– Согласна. Так ты со мной? – Если не возражаешь. Обычно наше молчание было умиротворяющим, но сейчас оно повисло в воздухе, словно грозовая туча. – Пожалуй, нет, – вынесла я вердикт. – Ты подозрительно спокойно реагируешь, – заметил Арктур. – На самом деле я в бешенстве. Просто нет сил орать. Желание помириться боролось во мне с гордостью, разрывало на части. – Личные разборки потерпят, – буркнула я. – Наша первоочередная задача – проверить наводку с Версалем. Арктур долго не отводил от меня взгляда, словно отказывался закрывать тему. – Можно попросить perdues, скитальцев, – произнес наконец он. – Они последователи Дряхлого Сиротки, пропавшего герцога. – Откуда информация? – Ты велела разузнать, кто автор граффити. И сторонник твоей политики в Париже, – напомнил рефаит. – Ответ – куратор. Похоже, Сиротка – твой страстный поклонник. Любопытно. – С чего ты взял, что им известно про Второй Шиол? – Великие герцоги наверняка в курсе, как проникнуть в Версаль. Помнишь украшение Королевы Нищих? – Его трудно забыть. Стырить бы такое! – Сомневаюсь, что это бижутерия. Если не ошибаюсь, вещица принадлежала кое-кому из обитателей Версаля. – Арктур выдержал эффектную паузу. – Марии-Антуанетте. Я вытаращила глаза. В Синдикате строго-настрого запрещалось произносить вслух имена казненных монархов. – Ее отправили на гильотину, драгоценности наверняка украли, а потом «отмыли» по своим каналам. Ну и где тут связь между герцогами и доступом в Версаль? – покачала я головой. – Тебе нужны доказательства – изволь. Люстра в пещере была из чистого серебра, точно такая же некогда украшала Зеркальную галерею Версаля. Полагаю, ты не обратила внимания на другие сокровища. Арфа. Мраморный, позолоченного дерева геридон. Фарфоровая шкатулка, – перечислял Арктур. – Думаешь, великие герцоги периодически шакалят среди руин? – Скорее всего. А чтобы свободно перемещаться по городу, необходим секретный ход. Вряд ли Дряхлый Сиротка отставал от товарищей, следовательно, странники посвящены во многие его тайны. Я побеседовал с Катель, и она призналась, что Мелюзина – одна из них. А Мелюзина кремень. Кто бы мог подумать! – Нужно обязательно с ними переговорить, – заявила я. – Раз ты такой эксперт по криминальному миру, вот и организуй нам встречу. – Непременно, сразу после визита Кордье и Дюко. Подозреваю, они захотят увидеть нас обоих. Потекли часы ожидания. Арктур запек для меня лосось с чечевицей. После стольких дней на голодном пайке я думала, что смету все подчистую, однако аппетит снова пропал. Самый лакомый кусок не лез в горло. Пришлось ограничиться ломтиком хлеба. Арктур включил вечерние новости. Глава легионеров уверял, что тревога была учебная. Беспокоиться не о чем. Я проглотила кусочек тоста и закашлялась. Менар, скорее всего, рвет и мечет. Только бы его гнев не обрушился на Кэда! Хоть он и не сумел смягчить сурового тирана, но впечатление производил приятное. Ну а о вкусах не спорят. После выпуска местных новостей на экране возникла Скарлет Берниш. Она поприветствовала вновь примкнувших к империи Сайена, пока на заднем плане мелькали кадры с образцово показательными солдатами. Далее Уивер произнес речь, адресованную Пилар Бругес Оливенсье, премьер-министру Испании. Верховный инквизитор призывал ее отречься от короля Эстебана и капитулировать: «Вы предпочтете биться за корону или спасти страну от кровопролития?» Берниш подхватила эстафету и пустилась в рассуждения о гордыне, эгоизме и властолюбии монархов. Посмотришь на нее – ревностная служительница Якоря. Ни малейшей трещины на фасаде преданности. Мне так и не представился случай поблагодарить ее за вмешательство. И вряд ли представится. Король Эстебан обречен. Республиканца вроде Даниэлы Гонсалвес можно обтесать до верховного инквизитора, но монарха нет, никогда. Король всегда останется королем. А Нашира не терпит конкуренции. Тело пылало под сорочкой. Между приступами я засыпала, вздрагивала, кашляла. Когда внизу хлопнула дверь, Арктур разбудил меня легким колебанием пуповины. От слабости конечности не повиновались. Опираясь на руку Арктура, я приняла сидячее положение и попыталась выдавить «спасибо», но дыхание перехватило от боли. Даже глотать было пыткой. Кордье первой вошла в гостиную и ослепительно улыбнулась Арктуру. Сегодня на ней была блузка из кремового шелка, заправленная в юбку с высокой талией, и лодочки с крохотными, в крапинку бантиками. – И снова здравствуйте! – обратилась она к Арктуру. Рефаит кивнул в ответ. – Кордье, будь любезна, осмотри Флору, – скомандовала Дюко, появляясь на пороге. Элеонора перестала улыбаться и направилась ко мне: – Флора. – Она повернула меня к свету. – Да ты вся горишь. А эти кровоподтеки… – Пальцы осторожно исследовали мой лоб. – Давно у тебя температура? – С прошлой ночи, – ответил за меня Арктур, пока я тряслась и клацала зубами. Кордье возилась с чемоданчиком, тем временем Дюко, в черном, наглухо застегнутом пальто и блестящих сапогах на шпильке, опустилась в кресло. – Флора, отрадно видеть вас с приспешником целыми и невредимыми после этого… хм… досадного инцидента. – Ее смоляные локоны ниспадали тугими завитками. – Понимаю, ты нездорова, однако у меня к тебе… – Изор! – цыкнула Кордье. – Угомонись. Она не в состоянии дышать, не то что разговаривать. Дюко хотела было возмутиться, но ее порыв заглушил очередной приступ душераздирающего кашля. Она оскорбленно поджала губы. – Надо снять рубашку. – Кордье вновь сосредоточилась на мне. – Выставить этих двоих за дверь? Дрожа в ознобе, я помотала головой. Арктур видел меня полуголой, а Дюко, скорее всего, нет дела до моей наготы. Я стянула сорочку и прикрыла грудь ладонями. Последние двенадцать лет меня осматривал только Ник. Кордье измерила мне температуру, простучала легкие, нацепила на указательный палец уже знакомый прибор и взяла две пробы крови. Потом прислонила к груди портативный сканер, мгновенно выплюнувший монохромный снимок. Кордье поднесла его к свету и нахмурилась. – Ну? – торопила ее Дюко. Кордье шумно выдохнула через нос. – Плевральный выпот, – припечатала она. – Необходимо исключить эмпиему. – (Дюко при этом схватилась за голову, словно у нее разыгралась мигрень.) – Угораздило вас отправить ее на задание без медосмотра! Странно, как она вообще ходит, не говоря уже… – Плевральный выпот, – шептала я, корчась от боли. – Что это еще за зверь? – Обильное скопление жидкости в легких, – расшифровала Дюко. – В твоем случае одностороннее, вся жидкость скопилась в правом легком. Учитывая симптомы и анамнез, полагаю, налицо осложнение пневмонии, спровоцированное попаданием инородной субстанции в респираторный тракт. Во время процедуры Арктур деликатно отводил глаза, но сейчас наши взгляды встретились. – Водная доска, – произнесла я одними губами. – Весьма вероятно. Если ты хлебнула рвоты или вода проникла в легкие, это могло вызвать заражение, – пояснила Кордье. – Особенно если вода была неочищенной. Кроме того, у тебя обезвоживание. Ее голос звучал как будто издалека. В ушах стояли мои собственные душераздирающие вопли. На языке ощущалась влага. Оказывается, жуткие воспоминания – не единственное, что я вынесла из каземата. В придачу к ним внутри меня зрел еще один «сувенир». Кордье стиснула мой локоть, возвращая меня к реальности. – Пейдж, тебя больше ничего не беспокоит? Я машинально схватилась за ребра не в силах полностью стряхнуть оцепенение. – В прошлом году я сломала запястье, – буркнула я, натягивая рубашку. – Периодически дает о себе знать. Кордье закатала мне рукав, аккуратно прощупала кости и только потом взялась за сканер. Терпеть не могу, когда до меня дотрагиваются посторонние, однако профессионализм Кордье располагал к себе. Она разговаривала очень спокойно, голос ровный и безмятежный, как поверхность бассейна. – Перелом ладьевидной кости, – резюмировала Элеонора. – Эта кость всегда заживает медленно. Неудачное падение? Я кивнула. – Сайен в курсе этой травмы, – вклинилась Дюко. – Гипс непременно навлечет подозрения. Кордье бросила на нее негодующий взгляд и снова надавила на запястье. На сей раз мне стоило больших трудов не вздрогнуть. – Зафиксировать нужно, – безапелляционно заявила Элеонора. – Такие переломы чреваты осложнениями. – Она порылась в чемоданчике. – Временная шина подойдет. А перед заданием ее можно будет снять. Дюко пожевала губу. Расценив ее молчание как согласие, Кордье принялась за работу, между тонко выщипанными бровями залегла складка. Вскоре у меня на руке красовалось подобие перчатки без пальцев. Я на пробу сжала кулак. – Ну вот. По возможности не снимай. – Кордье заправила за уши выбившиеся пряди. – В другой ячейке есть специалист по пострадавшим от водной доски. Он снабдит меня всем необходимым для лечения эффузии. – Она поднялась и расправила юбку. – Вернусь через пару часов. До тех пор отдыхай. И постарайся лежать на правом боку, это притупит боль.