Мы поднялись на такую высоту, где нас уже никакой винтовкой не достать. Земля отсюда похожа на лоскутное одеяло, сшитое выжившей из ума старухой. Дилан посерел от страха: — Я тебе говорю, у них глаз нет. — Класс! Слепым кутятам оружие вручили. — Надеюсь, он успокоится от моего шутливого тона. — Я даже Игги к огнестрельному оружию не подпускаю. За редким исключением… Оглядываюсь на Дилана, но на лице у него нет ни тени улыбки. — Но они все равно прицельно стреляли. Они все равно откуда-то знали, где мы. Только не пойму как! — Значит, у них какая-то альтернативная сенсорная система. Интересно, у них специально глаз нет, или это очередной неудачный эксперимент? Типа того, что они с Игги проделали. — И я объясняю Дилану, что Игги ослеп в результате неудачной операции по усовершенствованию его ночного видения. — Что? Правда, что ли? — Что, я тебе врать буду? Мог бы и сам уже расчухать. — Мне не сдержать горечи. — Мы для этих психованных ученых не люди. Мы — опытные образцы. И те дети безглазые — тоже. — И никогда ничем другим нам не стать. Правильно? — Дилан горестно покачал головой. — Подопытные кролики. Лабораторные крысы. Белохалатники на нас свои теории проверяют. Пока следующим улучшенным поколением не заменят. Что они уже и сделали. Он выглядит таким подавленным, на лице его написано столько отчаяния, что, не отдавая себе отчета в том, что делаю, я беру его за руку. Ладонь у него мягкая и нежная. И пальцы пока в драках не изуродованы. И потом я произношу нечто такое, чего от меня с трудом дождешься. Нечто такое, что я говорю даже реже, чем «я тебя люблю»: — Прости меня. 25 Дилан слегка сжал мне руку и чуть заметно улыбнулся. Ни с того ни с сего я представила, как целую его нежные, красиво очерченные губы. И тут же перед глазами встает лицо Клыка. На меня нападает дикий кашель, и я мгновенно выпускаю руку Дилана, точно в пальцы мне попала лягушка. — Что с тобой? — озабоченно спрашивает он, но потом ему хватает ума поменять тему. — Уже поздно, давай пока заночуем в пустыне, — предлагает он, — понаблюдаем за Школой издали. А завтра с утра, может, придумаем, как в нее пробраться. — Мммм, — мычу я. Я и сама бы, скорее всего, такой же план придумала. Но сейчас меня заклинило на словах «заночуем в пустыне». Вдвоем. Один на один. В висках от волнения застучало. Примерно в миле от Школы GEN77 пустыню разрывают каньоны полосатого красного, розового и кремового камня. К одному из них, к тому, что поглубже, мы и полетели. И совсем недалеко от края нашли отличную пещеру с отличным обзором Школы. И вот мы с Диланом остались вдвоем. Он и я. Пусть только полезет ко мне. Останется без зубов. Не забывай: вы созданы друг для друга, — внезапно загудел у меня в голове Голос. Я застонала так громко, что Дилан даже испугался. — Ничего-ничего. Все в порядке, — успокоила я его. — Ну раз ничего, значит, ничего, — вопросительно тянет он, и мне снова хочется ему хорошенько накостылять. — Проголодалась? — Он достает из кармана пару протеиновых брикетов. Выбираю шоколадный. Вкус у него, как у опилок с шоколадной крошкой. Но и на том спасибо. Мой вклад в нашу трапезу — бутылка теплой воды. Мы распиваем ее в полном молчании. — Надеюсь, наши о нас с тобой не беспокоятся. — Я пробую завести пустой разговор ни о чем, но мой голос в ночной тишине звучит странно громко. — Они же прекрасно знают, что ты о себе позаботишься, — говорит Дилан. В этом с ним не поспоришь. Мы долго лежим на животе на краю обрыва и наблюдаем за Школой. Молчать с Клыком уютно. А с Диланом — ужасно неловко. Немного погодя Дилан переворачивается на спину, трогает меня за плечо и показывает в черное звездное небо: — Смотри! Вон Большая Медведица. А вон Пегас, крылатый конь. Что-то вроде нас. Я слежу за его пальцем, прочерчивающим контуры созвездий. Звезды на небе яркие. Их без счета. Как будто кто-то по черному бархату рассыпал пригоршни брильянтов. — А вон там, Макс, ты. Королева Кассиопея. — Тоже мне, королеву нашел! Прекрати сейчас же! — Я хлопнула его по плечу. Он в притворном испуге закрывает голову руками и смеется. А я чувствую, как у меня горят щеки. — Ты когда про созвездия-то выучил? — спрашиваю я уже на полном серьезе. Дилан пожимает плечами: — Да в Колорадо. Пока ты… тебя не было. — Он поперхнулся и закашлялся. Он имеет в виду, когда я с Клыком была… — Ребята на звезды смотрели. Сказали, Джеб раньше, давно еще, вам всем про созвездия рассказывал. Ты, наверное, и сама это помнишь. Теперь моя очередь плечами пожимать. Я давно постаралась стереть из памяти все, что связано с Джебом. Точнее, все хорошие детские воспоминания. — Ну, в общем, мне интересно стало. И времени там было — вагон. Вот я и прочитал потом про созвездия. Мне вообще многое интересно. И запоминаю я все легко. Так что оно вроде все само в голову западает. Он говорит, а я думаю про нашу домашнюю школу Макс и про то, как все меня шпыняли за то, что мне хотелось, чтобы они чему-то сами учились. Думать-то думаю, а сама все время со школьного здания глаз не свожу. — А ты меня сможешь чему-нибудь научить? — С чего это вдруг голос у меня стал таким тоненьким. Фу, господи, пошлость какая! Но Дилан не засмеялся. — Конечно смогу, Макс. Только попроси. В любое время. — Он говорит, и я чувствую, что его голубые глаза видят меня насквозь. — Спасибо, — шепчу я и снова концентрирую внимание на Школе. Во всех окнах горит свет. Но никаких машин или грузовиков к ней не подъезжало. И, похоже, никто не входил и не выходил оттуда. Стараюсь не замечать ни тепла тела Дилана, ни того, что время от времени он задевает меня носком своей кроссовки. — Мне больше повезло, чем тебе, — неожиданно изрекает Дилан. — С чего это ты взял? — Я пытаюсь рассмотреть его лицо, но в темноте видно только смутное светлое пятно. — Я знаю, что ты разрываешься между мной и Клыком. — Меня передергивает. — С этим все понятно. Клык улетел, и все меня к тебе толкают. И я сам все время напрашиваюсь. Щеки у меня пылают. Чего он пристает. Я только и делаю, что избегаю как раз этих, «по душам», разговоров. Может, если рассказать ему, как крысу пустыни освежевать, он заткнется или сменит свою романтическую пластинку? — А для меня — ты единственная, — продолжает он, глядя в темноту. — Мне никаких решений принимать не надо и думать ни о чем не надо. Мне нужна только ты, и никто другой. У меня все просто. Кажется, в моем вдруг пересохшем горле застрял огромный кирпич. — Ты меня совсем не знаешь, а с Клыком у вас все общее. Общие слова, общие воспоминания, общее прошлое. Общий взгляд на мир. А мы с тобой — взрывная смесь какая-то. Мне глаз на него не поднять. Кажется, взгляни я на него — и все барьеры, которые я между нами понастроила, сразу рухнут. У меня никаких сомнений нет, я люблю Клыка. Но Дилан попал в самую точку: мы с ним — взрывная смесь. Я схожу с ума по Клыку из упрямства, назло всем, кто навязывает мне Дилана. По Дилану я тоже схожу с ума. Но здесь мной движет настоящая, добела раскаленная ярость. Кто я? Девчонка, всю жизнь обуздывающая свои эмоции. У меня это до сих пор даже всегда получалось. Но это совершенно не значит, что у меня этих эмоций нет. И почему-то с Диланом обуздать их не получается. Он все время меня провоцирует. В его присутствии меня до костей пробирает. И теперь мне кажется, что моя защитная броня дала опасную трещину. Ему даже усилий никаких прикладывать больше не надо — она вот-вот вконец лопнет, и все мои чувства хлынут потоком. Такие вот мне в голову лезут страшные мысли. Я спрятала лицо в ладонях и закрыла глаза, не в силах произнести ни слова. День сегодня был длинный и трудный. Чувствую его прикосновение к своим волосам и замираю. Немного помедлив, его пальцы тихонько двинулись вниз, словно он хочет прочертить линию моего позвоночника. Я молчу, и он подвигается ко мне вплотную и тихо обнимает меня за плечи. Он тоже молчит, и постепенно напряжение мое спадает, а тело расслабляется от его тепла. И тут я замечаю, как хорошо подходят друг к другу наши тела. Точно кусочки пазла. Как будто нас создали друг для друга. Я засыпаю в теплом и мягком коконе его объятий и сплю сладко, как не спала уже много-много лет. Пока кто-то не пинает меня с криком: «Попалась!» 26 Стремительно вскакиваю на ноги. Колени пружинят, кулаки наготове. Передо мной — руки в боки, рот до ушей — стоит Ангел. — Ой страшно! Ой, спасите-помогите! Было бы еще страшней, если б не видела, как вы тут спите-сопите.