Илья Пантелеевич сделал шаг в сторону, чтобы прикрыть собой бездыханное тело собаки, но Андрей то ли успел увидеть, то ли и так вспомнил, что произошло с псом. Он шумно выдохнул, прикрыл лицо широкой ладонью, скользнул ею вниз, сжал подбородок на мгновение и встряхнул рукой, как будто прогоняя морок. – Что случилось? – спросил кто-то из набежавших соседей, но Матвей Гаврилович тут же поднял руку. – Вопросы потом. Дайте я сначала осмотрю его. Алеша, помоги. Алешка и молодой Сергей, сын библиотекарши Любаши, тут же подхватили Андрея под руки и помогли ему подняться. Илья Пантелеевич понимал желание доктора осмотреть Андрея: вся рубаха на груди того была перепачкана кровью. Староста успел заметить, что шея несчастного Джека разодрана диким зверем, а потому считал, это кровь собаки, но убедиться, что Андрей не ранен, все же следовало. Попросив Алену увести домой жену Андрея, Илья Пантелеевич последовал за делегацией, направившейся к дому доктора. – Джека заберите, – просил Андрей, полуобернувшись к оставшимся соседям. – Заберут, дядя Андрей, не волнуйтесь, – заверил его Сергей. Доктор убежал вперед, и когда Алеша и Сергей довели охотника до его дома, уже успел накрыть чистой простыней кушетку, где всегда осматривал больных. – Сюда, сюда кладите, – велел он, раскладывая на столике инструменты. – А теперь идите, сам осмотрю, – добавил он, когда молодые люди уложили больного. – На пороге постойте, вдруг понадобитесь. Андрей к тому моменту снова впал в беспамятство, как будто путь от опушки леса до дома доктора отнял последние силы. Матвей Гаврилович первым делом расстегнул рубашку, убедился, что никаких серьезных ран на его груди нет. Кровь и вправду была собачьей. – Помоги, Илья, – попросил доктор, приподнимая больного. Матвей Гаврилович был младше своего друга всего на четыре года, а потому один из немногих называл его по имени. Илья Пантелеевич помог поднять Андрея, но и на спине не обнаружилось никаких ран. Матвей Гаврилович влил в рот больному какую-то остро пахнущую жидкость, и тот закашлялся, снова пришел в себя. – Джек, Джек, где Джек? – бормотал он. – Все хорошо, все хорошо, – успокаивал доктор. – Андрей, что произошло? Тот с опаской обернулся по сторонам, как будто все еще ожидал нападения: Илья Пантелеевич не сомневался в том, что на охотника и его собаку напал кто-то из диких зверей. – Джек взял след зайца, – наконец тихо заговорил больной. – Побежал, я за ним… Потерял его… сначала просто искал, а потом начал звать… – Голос Андрея внезапно оборвался, он замер, глядя в пустоту перед собой, и продолжил еще тише, но гораздо взволнованней: – Потом услышал его лай, громкий, заливистый. А вокруг меня уже ползет туман… Ну, думаю, поймал добычу, шельма! Побежал туда. Но внезапно Джек страшно взвыл, а потом поднялся ветер. Сбил меня с ног… И она потянула ко мне… руки, страшные, кривые… пальцы холодные, зубы острые. Повалила меня на спину, глаза красные. Рычит, слюна капает прямо мне на лицо. – Больной брезгливо поморщился. – А я слышу: Джек рядом скулит. И встать не могу. Туман вокруг такой, что рук не видно. А она все ближе и ближе, вот-вот вцепится мне в горло. Я закричал и отпихнул ее! – Андрей внезапно оттолкнул от себя руку доктора. Чашка, которую тот держал в руке, взлетела вверх, несколько раз перевернулась в воздухе, расплескивая содержимое, и упала на пол. – А потом ничего не помню. Илья Пантелеевич помог больному улечься. Тот еще что-то бормотал, но теперь это были лишь отдельные слова, из которых можно было уловить лишь то, что кто-то гладил Андрея по лицу, и тонкие пальцы были холодными. Он говорил то «оно», то «она», и было непонятно, о чем речь. Матвей Гаврилович принес из другой части дома одеяло и укрыл им Андрея. – Пусть поспит у меня, – прокомментировал он. Илья Пантелеевич кивнул. Дома у Андрея была голосистая Ларка да пятеро детей мал мала меньше, там уж не до отдыха. – Что думаешь об этом, Илья? – спросил доктор, убедившись, что больной уснул. Илья Пантелеевич почесал подбородок, разглядывая осунувшееся лицо Андрея и полностью седые волосы. – Напал на него кто-то. То ли волк, то ли медведь. – Да вроде не было в наших лесах медведя. – Может, пришел откуда. Или все-таки волк. – Надо бы собаку осмотреть. Может, что понятно станет. Эх, жалко пса. Илья Пантелеевич кивнул. Джека действительно было жалко. Андрей привез его года три назад из Перми; пес был смешной: невысокий, рыжеватый, с длинными лапами и забавными свисающими ушами. Поначалу все у виска крутили, когда узнали, что Андрей за него денег заплатил. Мало, что ли, щенков рождается каждый год в том же Бережном? Бесплатно отдают, а кого не заберут, так топят. Но вскоре поняли, что Джек-то не простая собака. Нюх у него был не хуже волчьего, добычу и найти умел, и выследить, и загнать. Редко Андрей из леса с пустыми руками возвращался. Да, Джек был не то что местные пустобрехи. Доктор почесал подбородок, а затем поманил Илью Пантелеевича в кухню. – Пойдем, кофею выпьем. – Корова не доенная еще, да и Алешку покормить надо, – сопротивлялся тот, но Матвей Гаврилович уже ухватил его за рукав. – Алешка твой сам поест, не маленький. А корову позже выдоишь, ничего с ней не случится. Глава 2 Какой именно зверь напал на Андрея и Джека, доподлинно установить не удалось. Матвей Гаврилович только мельком успел осмотреть собаку, после чего Андрей заявил, что хочет похоронить ее. Горло той было разорвано, но сделать это мог и волк, и медведь. Сам же Андрей, проснувшись к полудню того дня, заявил, что ничего не помнит. Джек взял след зайца, затем охотник услышал его вой, а после этого уже проснулся на кушетке Матвея Гавриловича. Не помнил он ни странного густого тумана, ни того, как нечто напало на него самого, ни того, как после этого нес домой Джека. Доктору и Илье Пантелеевичу не удалось помочь ему вспомнить. Деревня зажила своей жизнью. Дни становились короче, ночи холоднее, настала пора готовиться к скорой и долгой зиме. Алешка уехал в город, и старый друг Матвея Гавриловича, Илья Пантелеевич, привычно загрустил. Доктор старался чаще звать его в гости и сам не отказывался от приглашений на ужин. Два одиноких старика любили коротать долгие вечера за неспешными разговорами, игрой в домино, а то и за рюмкой самогонки. Говорили о разном, вспоминали и произошедшее с Андреем. Должно было случиться что-то чрезвычайное, чтобы сильный молодой мужчина поседел за одну ночь. Да только как теперь узнать правду? Возможно, это происшествие забылось бы, как забывались многие другие, мало ли что происходит в глухой деревне, а тем более в лесу, да только примерно в середине сентября начали происходить странные вещи. Рано утром семнадцатого сентября, пока роса еще не сошла с подсыхающих к зиме травинок, а над широкой рекой клубился туман, Матвей Гаврилович, тепло одевшись, вышел из дому. Подошло время собирать некоторые лекарственные травы, которые он всегда заготавливал в избытке. Лекарств здесь купить было негде, да и не за что. Доктор ездил иногда в соседний поселок, где находился аптечный пункт, чтобы купить самое необходимое, что нельзя заменить народной медициной, а так старался по максимуму обеспечить деревню лекарственными растениями. Осенью и ФАП[1], и другие комнаты в его доме, напоминали гербарий и мастерскую алхимика: по стенам были развешаны букеты сушащейся травы, на всех горизонтальных поверхностях стояли банки и бутылки с настоями и настойками. Ни одна пластиковая бутылка в деревне не выбрасывалась: все шло либо под самогон, либо доктору под настойки. Миновав последний дом, Матвей Гаврилович подошел к опушке леса, на мгновение остановившись, чтобы прислушаться к звукам и осмотреться. Здесь река подходила к самым деревьям, а потому туман клубился почти у ног доктора. Ничего необычного в этом явлении природы не было, а все же сердце у Матвея Гавриловича билось чаще обычного. На влажном берегу реки росла валериана, на которую и нацелился доктор этим утром. Сентябрь – самое время для сбора лекарственного растения. Оно уже отцвело, стебли побурели, а корневища собрали максимальное количество полезных веществ. Раньше за валерианой доктор ходил в лес, там на одной поляне возле небольшой лесной речушки росли самые крупные растения с мясистым корневищем, но сегодня он не рискнул туда идти. Пусть после произошедшего с Андреем и Джеком минул месяц – спокойный, размеренный, ничем не запоминающийся, – но неприятная тревога сосала под ложечкой от одной только мысли пойти туда. Береженого бог бережет, посчитал Матвей Гаврилович и направился к реке. Вооружившись небольшой лопатой, доктор отыскал нужные стебли и принялся неторопливо выкапывать корневища вместе с корнями, цокая языком: в лесу валериана была лучше. Выкопанный клад он складывал в специально прихваченный холщовый мешок, чтобы дома тщательно вымыть и высушить. Сушил валериану Матвей Гаврилович обычно на чердаке, уж больно сильный у нее был запах: острый, горько-пряный, с примесью сладости. Он привлекал на чердак всех местных котов, но сушить ее дома доктор все равно не мог, сильно болела голова. Он так увлекся сбором корневищ, что не услышал и не увидел, как со стороны леса к нему приблизилась хрупкая женская фигурка. Лишь когда девушка окликнула его, Матвей Гаврилович вздрогнул, выронил от испуга толстый корень, с которого как раз счищал комья влажной прохладной земли, и поднял голову. Чуть выше по берегу стояла Айя – девушка, жившая в доме старухи Настасьи. Настасья умерла пять лет назад, а через три года в ее дом неожиданно въехала новая жиличка: внучка ее родной сестры Алевтины. Сама Алевтина тоже была родом из Дубков, но, в отличие от старшей на десять лет сестры, еще в молодости уехала сначала в Пермь, а потом и вовсе в Оренбург. Сестру навещала редко, даже на похороны не приехала, сославшись на плохое здоровье. И тем неожиданней для всех жителей стал приезд Айи, которую раньше здесь никогда не видели. Девушка была нелюдимой, с соседями отношений не поддерживала. Изредка пересекала реку, чтобы запастись продуктами, в местный магазин почти не ходила. Кроме того, она всегда одевалась слишком ярко, носила бесконечное количество звенящих и переливающихся украшений. Местные ее не понимали, а потому недолюбливали. Говорили, будто бы от минутного общения с ней начинает болеть голова, а если в глаза посмотреть, то и вовсе забудешь, куда шел. Последнее Матвей Гаврилович считал особенным враньем: Айя по большей части держала голову опущенной, сама предпочитала не смотреть на собеседника, а потому заглянуть ей в глаза казалось почти невозможным. Он Айю не то чтобы любил, но по крайней мере относился к ней тепло, и она отвечала ему взаимностью. И тем не менее что-то екнуло в его груди, когда он увидел ее. Она шла из леса. Неужели не страшно молоденькой девушке, которой едва ли исполнилось хотя бы двадцать пять, гулять одной по лесу? Особенно если принять во внимание, что она не была деревенской, приехала из города и мест этих хорошо не знала. – Здравствуйте, Айечка! – поздоровался Матвей Гаврилович, с некоторой настороженностью глядя на остановившуюся в нескольких метрах от него девушку. Сегодня на ней было надето длинное пылающе-красное платье, изумрудного цвета сапоги, желтый плащ и синяя повязка на голове, не то сдерживающая огненно-рыжие волосы, не то закрывающая от ветра уши. На шее висело с десяток бус, цепочек и кулонов, запястья позвякивали не меньшим количеством браслетов. Возможно, при общении с Айей и не начинала болеть голова, но вот сосредоточиться было сложно. Айя, наверное, была единственной во всей деревне, кому старый доктор говорил вежливое «вы»: уж слишком отстраненной, как будто не от мира сего, выглядела девушка. – Гуляете? Айя кивнула, не делая попытки приблизиться, и Матвей Гаврилович внезапно понял, что это заставляет его облегченно выдохнуть. Пожалуй, ему самому стоит попринимать на ночь валерьянку, совсем параноиком стал на старости лет. Не столкнет же его девушка в воду, зачем это ей? Откуда у него вообще такие мысли? И самое удивительное и неприятное: Айя почувствовала это, отступила еще на несколько шагов назад, чтобы не пугать его. – Решила пройтись, пока соседи еще заняты хозяйством и не вышли на улицу. Не люблю суету. А вы, наверное, валериану собираете? – Ее, родимую, – согласился Матвей Гаврилович, наклонился и поднял с земли корешок, оброненный раньше. – Мелковата в этом году. – Это потому, что у деревни собираете. Вы бы пошли в лес, там метрах в пятистах к северу есть поляна с ручьем. У его края я видела несколько кустов. Должно быть, корни сочнее и с большим количеством целебных веществ. Матвей Гаврилович лишь удивленно присвистнул. Не ожидал он, что Айя разбирается в лекарственных растениях. А ведь она была права, именно на той поляне он всегда и собирал валериану. Там она действительно была хороша. – А вам не страшно гулять одной по лесу? – вместо ответа спросил он. Девушка пожала плечами. – Кого мне там бояться? – Зверей. – Самые страшные звери – это люди. А там их мало, особенно теперь. Не понимаю, чего все испугались? Впрочем, – она вздохнула, – зверей в этом году тоже мало. Сегодня я видела лишь одну белку, на прошлой неделе – только двух зайцев да волчьи следы. Как будто ушли они куда-то. Почему-то эти ее слова неприятно царапнули сознание Матвея Гавриловича. А ведь и правда, Андрей-охотник еще до того происшествия жаловался, что зверей в этом году мало, и частенько возвращался из леса без добычи. – А что, Матвей Гаврилович, ходите ли вы еще по ночам к реке? – внезапно спросила Айя, заставив доктора вздрогнуть. Откуда она знает?.. Отвечать ему не пришлось; со стороны деревни послышались голоса: – Матвей Гаврилыч! Матвей Гаврилыч! Доктор посмотрел в ту сторону: к нему торопились Степанова Алена и жена Андрея Лара. Завидев женщин, Айя махнула рукой Матвею Гавриловичу, улыбнулась загадочной улыбкой и вихрем скрылась среди деревьев, только мелодичным колокольчиком звякнули в воздухе браслеты на ее руках. Матвей Гаврилович поднялся наверх, недоумевающе глядя на женщин: неужто случилось что в деревне? Тревожное чувство, появившееся в груди после упоминания Айи о поредевших лесных жителях, только возросло. – Что случилось? – крикнул он, не в силах ждать, пока женщины подойдут ближе. – Кажется, деду Антону плохо! – крикнула в ответ Лара. – Мужики хату вскрывают, нужна ваша помощь. Матвей Гаврилович торопливо закинул в мешок добытые корневища и выбрался наверх. По дороге к деревне женщины, перебивая друг друга, рассказывали новости. Лара каждое утро носит деду Антону молоко в склянке, поскольку тот уже очень стар и не держит скотину, а дед Антон приходится каким-то дальним родственником Андрею. Вот и этим утром, подоив корову, Лара отлила немного молока, отрезала краюху свежего хлеба и пошла к деду Антону. На стук тот не открывал, и во дворе его видно не было. Женщина сначала собиралась поставить еду на порог, решив, что родственник еще спит или куда-то ушел, да любопытство заставило ее заглянуть в окно. Стекло было грязным, и Ларе с трудом удалось разглядеть деда Антона на кровати. Он лежал, раскинув руки в стороны, голова его неестественно свисала вниз, а все вокруг было залито кровью. Лара, как и полагается истеричной бабе, подняла крик. Сбежались соседи, решили, что надо, во‑первых, ломать дверь, а во‑вторых, звать доктора. Алена вспомнила, что видела, как Матвей Гаврилович шел недавно с лопатой к реке, вот и побежали они его искать. Дом деда Антона находился на самом краю деревни, ближе к лесу располагался только небольшой домишко Айи, а потому, когда троица подошла к нему, мужики уже взломали дверь. Степан стоял на пороге, нервно затягиваясь папиросой, а из дома были слышны голоса. – Кажись, не нужна уже твоя помощь, Гаврилыч, – завидев доктора, махнул рукой Степан. – Помер дед-то. Матвей Гаврилович все равно вошел в дом, обнаружив в проходной кухне бледного Андрея. В спальне же, рядом с дедом Антоном, стояли Илья Пантелеевич и Иван, муж продавщицы Анюты. Дед Антон лежал на кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок, и на лице его застыла посмертная маска ужаса, как будто что-то сильно напугало его в последние мгновения жизни. Все лицо его, шея, грудь и подушка рядом были перепачканы кровью, только вот ран никаких на первый взгляд видно не было. Доктор сразу предположил, что с дедом Антоном случился инсульт и кровь пошла носом, странно только, что так много. Поставив мешок с кореньями на пол, доктор подошел ближе, чтобы осмотреть покойника. Судя по тому, что дверь была заперта изнутри, едва ли на деда Антона мог кто-то напасть, но проверить следовало. Приедет участковый Сашка Нестеров, молодой, горячий, обязательно стребует причину смерти. Это предыдущий участковый мог выкурить с доктором сигарету и даже на покойника не посмотреть, а Сашка еще блюдет все условности. Тем более это странное выражение на лице… – Что ж его так напугало? – пробормотал рядом Иван.