— А кто спрашивает и по какому поводу? — прищурился полуфурри. — Мы из полиции, — соврал Чак. — Я Чак Вульфен, а это мой напарник — Эйприл. Эйни покосилась на Чака, но поправлять его не стала — быть может, скрывать её имя и было рациональным. — О, полиция, отлично! — воодушевился Билуто. — Так вы нашли мою угнанную тачку? Глава 9. Там, где нет закона Билуто Вачиньо из клана Найт Хантеров не лгал или, по крайней мере, верил в то, что говорил настолько, что его гормональный фон не менялся — о чём непрерывно мигал зелёным цветом индикатор детектора-самописца, загруженного в шлем Чака. Чак слушал внимательно тембр, наблюдал актёрскую игру — всё это можно подделать или натренировать, даже гормональный фон можно стабилизировать имплантатами. Но сомнения почти отступили, когда болтающий человек-летучая мышь показал бывшему оперативнику видео со своего коммуникатора. — Вот! Вот сейчас. Вот он, смотрите! На коммуникаторе было видно, как какой-то тип в распространённой молодёжной одежде садится в тачку. Про таких обычно говорят в полицейских сводках “был одет во всё чёрное”: ни тебе цветов уличных банд, ни тебе видимых модификаций. Однако одно насторожило Чака особенно, и это не могло не броситься в глаза в первую очередь, хоть и голова всё ещё болела. Со всех ракурсов у угонщика было засвечено лицо, будто из лба светил сильный прожектор, мешающий зафиксировать внешность преступника. Подозрения развеялись окончательно, когда Чак закрыл глаза и воззвал к своему волчьему обонянию. Вдох принёс запахи кукурузных хлопьев, корма для собак — почему-то кажущегося невероятно вкусным — и оружейной смазки — парень много времени проводит с оружием. И ни следа крови, органов или машинных горюче-смазочных материалов. — Ну так что, вы нашли мою тачку? — переспросил Билуто Вачиньо. — Вам нужно скрыться из города, лучше со всей семьёй. Кто-то использовал вашу машину, чтобы развязать войну между кланом Шарков и Найт Хантерами, — произнёс Чак под удивлённый взгляд Эйни. — Ох-хо-хо, — удивился парень-летучая мышь. — У меня и семьи-то нет, кроме Джимми. Алабай, услышав своё имя, вытащил толстый язык набок и замёл по песку некупированным пушистым хвостом. — Вам же лучше, меньше будете собираться, — отвернулся Чак, намереваясь идти к машине. — Эй! — окликнул Билуто волчонка. — Вы ж не из полиции, да? Полиция не вмешивается в дела кланов. Да, чёрт возьми, полиции плевать на дела кланов. Откуда вы? — Мы из фонда добрых дел, — кинул фразу через плечо Чак и поспешил к тачке. — Пока! — лисодевочка помахала пальцами бэтмену и тоже поспешила за Чаком. Дверь джипа захлопнулась, и Чак откинулся на спинку кресла. — Ну и что это было? — спросила Эйни, залезая на второе сидение. — Парень не при делах, — сообщил Чак. — Погоди, если бы он заявлял об угнанной машине, то Никки бы знал об этом и предупредил бы тебя, что тачка в розыске. А так, похоже на то, что парень или врёт, что обращался в полицию, или его заявление потерялось, что маловероятно, — заключила девушка. — Он не врёт и более суток не ездил на машине, не работал с кровью, и с разделкой чешуи рыб. Не врёт он и с тем, что подал заявление, — задумался Чак. — Что тогда? — удивилась девушка. — В полиции кто-то очень хочет, чтобы случилась война кланов, и этот кто-то работает вместе с тем, кто потрошит народ, — предположил Чак. — Мысли? — спросила Эйни. Картинка двухдневной давности всплыла у Чака в голове: “— Короче, Чак, я тебе сочувствую, но распределение на тебя! Патруль уже на месте, тебя ждут. Кровь, кишки раздикобразило… всё как ты любишь!” — произнесла Зилини в памяти волчонка. — “... свози её на эту бойню. Говорят, что убит фурри волк.” “Случайно ли то распределение? Или Зилини подозревала, что я первым делом пойду в клан, так как могу знать убитого, а уже бабушка объявит войну?” — думал Чак, но Эйни про это ничего не сказал. — Кстати, то, что ты предупредил его, тоже пошло в плюс к твоему Спирит рейтингу, — улыбнулась Эйни. Чак, подняв глаза, был ошарашен и удивлён. Он не заметил, как девушка активировала свой Спирит — здравый смысл, заливающий голубыми звёздочками весь салон машины. “Последствия контузии. Закончится всё это, покажусь врачам”, — дал себе слово Чак. — Есть мысли, как поймать того, у кого засвечено лицо! Кстати, что это? Подкожные имплантаты, флеш маска? — спросил Чак, приводя машину в движение. — Похоже на то, как будто кто-то умышленно работал над записью, — пожала плечами лисодевочка. — Были бы мы ещё копами, этого полуфурри нужно было бы вести на допрос и гонять его по всем темам дня три. В участке спокойнее для него и для нас. — Но мы больше не копы, — констатировала Эйни. — Именно. — А куда мы теперь едем? — перевела тему девушка. — Как покинем визуальную линию дистанционных прослушивающих устройств, расскажу, — сообщил ей Чак. — Параноик! — улыбнулась Эйни. — Ну уж не без этого, — скривил лицо Чак. Спустя двадцать минут Бездорожье, просёлочная дорога и снова бездорожье. Чак управлял машиной сам, не доверяя автопилоту. Туда, куда они ехали, не вели флай линии, туда не совалась полиция, туда не настраивался навигатор, говоря, что на дорогах ремонтные работы, заторы и прочая напасть, которая никак не может пропустить кого-либо внутрь. — А ведь я ничего о тебе не знаю. А ты толком не спрашиваешь обо мне, — Чак начал разговор, похожий на тот, что может скоротать время в поездке. — Ну я не очень люблю говорить о себе, а о тебе я и так знаю достаточно, — Эйни смотрела через окно на начинающиеся частные дома, вперемешку с серыми многоэтажками. — А всё-таки, — продолжал допытываться Чак. — Я не отсюда, — вздохнула девушка. — Мой биологический отец менял генные трансформы раз пять, исходя из требований его работы. Для одной из должностей ему нужна была статусность человека, который может позволить себе семью и детей — так создали меня от случайной нанятой мамы. Он продвигался по карьерной лестнице очень быстро и было не особо понятно, ребёнок какого именно вида ему нужен, потому меня оставили человеком без модификаций. Однако, что меня породило, то и лишило меня опыта семейного детства. Однажды для дальнейшего продвижения по службе моему отцу стали не нужны жена и ребёнок. Мою биологическую мать, которой отец платил, чтобы она изображала на званых вечерах его счастливую жену, он уволил, а меня сразу же определили в лицей на постоянное место жительства. Потом лицейный жилблок я сменила на казармы академии полиции, а уже сюда я попала по распределению, выбрав почти случайно, лишь посоветовавшись со Спирит. На двадцать первый день рождения я получила посылку, где был подарочный талон на модификацию в полуфурри под лисичку, и фотку отца-лиса. Собственно, это вся моя жизнь. — Печально. Так вы с отцом не общаетесь? — уточнил Чак. — Нет особо. Он работает где-то в министерстве, там, где и должен работать лис. Иногда высылает мне деньги. Видимо, он предполагает, что ему ещё когда-нибудь по его карьерным делам понадобится дочь, — улыбнулась Эйни. — Ну а Спирит? Я впервые вижу человека с несгорайкой. — Их я набила за счёт экологии, этического поведения и нравственности. Чак закашлялся, подавившись слюной, но Эйни, поняв тот вопрос, который он никогда не задаст, ответила: — Спирит особо реагирует на ложь. На любую. На ложь другим, ложь себе. А ещё он знает всё наперёд и способен оценить последствия. Короче, можно сказать, что с первой несгорайкой мне повезло. — Смотри, Эйни, ты вначале спросила, куда мы едем, и я сказал, что расскажу позже. Оглянись. Наш город — это крупный центр, где всё самое вкусное поделили кланы и богатые корпорации. Но есть и периферия. Заводы по переработке мусора, экологические холдинги, зерноперерабатывающие предприятия, канализация, наконец. Всё это надо кому-то обслуживать, чтобы нам жилось хорошо. Когда-то я слышал это от бабушки, но, честно говоря, не очень люблю сюда заезжать. Тут живут и работают дешёвые в производстве люди. Их создают по заявке предприятий, и они сызмальства готовятся занять приготовленные для них рабочие места. В этих кварталах об эфках даже и не слышали — умерших от старости, тяжёлого труда, голода или банд просто сжигают в печах. Не слышали тут и о качественных генных трансформациях. Тут нет полиции, а вместо закона — влияние группировок. Зато много дешёвого товара: имплантаты, оружие, наркотики, органы. Всем выгодно, чтобы здешние граждане были не умнее микроволновки. Уровень образованности тут ограничивается тремя классами образования и курсом патриотизма, всему иному их учит улица. Вот оно, настоящее гетто Дрим сити. — Я знаю, что такое гетто, мы озеленяли такие в рамках правовой программы по взаимодействию с исправительными учреждениями. — Уверяю тебя, это гетто не озеленял никто. Выводить сюда детей — это значит рисковать их жизнями и провоцировать антиобщественный элемент. Преступник постоянно думает, на ком бы нажиться, а детишки с саженцами в руках вполне себе ходовой товар. Джип медленно скользил над разбитой дорогой, между серости многоэтажек с вывешенным на бельевых верёвках бельём, мимо толпящихся групп — по три, пять человек, сверлящих взглядами проезжающую бронемашину. Где-то вокруг постоянно слышались крики, выстрелы, мат. — Нас не обстреливают лишь потому, что мы в тачке волков, — произнёс Чак. — Жизнь тут не стоит ничего, но нас волнует другое. — Что же? — спросила Эйни, пялясь на проституток, демонстрирующих откровенные модели одежды и вульгарное поведение зеркальным стёклам машины. — Почём тут органы фурри акул. В какой-то момент узость коридоров гетто не позволила более использовать машину как транспорт и, поставив сигнализацию на боевой режим, Чак повёл девушку пешком. С каждым следующим шагом они углублялись в кишащий суетной человейник. Рынок был переполнен в основном людьми, хотя глаз Эйни изредка находил в толпе и полуфурри, выглядящих так, словно они всем своим видом хотели донести до всех и каждого “рыпнешься — загрызу”. — Тут везде бартер, — пояснял Чак. — Планетарные деньги в ходу, но редкость. — Чем они тут меняются? — оглядывалась Эйни, вертя ушастым бронешлемом, сделанным под волчью голову. — Всем, — выдохнул Чак. — В основном обменивают на еду. — Но ведь жителям планеты хватает еды. У нас даже кормушки для животных стоят, — удивилась лисодевочка. — Хватало бы, если бы полиция контролировала преступность. Каждый, кто тут живёт, вынужден платить бандам процент от доходов и от выдаваемой еды. Кроме того, тут процветает органлегерство и межвидовой каннибализм — человечину они, возможно, и не едят, но вот мясо фурри, думаю, тут в цене, — Чак остановился, повернувшись на Эйни. — Да что там, я даже могу тебе показать, где его продают.