– А почему с минусом? – возмутилась Лида. – Из-за исправлений… – Вот когда получишь твердую четверку, тогда и поедем! С горя я проплакал до вечера, тоскуя по игрушечным сокровищам. А ведь есть семьи, где ребенку за твердую тройку мороженое покупают, за четверку с минусом не знают, чем наградить! Промаявшись на белом свете без малого тринадцать лет, я пришел к выводу: «предков» нельзя приучать к хорошим оценкам, иначе они превращаются в вымогателей пятерок! Еще немного – и тебя без золотой медали в родной дом не пустят! Теперь, конечно, все в ужасе оттого, что Вовка Петрыкин два месяца лежит носом к стене и не хочет выходить в большую жизнь, а начиналось-то все с «твердых четверок»… Когда я принес пятерку по чтению, мы все-таки поехали в «Детский мир», туда, где игрушки повсюду, они свисают даже с высоченного потолка: ракеты, авиалайнеры, космонавты в пластмассовых скафандрах, царевичи на коврах-самолетах, веселые Змеи Горынычи… На бесконечных прилавках рядами стоят плюшевые медведи, волки, зайцы, лисы, белки, собаки, кошки, крокодилы и всяческие птицы – от скромных курочек-ряб до павлинов с развернутыми, как огромные веера, хвостами. На веревочках болтаются картонные ценники, вызывающие у родителей оторопь или возмущение: – Ск-о-о-о-о-олько?! Новыми? Вообще, взрослые странно устроены: узнав цену, они всегда негодуют, кипятятся, переводят зачем-то стоимость в старые деньги, спрашивают друг у друга: «куда идем?», обещают просигналить кому следует, а потом все равно лезут в карман и покупают. «Детский мир» – страна оживших снов! Здесь в длинных стеклянных шкафах выстроились рядами батальоны оловянных солдатиков: одни застыли по стойке «смирно», другие шагают, выставив автомат, третьи прилежно целятся из винтовки, четвертые размахнулись, зажав в руке гранату, пятые строчат, приникнув к «максиму», шестые, одетые в черные бушлаты, флажками передают важные сообщения. Все они советские бойцы, фашистов, понятное дело, наша промышленность не выпускает – много чести. Но Петьке Коровякову отец из загранкомандировки привез американских солдатиков в сетчатых касках. С ними-то мне и приходится воевать, а так как Петька ходит, как и Пархай, в спецшколу, он даже говорит за своих солдатиков по-английски: – Хэлло, бойз! Хау а ю? – Нормалёк, – отвечаю я. – И вам не кашлять, поджигатели войны! В соседнем отделе – танки и бронетранспортеры, маленькие, как спичечные коробки, и огромные – с пушкой длиной в полметра. Башня вращается во все стороны, а люк можно открыть и напихать туда солдатиков в гермошлемах. Но кто ж тебе купит такой танк! Даже интересно посмотреть на родителей, которые дарят своим чадам подобные игрушки! У них, видимо, денег куры не клюют. А пусковые установки, вроде усовершенствованных «катюш»! Нажал кнопочку – и ракета с резиновым наконечником летит, поражая бабушкин столетник на подоконнике. Такую установку в третьем классе купили на день рождения Коровякову, тогда и начались настоящие боевые действия. Он выстраивал своих американцев, а я моих красноармейцев. Первый залп как агрессор давал он, ответный – я. Недолет. Перелет. Цель поражена! И так до последнего бойца, оставшегося в строю. Когда я победил в третий раз, Петька забрал свою «катюшу» и больше со мной не воевал. А есть еще в «Детском мире» отдел, где в ряд выложены разной величины барабаны, жестяные и настоящие, с деревянными палочками в специальном кожаном футляре. Даже те, кому не нужны музыкальные инструменты, заходят в эту секцию – посмотреть на большого механического зайца. Раз в час продавщицы заводят его ключом, вставленным в спину, и косой бьет лапками по барабану, висящему у него на шее, при этом длинные уши зайца шевелятся, как живые. Но это – образец, и он не продается. Там же разложены горны, дудки, свирели и флейты, а также ксилофоны, на которых молоточками выбивают песенку «Во саду ли, в огороде…». Есть рояли и пианино размером с портфель, и на них тоже можно играть, если умеешь. Жаль, мне медведь на ухо наступил. Вместо вожделенного барабана мне купили в музотделе пластмассовую птичку: заполняешь полую фигурку водой и свистишь, заливаясь, как настоящий кудесник леса. Тимофеич выдержал два дня, на третий со словами «Ты мне весь мозг просверлил своим курским соловьем» он отобрал у меня свистульку и спрятал. Недавно ее нашел Сашка, и все повторилось сначала, только на этот раз соловей вылетел в форточку и пропал окончательно. Я, конечно, не девчонка, но не откажусь заглянуть в секцию, где высится целая стена кукол, они стоят в открытых коробках, громоздящихся одна на другую. Есть маленькие «лялечки», умещающиеся в пенал, а есть величиной с настоящего ребенка. Если взять такую дылду на руки и сильно качнуть, она издаст звук, напоминающий младенческий крик «у-а-а!». Кукол можно одевать и раздевать, все платьица и курточки на пуговках и крючочках. Правда, там, где у живых детей «глупости», у всех кукол совершенно одинаковые гладкие места, независимо от того, мальчик это или девочка. Интересно почему? Что от нас, детей, хотят скрыть? Неужели взрослые, которые делают этих пластмассовых голышей, воображают, будто мы не знаем, чем мальчики отличаются от девочек? Еще как знаем! Смешно… Но особая моя любовь – это отдел, где можно купить детское оружие. Там есть двустволки, стреляющие пробками, привязанными к стволу веревочками. Есть ружья и пистолеты, бабахающие пистонами, которые продаются в круглых картонных коробочках. Вынимаешь бумажный кружок, похожий на конфетти с темным пупырышком посредине, кладешь в специальную выемку, взводишь курок и нажимаешь крючок – раздается резкий хлопок, и в нос ударяет острый запах серы. Выстрел, конечно, не такой оглушительный, как у пугача, за который бедный Пархай отдал родительский гардероб, но все-таки в войнушку поиграть можно. А в прошлом году Лида привезла мне из Риги, куда ездила на курсы повышения квалификации, автоматический пистолет, в который вставляется не отдельный пистон, а целый моток бумажной ленты с пупырышками – пали себе, не перезаряжая, несколько минут. Но ленты быстро кончились, а в Москве такие пока еще не продаются, потому что, как сказал дядя Юра, Рига – это почти заграница… Есть в оружейном отделе и водяные пистолеты, бьющие тонкой струйкой на три метра. Они разных цветов – красные, желтые, зеленые… А вот в фильме «Попутного ветра, “Синяя птица”!» у американского мальчика были водяные пистолеты, просто не отличимые от настоящих кольтов. Он их показывал сверстникам, угрожая, и все сразу пугались. А когда надо было задержать вооруженного бандита, внезапно выяснилось, что в барабанах не пули, а вода, и преступник чуть не скрылся. Ловили его за то, что он хотел провезти на советском корабле какие-то наркотики! Смешное слово «наркотики»! Котики, ботики, бегемотики, обормотики… Все время забываю зайти в библиотеку и посмотреть, что оно означает. Видимо, что-то нехорошее… Но самое интересное – внизу. В огромном подвале «Детского мира» продаются педальные машины и железные кони с повозками, как у жокеев на ипподроме. Меня туда однажды брал с собой мой двоюродный дядя Толя. Он безногий инвалид, с детства ходит на протезах, но каждое воскресенье посещает бега, так как живет в доме напротив. На ипподроме его уважают, уступают место поближе к дорожкам, дают шепотом советы, на какого коня ставить, видимо, поэтому дядя Толя всегда хоть немного, а выигрывает и угощает меня лимонадом с печеньем. Главное в подвале, конечно же, – велосипеды! Именно там мне купили мой первый – трехколесник, на котором я разъезжал сначала по всему общежитию, включая Большую кухню, а потом и по двору. Затем у меня появился «Школьник», приобретенный здесь же. В прошлом году я окончательно из него вырос, коленки упираются в руль, как его ни поднимай. В результате велосипед отдали подросшему сыну маминой подруги Ляли Быловой, а мне обещали подарить «Орленок», но мой день рождения в ноябре, поэтому решили дождаться весны, а теперь – вот: «Зачем тебе, сынок, осенью велосипед?» А зачем мне санки летом? Висят себе на чердаке и каши не просят. С возрастом все эти взрослые хитрости становятся понятнее. О где ты, мое доверчивое прошлое? Здесь же, в «Детском мире», мне купили «Подарок первокласснику»: большую коробку, похожую на огромную книгу, а под крышкой-обложкой таились в углублениях сокровища: деревянный пенал с отделениями, краски с кисточкой, цветные и простые карандаши, линейка, ластик, точилка, альбом для рисования, ручка с набором перьев, тетрадки – в клеточку и в линейку – с промокашками, даже настоящая перочистка. Дополнительно мне приобрели «непроливашку», для нее в крышке школьной парты имелось специальное круглое отверстие. Конечно, если такую чернильницу сильно, как градусник, стряхнуть, то несколько капель извлечь все-таки можно. Мы даже с ребятами соревновались, кто больше вытрясет, и я загваздал новую белую рубашку, за что меня дома поставили в угол. – Как же так? – огорчилась Лида (чернила, как известно, не отстирываются). – А еще «непроливайка» называется! – «Непроливашка», – поправил я и скорбно развел руками. – Ничего у нас не умеют делать! – возмутился Тимофеич. – Только ночные горшки. – На чем же тогда Гагарин в космос полетел? – удивился я. – А леший его знает… – Я напишу в ОТК! – строго пообещала Лида. – Куда? – встревожился я. – В отдел технического контроля фабрики, где выпускают эти дурацкие чернильницы. – Зачем? – ОТК обязан следить за качеством продукции и сигнализировать о браке. Ты можешь себе представить ситуацию: открываешь банку майонеза, а там – хрен?! – С хреном все можно съесть! – усмехнулся отец. – Не выгораживай этих бракоделов. Обязательно напишу! – Не надо писать, я буду осторожнее! – взмолился я, понимая: если к нам явятся из ОТК, то быстро выяснят, каким образом «непроливашка» стала «проливашкой». – Ну, смотри, испытатель! – погрозил мне пальцем догадливый Тимофеич. Вообще-то, всемогущий ОТК часто возникает в разговорах родителей. Похожая история вышла с перьями. В первых трех классах мы писали ручками со сменными перьями, такими острыми, что если их бросать, как дротики, то они глубоко вонзаются, скажем, в дверь или дерево, правда, писать после этого ими уже нельзя, и приходится доставать из коробочки новое перо. – Почему у тебя так быстро кончаются перья? Они ведь железные! – спросил Тимофеич. – От нажима. – От какого еще, к черту, нажима? Ты из меня дурака-то не делай! – Миш, ты совсем забыл? Чтобы вышло утолщение, надо сильно нажимать на ручку… – заступилась за меня Лида. – Ну ведь не так сильно, чтобы каждый день перо менять! – Просто ты в школе не старался, поэтому каракули твои ни черта не поймешь! – усмехнулась маман: у нее-то почерк великолепный, как в прописях. – Не знаю, не знаю… Мне перышка на неделю хватало. – Тебе жалко, что ли? – поморщилась Лида. – Мне для семьи ничего не жалко! – А по-моему, жалко! Ребенок старается, хочет почерк хороший выработать, но пока еще не может рассчитать сил… Ведь так, Пцыроха? – Да, – охотно согласился я, – стараюсь, пока не могу, но терпенье и труд все перетрут… – Золотые слова! А про перья, которые не выдерживают простого детского нажима, надо обязательно сообщить в ОТК. Пусть разберутся. Небось экономят на качестве стали, рационализаторы хреновы! – возмутилась Лида. – Да, качественная сталь нужна для обороны. Танков не хватает. Как ты, сынок, думаешь? – очень серьезно поинтересовался отец. – Необходима! – солидно подтвердил я. – На Кубу, наверное, отправляют. – Правильно, на Кубу, Фиделю в помощь! – как-то слишком охотно согласился Тимофеич, несмотря на свою общеизвестную неприязнь к острову Свободы. – А еще я в райкоме вопрос поставлю! – пообещала маман и ушла на кухню. Отец только того и ждал, он, больно взяв меня за ухо, предупредил: – Я тебе такую Кубу покажу! Если будешь, паршивец, пулять перья в мишень, выпорю как сидорову козу! Никакое ОТК не поможет! Понял? – Понял… Тут требуются пояснения. Тимофеич так часто порывается меня выпороть, что может сложиться впечатление, будто я живу в таких же чудовищных условиях, как и Алеша Пешков в кинофильме «Детство». Но это вовсе не так. Обычно грозные обещания так и остаются обещаниями. Иногда отец начинает демонстративно расстегивать ремень – тем и ограничивается. Еще реже он выдергивает его из поясных лямок и потрясает им в воздухе. По-настоящему он порол меня дважды. Один раз за то, что мы с Мишкой через слуховые окна вылезли на крышу общежития и бегали по ней, играя в салочки. В другой раз я в отсутствие взрослых снял заднюю крышку сломавшегося телевизора и стал, подражая отцу, проверять пальцами – не отошли ли лампы. Предатель Сашка наябедничал. – Там же напряжение двести двадцать! – кричал багровый Тимофеич, со свистом опуская ремень на мою оголенную попу. – Хватит! Он все понял! – умоляла Лила. – Понял! – рыдал я. – Он понял! – плакал Сашка, поняв свою подлую ошибку. Был и третий случай, это когда я испортил тетинвалин свитер, но тогда мне почти не досталось – я вырвался и убежал «в ящики». …Еще одна незабываемая покупка – конструктор «Сделай сам!», подаренный мне к дню рождения три года назад. На большой крышке красовался нарисованный башенный кран с грузом, висящим на стреле. Из черных дырчатых деталей разной формы, заполнявших вместительную коробку, можно было с помощью винтиков, шайб и гаек, сверяясь с чертежами и подробными инструкциями, собрать все что угодно: велосипед, мотоцикл, самосвал, катер, паровоз с вагоном, самолет с пропеллером, броневик и даже изображенный на крышке подъемный кран с настоящей лебедкой. Для почина мы с Тимофеичем выбрали кран. Отец решил мне на примере самой сложной и трудоемкой модели показать, как надо пользоваться конструктором, чтобы я впредь не ныл, отвлекая его от законного воскресного отдыха на диване перед телевизором. – Смотри-ка, сынок, даже суровая нитка и крючочки вместо чалок имеются! А ты понимаешь, что нам еще надо собрать рельсовое полотно, чтобы кран по нему ездил на колесиках, как настоящий башенный? – Понимаю. Может, начнем с мотоцикла? – Нет! Глаза боятся – руки делают! Где отвертка? – Вот она! – А где многофункциональный ключ? – Вот он! – Есть такое дело! Конструктор, сын, – это вещь! Развивает техническое мышление. Соберешь самостоятельно все модели, и можно в Бауманский институт без экзаменов поступать. – Зачем ему Бауманский? – возразила, проходя мимо, Лида. – Он в пищевой пойдет!