвинув фейк про то, что якобы благодетель князя Павлищев был его, Бурдовского, папой. И второй мутный тип, Ипполит Терентьев, который весь такой больной и несчастный, но в общем и целом умеет неплохо устраиваться где-нибудь в гостях и нехило так троллит семейство Иволгиных, решил вдруг выпилиться из этой тяжкой реальности и долго и нудно читал им всю ночь (всю ночь!) свою стопицоткилометровую предсмертную записку, а потом чо-то там накосячил с пистолетом и в итоге не выпилился. Все поржали. Кроме Мышкина и Ипполита, канешн. А, ну и вот еще мораль: князь Мышкин, несмотря на то, что ку-ку, по воле автора стал обладателем большого состояния, но счастья ему деньжищи не принесли, и даже бабы толком на него не запали. В общем, женщины эти странные обе – что Аглая, что Настасья: такого перца пропустили. И смирный, и добрый, всех жалеет и почти всех любит, и при бабосах… Ну, больной немножко, так что? Уедет, есличо, года на три в свою Швейцарию. Сима, ты бы пропустила такого клевого мажорика? Но, как говорится, хороший человек – это, видимо, диагноз. И не в деньгах счастье. Кстати, Ганя Иволгин – думал, совсем дятел, а он норм пацан. Ему говорят: «Чморись давай, лезь в огонь, сто тыщ доставай, ты ж за деньги на все согласен». Я даже удивился, что Ганя никакую речугу в этом месте не задвинул (они там все… ээээ… избыточно многословны, во я слова какие знаю), а просто в обморок упал. Видимо, чувакам в те времена падать в обмороки было совсем не западло. А Настасью Филипповну – ну, жаль, да. Не того чувака выбрала – Парфена этого бешеного, а не Мышкина смиреннейшего. Ну, и я уже тут рассматривал некоторые произведения русской классики с точки зрения Уголовного кодекса. Так и здесь неслабый такой наборчик: педофилия (Настасью Тоцкий в каком возрасте увез и… эээ… воспитывал? Увез в имение в семь лет, в Питер – в шестнадцать, ахтунг по нынешним временам!), покушение на убийство (Рогожин vs Мышкин в темном закоулке), клевета (продажный копирайтер и вообще шельма Лебедев, бугага). Ну и наконец, убийство как финал. И какой вывод хочу я из этого сделать, несмотря на явное поражение князя Мышкина: если вокруг тебя мразота, оставайся простым и светлым чуваком, не сливайся с окружающим тебя мраком. А еще лучше – убегай, ищи себе подобных. Ходи с фонариком и шепотом, чтобы зомбаки не налетели: «Есть кто нормальный вообще?» И возможно, тебе повезет. Ну, можешь попробовать взять одного засранца и даже побрататься с ним, но не факт, не факт, что из этого что-то выйдет. Рогожин человеком так и не стал, хотя имел все шансы. Офлайн. Закрыл комменты. Психанул. Симашова опять понабежит, будет комменты писать как ни в чем не бывало. Не для нее стараюсь, для О. Л. ващет. Написали даже в личку какие-то, что я дурачок. А я князь Мышкин в горах Швейцарии – купаюсь с детьми в басике. Дети прикольные. * * * Онлайн. Пока мои эти в баре. Боже, сколько же мажориков в великой русской литературе! Приключения мажорика на Кавказе: самые красивые девушки курортов, азартные игры со смертельными ставками и даже одно убийство. Вы, конечно, догадались, что это «Герой нашего времени», назовем для краткости ГНВ. Ну а что – не мажорик? Были бы мы на уроке, О. Л. потребовала бы с меня пруфы: а что это ты, Табашников, называешь Печорина мажориком? А приведи цитату. А приведу: «В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и, разумеется, удовольствия эти мне опротивели. Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц и был любим – но их любовь только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце осталось пусто… Я стал читать, учиться – науки также надоели. <…> Тогда мне стало скучно…» С другой стороны, был бы настоящий мажорик, то уж поди бы не стал покидать столицы и нести службу на задворках империи. Ну да, ну да, Печорину скучно, и умереть не вопрос, поэтому он ищет приключений на свою пятую точку, и он их находит. Ну а ничо так, что почти каждое его приключение заканчивается криминалом? Есть там как бы даже один подвиг (буйного убийцу помог обезвредить), но в общем и целом портретик вырисовывается еще тот. А признайтесь: кто читал предисловие? Там же четким по русскому написано, что Печорин тот еще засранец нашего времени (хотя вряд ли Лермонтов знал такое слово, а может, и знал, но в книжках не писал) и тролль. Кроме Веры, всех остальных троллит – только в путь. Особенно Грушницкого – и за шинель, и за трость, и за фуражку, и за княжну Мери. И весь этот троллинг заканчивается очень и очень плохо. Читаем: «С тех пор как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаяние! Я был необходимое лицо пятого акта; невольно я разыгрывал роль палача или предателя. Какую цель имела на это судьба?» Да какая судьба вообще? Какого хрена ты, Печорин, лезешь к людям? Ну и пусть бы Грушницкий клеил и дальше свою Мери, зачем она тебе сдалась? А так вышла очень криминальная история: два перца выясняли, кто из них больший козел, и довыяснялись. Вот что мажорство с людьми делает. Мне вот интересно: нынешние мажорики – ну, Мара эта или чувак из Новосиба, который у себя в коттедже девочку зарезал, – они ГНВ читали вообще? В связи с этим вопрос: вредная ли книга, надо ли запретить? Блин, чо так все депрессивно в этой великой русской литературе? Книжки-депрессяшки. Накидайте позитива. Всем пис. И привет с морей. Дизлайки, лайки, плачущие смайлы. Пирожникова: Захар, я удивляюсь, ты же экзамен буквально вчера сдал. ГНВ мы прошли в девятом классе, чо опять? Печень: Ну захотелось человеку!!! Ты сама-то вообще где? Пирожникова: На летней смене в фымышуге. Печень: Где??? Пирожникова: Физматсмена, но все называют фымышугой – от ФМШ, физматшкола то есть. Печень: И как там, интересно? Пирожникова: Жить можно. Но вас, двух клоунов, не хватает. Вот, залезла на тумбочку, поймала связь, чтобы узнать, как живете тут без меня, чо нового Табс написал. Печень: О бог мой, щас заплачу. Мегамозгу не хватает нас, клоунов. Пирожникова: Представь, сама в шоке. Не все ж матеша. Печень: Чацкого ток не включай, ок? О. Л.: Если помнишь, Захар, я рассказывала, что «Герой нашего времени» стал в русской литературе первым приключенческим романом – как «Айвенго», например, как «Всадник без головы». Пирожникова: Дааа? А мне запомнилось, что он психолого-социальный и философский почему-то… О. Л.: Так и это тоже! Печень: Давайте за приключенческий щас!